Он вошел в свою каюту, пропуская вперед Басаргина.
Было слышно, как загудела палуба от топота. Сквозь стенки каюты доносились голоса пробудившейся команды. Покрикивал боцман, щедро перемежая приказания матерщиной.
— Нас подождете на острове, — сказал Басаргин, за-жигая спичку и поднося ее к свече. В каюту только-только начинало заглядывать утро и еще ничего не было видно... Остолопов дунул на спичку, сказал:
— Потушите. Идемте на шканцы...
Выстроившаяся в два ряда команда, встретила своего капитана сопением и позевотой. Остолопов поздоровался с моряками, коротко бросил:
— Через час снимаемся... Марсовые, к вантам!
Матросский строй мигом расчленился и рассыпался. Моряки полезли, как муравьи, по вант-трапам. Остолопов взглянул на мачты и спустился на Причал за Басаргиным...
— Ждать вашего отплытия не стану, — сказал Басаргин. — Ни к чему навлекать подозрение. С богом .. — Он повернулся и зашагал к воротам. Остолопов цвиркнул слюну сквозь зубы и опять поднялся на палубу:
— Пошел по марсам!
— Пошел по реям! — вновь сердито прокричал он через некоторое время.
Быстро наступающее летнее утро обнажило ползающих над палубой матросов. Они лихорадочно разбирали паруса. Белые полотнища разворачивались, издавая громкий шелест. Казалось, какое-то сказочное существо расправляет крылья, собираясь взлететь...
На восходе солнца шкоут снялся с якоря и пошел по синей глади залива, взяв курс на юг.
Офицеры штаба приехали в Баку вечером. Останови-лись в Троицком пехотном полку. Фуры поставили на полковом дворе, денщиков отослали ночевать в казарму. Сами заночевали у плац-майора в гостиной. Утром пришел командир корвета, пригласил прибывших господ на корабль.
Моряки встретили их с радушием.
Басаргин ввел офицеров в кают-компанию — просторное помещение, посреди которого стоял длинный стол. Сбоку громоздился шкаф с книгами, на другой боковой стене — большая географическая карта.
Муравьев сразу подошел к карте, стал осматривать Восточный берег Каспия.
— Карта Ладыженского, — сказал он скептически. — Говорят, с очень неточными координатами. — Он взглянул на Басаргина. Капитан корвета пожал плечами, усмехнулся.
— Мы уже внесли свои поправки...
— Вы бывали на том берегу? — спросил Пономарев.
— Нет-с, не бывал...
— А место, где причаливать будем, знаете?
— Разумеется...— Басаргин подошел вплотную к карте и ткнул пальцем. — Вот — Белый Бугор. Тут — кочевье Кията...
— Кият, говоришь? — Пономарев встрепенулся. — Это не тот, Что в тринадцатом в Гулистан к Ртищеву ездил, за помощью?
— Он самый, — подтвердил командир корвета.
— Когда его последний раз видели?— спросил Пономарев.
— Я-то вовсе его не видел, — сказал Басаргин. — Слышал о нем от других. Говорят, живет на Белом Бугре...
— Толковый туркменец, — проговорил Пономарев, окинув господ довольным взглядом.— Если его разыщем — считай полдела сделано. Он меня еще тогда к себе в гости приглашал...
Офицеры с почтительным вниманием выслушали Пономарева, согласились что надо непременно отыскать Кията, и вышли на палубу. Здесь уже свершилась некая перемена: у грот-мачты виднелся стол и возле него хлопотал корабельный кок с двумя матросами, расставляя бутылки и тарелки с закуской.
Началась томаша. Пили за приезд Пономарева и Муравьева, за отплытие, за моряков, за капитана корвета. В самый разгар попойки от берега отчалил бриг «Гашим» купца Мир-Багирова. Никто не обратил на него внимания. Только Басаргин стоя у борта и пьяно раскачиваясь, перекрестился и опять вернулся к столу. На радостях он объявил, что флотские офицеры хотели бы показать господину майору и гвардии капитану маневренность корабля и бой его коронад.
— Восемнадцать коронад! — заплетающимся языком хвастался Басаргин. — Восемнадцать... И четыре фальконета... Как дам — и Баку не будет!
— Завтра, завтра, — отмахивался Пономарев. — Сегодня некогда. — Он был покрепче многих других и еще не опьянел.
— Завтра я отслужу вам обедню, — обещал, обнимая Пономарева, корабельный священник, батюшка Тимофей. — Помолимся, потом стреляй в кого хошь...
Подвыпившие офицеры Формицин, Иванов и Линицкий, считая, что дальше пребывать за столом весьма опасно — можно упиться до чертиков, незаметно сбежали на причал и, хохоча, двинулись к портовым воротам. У входа на набережную им повстречалась Люсенька.
— Господа, не скажете, где шкоут? — спросила она и пояснила смущенно:— Мне нужен лейтенант Остолопов...
— Так он же уплыл на Сару!— удивленно сообщил Формицин. — На рассвете еще, когда все спали. — Моряки, взявшись под руки, ринулись в ворота.
Люсенька смотрела на стоявшие у причала корабли и ничего не могла понять. В голове не укладывалось — почему Аполлон Федорович не зашел проститься.
Корабль Багир-бека благополучно достиг острова Сара, принял со шкоута муку и, следуя вдоль персидских берегов, при сильном попутном ветре вошел в Астрабадский залив. Якорь был брошен ночью.
Бек проснулся от неистового отдаленного лая собак. Вышел на палубу. Вдали виднелись Астрабадские горы, покрытые густым лесом. Горная цепь подковой огибала за лив. В предрассветной дымке едва угадывались селения — далеко-далеко над лесом тянулись к небу синие столбики дыма.
Собаки лаяли на бриг. Они были приучены встречать каждый корабль, каждую лодку громким лаем: Астрабадский залив был знаменит ночными разбоями и поэтому берега его постоянно охранялись.
Каждая персидская деревенька содержала сторожей-гявдаров (Гявдары — так в ту пору в этих краях называли цыган). Они жили в шатрах по всему берегу. Днем гявдары спали или предавались веселью. Но и тогда несколько человек сидели на верхушках деревьев, следили за морем. Стоило в заливе появиться хотя бы маленькой лодке, сразу поднималась тревога. Ночью гявдары ходили по берегу с собаками.
Сейчас только-только рассвело, и гявдары, убедившись, что в заливе остановился давно знакомый персам бриг «Гашим», уводили собак. Было видно как шли они в широкополых шляпах, сдерживая впереди бегущих псов.
В желтом аба (Аба — арабский плащ без рукавов, из верблюжьей шерсти) и черной папахе, заложив руки за спину, бек смотрел на берег. Перед ним лежали родные места. Здесь он родился. Отсюда ушел в Ленгеруд и сказочно разбогател. А потом купил у астрабадского хакима этот залив, со всеми тридцатью двумя речками.
Бек и теперь бы служил персидскому владыке, если б Фетх-Али-шах не проиграл войну России. Но, неисповедимы пути аллаха — чему быть, того не миновать: море почти целиком стало русским, стал русским подданным и Багир-бек. Не мог же он потерять рыбные култуки, заплатив за них тысячи тюменов чистым золотом! Выгодно это было и шахским властям, так как рыбными култуками в заливе пользовался русский подданный, но деньги за аренду текли в шахскую казну...
На персидских берегах, особенно в Астрабадском заливе, Багир-бека встречали как своего близкого. Он привозил множество российских товаров, снабжал хакима шпионскими сведениями о России, а уезжал назад, в Баку, с полными трюмами красной рыбы. Ничего не омрачало вольготную жизнь купца, кроме дерзких поползновений Кията— -отвоевать исконно туркменские култуки Гургена и Атрека. И сейчас, прибыв в залив, бек страшился, что с приходом на восточный берег русских судов, возникнут неприятные осложнения.
Багир-бек смотрел на зеленый лесистый берег и не слышал, как сзади к нему подошел капитан брига, Амин-хан. Он был в черной форме, какую носили русские военные моряки, только без погон. Черная кучерявая борода делала его похожим на индуса. И глаза большие, черные, с голубоватыми белками заставляли думать, что он чистый индус.
— Дженабе-вели, — сказал Амин-хан. — Смею вам доложить, что ночью мной был встречен разбитый туркменский киржим (Киржим — туркменская плоскодонная парусная лодка) с тремя рыбаками. Людей мы подняли на борт, сейчас они в трюме...
— Чьи они?— с любопытством спросил бек.
— Кията...
Багир-бек хмыкнул и растерянно затоптался на месте. «Еще не успел сойти на берег, а уже собака-Кият о себе знать дает! Не дурное ли это предзнаменование?»
— Ночью был сильный ветер, — начал пояснять Амин-хан. — Мы никак не могли попасть в залив. Вдобавок, темнота мешала. И вдруг увидели огонь в стороне. Думали, маяк на косе. Я повел бриг на огонь. Оказалось — это не маяк, а разбитый киржим и люди с факелами. Они и спасли нас. Не будь их — мы проскочили бы мимо Потемкинской косы и не попали бы в залив...
— Приведи их сюда, — коротко сказал бек и повел глазами, как голодный кот.
Трое в холщовых белых рубахах и штанах — джуль-бар — по медвежьи пошатываясь, подошли к беку и остановились. Багир-бек. покрутил ус, спросил со слащавой улыбкой:
