— Возьмите на дорогу… Здесь тридцать рублей. Мы с Яшкой для вас собрали. Золото — оно везде золото. Бери!
— Нет, нет, Андрей, — замахал руками Али. — Вы сами в нужде живете. Разве можно?
— Бери, мы остаемся дома. И как-нибудь перебьемся. Мачигу дашь рублей пять. Бери, не обижай.
Али взял узелок и спрятал его в карман бешмета. И Корней тоже протягивал что-то Мовле.
— Вот, нес для Али, — говорил он. — Я же не думал, что и ты поедешь. Держи, здесь пятнадцать рублей.
— Оказывается, ты богач, Корней, — засмеялся Мовла. — А как же твоя Маруся и детишки? Тебе же их кормить!
— Ничего, на хлеб хватит. А я не сегодня, так завтра снова буду иметь эти деньги. Черт возьми! А кому же я теперь буду сбывать свой товар?
— Гони в Беной, к Далхе. Ну, попрощаемся!
Грустными были эти минуты.
— Боже ты мой, — говорил Яков. Голос его срывался, а губы дрожали. — Как же так?.. Зачем?..
Маккал хлопнул его по спине ладонью.
— Держись, Яшка! Мужчины слез не льют.
— Господи, люди добрые, да вы же родину свою покидаете…
— А разве ты и Васал не покинули родину? Но ведь живы, слава Богу, Бог поможет и нам.
Яков замотал головой:
— Совсем не то, дядя Маккал, совсем не то. Тут русские везде проживают. А вы — на чужбину, где чеченов нет. К чужим людям.
Прощайте! Арзу и вы, дядя Мачиг, не поминайте лихом!..
Яков отвернулся…
Арзу первым вскочил на коня. Его примеру последовали остальные.
— Братья и сестры! — во весь голос крикнул Арзу, подняв руку и делая всем знак остановиться. — Дальше нас не провожайте.
Лишь Ахмед, Янарка, Абкар, Солта, Султи и Сулим поедут с нами до Буру-Калы. Они вернутся и расскажут вам о начале нашего пути. По возможности будем извещать вас обо всем. Но прошу, пока не получите от нас вестей, не покидайте аул, не срывайтесь с места. Если все, действительно, обернется хорошо, то мы непременно сообщим вам. О нас же не беспокойтесь. Не столь далекая страна Хонкар. Не горюйте, это нам не к лицу.
Пусть хоть все муки ада низвергнутся на нас, но мы должны оставаться мужчинами, достойными славы предков, что следят за нами из могил. Маккал, скажи и ты свое слово людям.
Маккал тронул пятками гнедого коня и въехал в середину людского круга. С минуту помолчал, окидывая взглядом родные места, а потом неожиданно запел:
Ва-а-а!
Горького детства чашу испившие с нами,
Войны прошедшие пламенный бег,
И горе, и радость делившие с нами,
Братья и сестры, прощайте навек!
Ва-а-а!
Бездомных нас теплом согревала,
Терпевшим голод пищу нам дала.
Удобрена ты нашей кровью алой,
Прощай навек, отцовская земля!
Ва-а-а!
Вы воспитали нас, родные горы.
И закалили в тучах грозовых.
Уходим мы, но судьбам не покорны -
Мы не забудем вас в краях чужих…
Повозка уже съезжала к речке Мичик, когда Кюри, пристроившийся сзади, сквозь скрип колес и стук их о камни различил дробный топот копыт. Оглянувшись, он увидел всадника, в котором тотчас узнал своего друга Алибека, сына Олдама из Симсира. Под ним был белый в яблоках конь. Где-то далеко позади мчались и другие товарищи по военной учебе. Его ровесники. Поравнявшись с повозкой Мачига, Алибек на полном скаку спрыгнул с коня.
— Алибек! — радостно вскрикнул Кюри, соскакивая с арбы и бросаясь к другу.
Алибек обнял Кюри.
— Ты хотел уехать, не попрощавшись со мной? Я как услышал о проводах, немедленно вскочил на коня и вот… я здесь…
— Что ты… Зачем?
— Значит, уезжаешь?
— Такова воля отца, — Кюри вздохнул.
— А вот и мы! — закричал подъехавший вместе с остальными товарищами Кайсар. — Уезжаешь?
— Да, Кайсар, еду.
— Быстро мы тебя догнали. А то ведь готовились скакать до самой Хонкары.
— Спасибо вам, друзья, — серьезно, по-взрослому произнес Кюри.-
Нелегко мне расставаться с вами… Алибек, я не забуду нашей клятвы. Устроимся там, и я вернусь. Мы вновь будем все вместе. — Кюри смутился от своего порыва и опустил голову.
Алибек пристально смотрел на Кюри, как будто видел его впервые. Да так оно и было. Собственно, только сейчас он заметил, как бедно одет его друг. "И он приезжал в горы… — мелькнула мысль. — А конь-то был чужой".
— Выше голову, Кюри! — хлопнув друга по плечу, бодро вскричал Алибек. — Конахи, как волки, рыщут по белому свету, дома же сидят только женщины. Поезжай. Там ты научишься многому, только горы наши не забывай. И честь нашего народа держи высоко. Ведь говорят, что горцы у турок в почете. Поступай к ним на службу, не упускай такой возможности. Научишься военному делу, а нам в скором времени это очень пригодится.
Отцы разуверились и принялись за молитвы. Но молитвами не завоевать свободы. Мы докажем, что в нас течет все та же горячая кровь предков. Мы же с тобой об этом говорили, помнишь?
Кюри согласно кивнул.
— Постарайся попасть в военную школу. Ты Хаджи-Юсуфа помнишь?
Так вот, он получил военное образование в Истамбуле. Строил имаму крепости, привел в порядок его войско. А Бота, хотя и изменил, но поначалу был правой рукой Шамиля. Нам нужны такие офицеры, как Берс, — преданные, образованные, но отчаянные и готовые на смерть за святое дело. Поэтому учись! — Алибек свистнул, и его конь, щипавший траву, подняв голову, подбежал к молодому хозяину. Алибек обнял его за шею, потерся щекой о горячую морду, потрепал его влажные губы и что-то шепнул ему на ухо. Потом подвел коня к Кюри: — Попроси жизнь — я отдам.
Но тебе моя жизнь не нужна. Этого коня я люблю больше жизни.
И дарю его тебе! Держи повод, Кюри.
Кюри даже покачнулся. Такого коня! Не сошел ли с ума его друг? — Алибек…
— Держи, держи, Кюри, — настаивал Алибек.
— Ни за что!
— Да перестань ты в самом деле!
— Я… Я… не могу…
— Почему?
— Другого такого ведь во всей Чечне не сыщешь.
— Ну и что?
— Слишком дорогой подарок.
— Но ты же мой друг…
— Ты сам не сможешь жить без него. И конь тебя любит.
— Вот потому и бери. Как ты явишься к туркам? В каком виде?
— Не возьму, Алибек.
Алибек обиделся:
— Кюри, ради всего святого, ради нашего дела, которому мы поклялись, не обижай меня!
— Остопиралла. Не говори так…
Вмешался Кайсар:
— Скажи, Кюри, а разве ты на месте Алибека не поступил бы так же?
— Ну… хорошо… Спасибо…
Кайсар расстегнул на себе тонкий ремень и вместе с кинжалом в серебряных ножнах подал его Кюри.
— Вот, а это пусть будет и от меня память.
— Друзья, ей-богу…
— Ладно, ладно… А теперь обнимемся на прощанье.
Кюри вскочил на коня. Почуяв чужого седока, конь захрипел, взвился на дыбы, потом взбрыкнул и неожиданно понес… Кюри не растерялся и полностью отпустил поводья. Сделав круг, конь вернулся обратно и остановился, роняя с губ пену.
— Ничего, Серый! Все в порядке. Терпи! — Алибек потрепал его холку, затем оттолкнул и взобрался на круп коня Кайсара.
— Кюри, скорее уезжай! — крикнул Алибек. — Ты же, Кайсар, спой!
Кайсар не заставил себя упрашивать:
Мы родились той ночью,
Когда щенилась волчица,
А имя нам дали утром
Под барса рев заревой.
А выросли мы на камне,
Где ветер в сердце стучится,
Где снег нависает смертью
Над бедной головой…
Еще не окрепшие юношеские голоса подхватили:
Но поля там ты не встретишь,
Не будешь овец пасти ты,
Мы дрались с врагами жестоко,
Нас не одолели враги.
Как ястреба перья, уступы
Рыжеют, кровью покрыты,
Мы камни на них уронили.
Но честь уронить нам нельзя.
Возможно, со стороны они выглядели немного наивными, бессознательно повторяя действия старших. Возможно. Но и в пылу мальчишеской запальчивости, подражательства они были искренни. И угадывался в них характер будущих воинов.
…И мы никогда не сдадимся,
Накинем ветер, как бурку,
Постелью возьмем мы камни,
