Недалеко от них – цепь полицейских. Два верховых казака караулили въезд на Малую Садовую.
Я так и не успел вспомнить, где видел эту парочку, ибо в двух шагах появилась Сонечка. В прелестной коротенькой шубке, совсем похожая на девочку, она шла, нервно теребя батистовый платочек… Увидев меня, мило улыбнулась.
– Пришли посмотреть представление! Как-то непривычно видеть вас не в экипаже. Не хотите ли сопроводить меня? Я вам кое-что покажу любопытное.
И взяла под руку. Мы свернули на Малую Садовую…
Шел первый час пополудни.
Подошли к тому дому, через подворотню вошли во двор. В полуподвальное окно был виден человек, сидящий у стола. Я его узнал, я видел его в Липецке – грубое круглое лицо мастерового резко выделялось на фоне породистых тонких дворянских лиц.
– Видите, это наш Фроленко… преспокойно завтракает, – и она весело расхохоталась.
Действительно, перед ним стояла бутылка вина, он уплетал бутерброд.
– Через полчаса соединит шнур и погибнет под развалинами этой лавки.
Вот что такое бесстрашие! Будет ли когда-нибудь написана правда об этих героях?
У нее горели глаза… Она по-прежнему опиралась на мою руку, и я чувствовал её маленькое тело.
– Где-то в два с небольшим все будет кончено… Уже вечером начнутся беспорядки, которые перетекут в восстание… Тяжелый кошмар, висевший над Россией, прервется. Сколько жизней отдала молодая Россия, чтоб увидеть этот день! Спать хочется чертовски. Сегодня не спали всю ночь, а утром устанавливали мину. – И добавила, смешно сморщив упрямый лобик: – Ничего, выспимся после Революции… Вы помните? Сразу после казни тирана я буду ждать вас в кондитерской Беранже, – засмеялась. – Обожаю сладкое! Отпразднуем.
Все это было странно, неправдоподобно бытово… Девочка в шубке весело рассуждала об убийстве царя, будущий самоубийца Фроленко с утренним аппетитом уплетал свою колбасу, как-то насмешливо поглядывая: дескать, у вас заботы, а у меня уже никаких, я уж попрощался с ними… я уже на пути туда!
Мы вернулись к Невскому.
На выезде с Садовой конные жандармы переговаривались, один что-то рассказывал товарищу, оба они смеялись.
– А как он поедет – застывшими мумиями станут на конях… Знаешь, Андрюша (Желябов) мечтал: если взрывом царя не убьет, нужно броситься к карете – и зарезать его ножом… Ну ладно, до свидания. Ты пока пообедай… Мужчины без еды не могут. Даже перед смертью. Вот мы можем… Только советую: обедай подальше отсюда. Здесь все разнесет.
И пошла не оглядываясь.
Я действительно зашел в гостиницу «Европейскую» – там отличный ресторан… Когда я вышел, развод уже окончился. Все было тихо. Я понял, что царь, как и условлено, не поехал через Садовую, а отправился в Зимний через Екатерининский канал…
Деловито проскакали жандармы. Много конных…
Итак, все живы – царь, Фроленко… На этот раз обошлось, слава Богу!
И вдруг я вспомнил! Вспомнил, где видел тех двоих!
Когда уходил из конспиративной квартиры, они в коридоре ждали – шерочка с машерочкой. И сейчас беленький кулечек у одного и портфель у другого… Боже мой! Да это бомбы! Она… обманула! У них бомбы! И они наверняка на Екатерининском канале… с бомбами! И она шла туда!
Проклятие, моей кареты не было (потом узнал – ее заботливо отогнала полиция к самой Лиговке)! Я пошел… побежал на канал!
В садике, разбитом на Михайловской площади, дежурила полиция. Сквозь голые сучья виднелась решетка знаменитого Михайловского дворца…
Я собрался было бежать мимо него, но с облегчением остановился. У колонн дворца на пандусе стоял царский экипаж.
Сани охраны находились поодаль. Однако ни Коха, ни Дворжицкого… Видимо, они с Государем во дворце. Мне не дали даже подойти к решетке.
В последнее время царь, выехав из Манежа, часто останавливался в Михайловском дворце. Навещал кузину и пил у нее чай. Кузина – Великая княгиня Екатерина Михайловна (тезка его второй жены) – была дочерью знаменитой Великой княгини Елены Павловны, сподвижника царя в реформах, и солдафона Великого князя Михаила Павловича. Она пошла в отца – не одобряла реформы и особенно новый брак Государя… Но Государь любил ее мать и часто навещал одинокую кузину.
У пандуса я увидел еще одну карету с охраной…
Как потом узнал, это был экипаж брата царя – Великого князя Михаила Николаевича. Они вдвоем навестили Великую княгиню, чтобы попытаться примирить её с тезкой и будущей Императрицей Екатериной Михайловной.
Полиция тесно стояла вокруг дворца. Никакой надежды пробиться, предупредить…
И я рванулся к каналу. Выбежал на него в четверть третьего… Там было пустынно, и я сразу увидел на горбатом мостике фигурку в шубке… Сонечка! Ждала карету! Я помчался отыскивать полицейских. Метрах в ста маячили двое… Я бросился к ним и в этот миг услышал топот лошадей…
Посмотрел на Сонечку… Она махнула рукой с платочком!
Я обернулся.
Царская карета поворачивала на Екатерининский канал… Я уже различал красное лицо кучера… Тот чуть придержал коней на повороте, лихо повернул. Хлестнул лошадей, и понеслась карета по мостовой. Слева – канал и узенькая полоска тротуара, прилегающего к каналу. Справа – стена сада Михайловского дворца и тротуар вдоль стены сада… Не зная, что делать, я остановился, замахал руками саням, повернувшим вслед за каретой… Дворжицкий подозрительно оглянулся. Но его успокоил жест Коха – он узнал меня и приветственно махнул рукой, решил, что я его снова приветствую. Я так и остался стоять, тупо глядя вперед – на мчавшуюся к гибели карету.
Людей на канале было мало… Какой-то мальчик нес большую корзину с мясом… Еще несколько прохожих… И в этот миг я увидел его.
Белобрысый, щуплый, низенький, совсем юнец, встреченный мною вчера в квартирке… Он быстро шел навстречу карете с тем самым белым кулечком.
Я видел отчетливо его лицо, искаженное страхом, почти плачущее, скорчившееся в невозможную гримасу… Он поднял руку. И швырнул белый узелок – вниз, под копыта мчавшихся лошадей…
Я не был на войне, и меня потрясла беспощадная грубость звука. Нестерпимый грохот! Поднялось облако белого дыма – как на картинках в отцовском кабинете, изображавших Бородинское сражение… Грязные комья полетели в меня. Дым рассеялся. Царская карета успела проскочить. Бомба разорвалась сзади, и карета остановилась с разбитой задней стенкой – лохмотья кожи висели над задними колесами.
Один из верховых казаков лежал недвижный позади нее. Под ним медленно растекалось красное пятно – расползалось по грязному снегу. Другой казак, сидевший на козлах возле кучера, смешно, нелепо хватался за воздух. И кучер придерживал его…
Впереди меня на булыжниках мостовой с истошным криком бился мальчик, поодаль валялась опрокинутая корзина. Куски мяса разбросало по мостовой… Наконец мальчик издал какой-то нечеловеческий крик и затих…
Поодаль сидел на тротуаре раненый прохожий, вдалеке полз на локтях по булыжникам городовой с перебитыми ногами…
С нелепым тонким криком «Держи изверга!» тот самый, молоденький, бросивший в карету кулечек, рванулся прочь… Но хитрость не помогла, за ним уже гнались прохожие. Я увидел, как у Конюшенного моста рабочий, что-то чинивший, ловко метнул ему под ноги свой лом. И молоденький, по-женски взвизгнув, упал как подкошенный. На него набросились – бить. Но Кох прибежал вовремя. Растолкал нападавших и молча, жестоко вывернул руки юнцу. Посадил его на корточки, сапогом пригнул его голову к земле… В это время подоспевший полицейский ловко обшарил его одежду и, как фокусник, достал, подбросил вверх и поймал пистолет и офицерский флотский кортик… И тут прижатый к земле молоденький крикнул кому-то в толпу:
– Передай старику – меня схватили!
Тогда я вспомнил про мостик. Я оглянулся, но Сонечки там уже не было.
В это время спешившийся у царской кареты казак перешагнул через убитого товарища, протянул руку к дверце кареты. Оттуда, опершись на него, вышел Государь.
В красной фуражке, в шинели с бобровым воротником, в золотых эполетах – высок, прям, гвардейская выправка – последний красавец-царь Романовской династии.
Полковник Дворжицкий, выскочивший из саней, бросился к царю. Император, будто не замечая его, широко перекрестился.
– Ваше Величество, вы не ранены? – спросил Дворжицкий.
– Слава Богу! А вот они… – Он показал на мертвого казака и затихшего мальчика.
Государь молча пошел вдоль канала…
Было скользко на булыжной мостовой. Дневное солнце чуть растопило снег. Но сейчас солнце ушло за тучи, стало мрачно и пасмурно. Сильный холодный ветер подморозил булыжник. И Государь, высокий, грузный, поскользнулся. Дворжицкий поддержал за руку… Император выдернул руку и пошел дальше вдоль канала. Дворжицкий следовал за ним, причитая:
