доставая кувшин. — Вино из Навкратиса... Надеюсь, не испортилось на жаре, я его всю дорогу держал в ведре с речной водой.
— Ого... довольно промычал жрец, смакуя напиток. — По вкусу напоминает наше, египетское.
— Так Навкратис — в Египте, — усмехнулся кариец.
— Будешь? — Амони протянул кувшин Мису.
Тот отодвинул его руку в сторону:
— Нет, не хочу... Мне бы пива.
— У меня есть немного в погребе. Сейчас принесу...
Когда Амони уже засыпал, обнимая Миса, он сонным голосом спросил:
— А что у тебя с рукой?
— Так... Ничего страшного. Лампу опрокинул... Надо просто подержать на ожоге лекарство.
— Пахнет вкусно, — прошептал жрец. — Или это твоя кожа...
Амони зарылся лицом в волосы на груди карийца, блаженно закрыв глаза. Когда он задышал ровно и спокойно, Мис нашарил в котомке уджат. Терракотовый амулет накрыл пах египтянина, источая невидимую глазом, но неотвратимую мощь...
Амони проснулся как от толчка. Теплый ночной ветер шуршал под окном листьями. В ушах звенело, сердце сжималось от необъяснимой тоски, кожа покрылась испариной.
«Откуда это здесь?» — подумал он, подбирая с циновки «Око Хора».
Рядом никого не было. Внезапно перед ним встал образ карийца — высокий лоб в обрамлении черных кудрей, шелковистая борода, широкие плечи над узкой талией, сводящий с ума запах мускуса под мышками.
Жрец вспомнил тонкие сильные пальцы, теплую щеку любимого у его щеки, умелые губы, трепетный, но такой настойчивый язык...
— Мис... — прошептал он. — Кто ты? И зачем ты мне встретился?
На усеянном звездами животе богини Нут желтым пупком блестела луна. Едва различимые облака на мгновение затуманили огромный ущербный диск и сразу пропали, будто Хор решил моргнуть, утомившись следить за Египтом с высоты ночного неба.
Амони закрыл глаза от сладкой боли. Демоны безответной любви впивались в него зубами, доводя до мучительной неги и заставляя пах набухать кровью, а сердце биться так отчаянно, как бьется в силке пойманная птица...
Такое случилось с ним впервые. Весь последующий день Мис не выходил у него из головы. Он долго ждал карийца в условленном месте, и когда тот, наконец, появился, в животе у жреца запорхали бабочки.
— Мне нужна твоя помощь, — смущенно проговорил Мис, когда оба восторженно созерцали закат на циновке под навесом, сплетя пальцы.
В тени было безветренно, поэтому аромат жасмина окутал любовников невидимым благоухающим покрывалом.
— Слушаю, — Амони не мог отвести от карийца зачарованного взгляда.
— Ну... У тебя ведь есть ключи от кладовых?
— Да... Только там нет ничего интересного. Мука, пиво, свечи, благовония...
— А где хранятся ритуальные атрибуты?
— На складе священной утвари... Но ключи от него есть только у жреца ит-нечер.
— Мне нужна реликвия эллинов, которую привезли из Дафн... Сфагион — чаша для сбора жертвенной крови. Очень... — положив ладонь на бедро египтянина, Мис вкрадчивым голосом спросил: — Достанешь?
— Зачем тебе? — удивился Амони. -— Ты же не эллин.
— Нет, — согласился Мис, — я кариец... Но должен выполнить просьбу эллина.
Жрец глубоко задышал и прикрыл веки. У него кружилась голова от близости сердечного друга, руки дрожали, дыханье перехватило. Он даже не помнил, что ответил.
А потом была новая ночь — мутная от выпитого вина, бесконечная, безумная...
Когда ит-нечер направился в банный флигель, Амони незаметно двинулся следом. Выждав для верности некоторое время, он толкнул тяжелую дверь. В предбаннике было душно, пахло потом, содовым раствором и можжевельником.
В углу мокрой грудой лежали отработанные веники. На каменной плите возле стены высились три кучи — золы, песка и натрона. Из каждой торчал костяной совок.
Раб добросовестно подметал дорожку в парилку пучком пальмовых листьев. С крюков на стене свисала жреческая одежда, краями закрывая влажную поверхность скамьи.
Кувшины хесмени с носиком отсвечивали надраенной до тусклого блеска медью. Сложенные стопкой глиняные тазики шау-ти сулили прохладу ритуального очищения. Намокшие опилки на полу предбанника после щебневых дворов и выщербленных плит храма казались мягким ковром.
Амони быстро заглянул в парилку. Во влажном тумане замерли фигуры. Одни жрецы грузно лежали на мраморных скамьях. Другие поливали голову водой из кувшина, погрузив ступни в таз. Среди плеска воды и довольного утробного фырканья, слабо доносились звуки разговора.
Да, ит-нечер здесь. Вон его толстое тело дюгонем распласталось на скамье, в то время как раб охаживает спину и ноги жреца веником. Амони начал неторопливо раздеваться.
Зацепив позднего посетителя равнодушным взглядом, уборщик потащил кожаное ведро с мусором наружу. Стоило входной двери хлопнуть, как жрец рванулся к крюкам с одеждой. Вот и связка ключей — висит на кольце из медной проволоки под мятой схенти.
Еще несколько мгновений — и нужный ключ оставил отчетливый отпечаток в комке сырой глины. Амони повесил связку на место, быстро оделся, а затем со скучающим видом вышел из предбанника...
От Северного портала храма Амона-Ра Сат-Хатор направилась к часовне Мертсегер, богини-хранительницы фиванского некрополя. Приоткрыв дверь, она увидела в полутемном зале стол для мумификации и рядом с ним двух занятых работой бальзамировщиков.
Тогда она бегло осмотрела сквозь щель все помещение. Над столом возвышалась статуя Мертсегер с коброй вместо головы. Тварь расправила капюшон и оскалила пасть, уставившись перед собой яростным взглядом, словно хотела прогнать злых духов Дуата.
Под цоколем приютился раскрашенный сюжетами загробной жизни глиняный ящик с канопами. Гроб из дорогого ливанского
