с эллином Геродотом.
Пламя свечи дрогнуло, как будто по часовне прошелся сквозняк.
Сат-Хатор склонилась над мумией:
— Видишь, великие богини Дуата на моей стороне... Будешь ли и ты помогать мне во всех моих делах? Если да, то подай знак согласия.
Бескровное лицо трупа ничего не выражало. Но голова еле заметно шевельнулась вбок, словно тело приняло более удобное положение.
Удовлетворенно кивнув, семет сказала:
— Упокойся с миром, когда я закончу... Пусть сыновья Хора обеспечат сохранность твоим внутренностям. Пусть Исида и Нефтида благосклонно встретят твоих Ба, Ка и Ах на Полях Покоя. Да склонится чаша весов Истины в твою пользу... А теперь помоги мне.
С этими словами Сат-Хатор намочила пентакль в зловонной жидкости, вытекшей из распиленных голеней. Затем подошла к сидящему на полу Амони, одной рукой раскрыла ему рот, а другой запихнула туда мокрую вонючую ткань.
Приказала:
— Глотай!
Кадык жреца дернулся.
Сняв с посоха косу, семет приложила лезвие поочередно к правой кисти и глазам мумии, после чего втиснула длинную втулку в руку Амони:
— Пусть священное железо Нут обретет мощь Аментет... Да возрадуется Сехмет отмщению!
Она снова приказала:
— Встань!
Сат-Хатор помогла Амони подняться. Слегка толкнув в спину, направила к выходу из часовни:
— Спрячь оружие.
Жрец послушно сунул косу под передник схенти.
— Иди и убей Геродота... Завтра Нейт поможет тебе его найти, Серкет направит твою руку. Никто из живущих не остановит посланца Сехмет, а с мертвыми мы договорились... Но, если кто-то посмеет встать у тебя на пути — убей без сожаления... Чаша, которую ты выкрал из кладовой, поможет тебе приблизиться к Геродоту на расстояние удара.
Амони на деревянных ногах вывалился из часовни, прижимая к себе сверток со сфагионом. Постепенно его походка стала тверже, так что из Восточных ворот святилища он вышел уже уверенно, хотя и с неестественно прямой спиной.
Сзади лязгнул засов. В лунном свете статуи сидящих фараонов отбрасывали мрачные тени на дорогу. Амони направился к жреческому кварталу. Добравшись до дома, поднялся по лестнице на крышу.
Его движения были медленными и аккуратными, словно он целенаправленно выполнял чью-то волю. Жрец улегся на тюфяк, уставившись в небо блеклыми, ничего не выражающими глазами...
Тасуэи металась во сне. Перед ней стоял огромный черный пес, который рычал и скалил пасть. Хесит хотела его обойти, но пес не позволял, тоже делая шаг в сторону.
Тогда она побежала. Пес бросился следом. Его глаза злобно горели, шерсть дыбилась на загривке, а с клыков срывалась пена. Спустя мгновение челюсти зверя сомкнулись на лодыжке хесит. Тасуэи закричала... И проснулась.
«Укус собаки — это плохо, — тревожно думала она, пытаясь смахнуть с себя ночное наваждение. — Магия! Бешеная собака означает, что кто-то колдует против меня или моих близких... Но против кого? Родители мертвы, остались только мы с Хети».
Хесит озарило мрачное предчувствие: «Ни я, ни Хети никому не сделали ничего плохого... Кроме того, я нахожусь под защитой Бастет, а Хети — под защитой Нейт... Жертва магии — человек, который молится чужим богам. А каким именно? Геродот! Я люблю галикарнасца, и это значит, что он тоже близкий для меня человек... Нужно его предупредить, пока не поздно».
Тасуэи наскоро помылась и надела свежую одежду. На подводку глаз уже не было времени. Вскоре по колоннаде храма замелькал подол ее белого жреческого каласириса. Ра смотрел ей вслед с неба немигающим желтым глазом.
Подворье чужестранцев встретило жрицу тишиной. Постояльцы еще спали. Лишь изредка на выгульном дворе всхрапывал осел или со стропил хлева доносилось гурчанье проснувшегося голубя.
Хесит мягко тронула галикарнасца за плечо.
Открыв глаза, он улыбнулся:
— Ты?
А когда увидел разметавшихся во сне карийцев, удивленно спросил:
— Почему так рано?
— Мне надо с тобой срочно поговорить, — взволнованно зашептала Тасуэи. — Мне кажется, над тобой нависла беда.
Геродот продолжал спросонья щуриться, не понимая, из-за чего вся эта суматоха.
— Что тебе снилось? — не унималась хесит.
— Да всякое... — начал припоминать галикарнасец. — Помню, иду я по полю. Только не понятно, где — здесь, на Самосе, или в Галикарнасе... Хотя, наверное, здесь, потому что я страуса видел... Впереди высится огромная сикомора...
Тасуэи смотрела на него потерянным взглядом. Ей уже не нравилось то, что он рассказывает. Но она решила дослушать до конца.
Геродот продолжал:
— Так вот... Сел я, значит, на землю под деревом и начал закусывать.
— Чем? — быстро спросила хесит.
— Вялеными фигами... А запивал пивом, только оно мне показалось слишком теплым... И вдруг вижу силуэты вдалеке, как будто люди ко мне приближаются...
— Что? — вдруг спросил он, заметив, как все сильнее мрачнеет лицо любимой.
— Продолжай, — попросила Тасуэи. — Мне нужна полная картина.
Геродот снова заговорил, озабоченный ее волнением:
Вот эти люди ко мне подошли... По одежде вижу, что египтяне. Один из них протягивает мне горшок и говорит: «Многоуважаемый чати, не могли бы вы отсыпать мне и моим друзьям немного фиг? А мы вам за это подарим арфу». А из-за его спины уже высунулась рука с инструментом... И вдруг я чувствую, как у меня... Ну, это...
Он осекся в смущении, потом все-таки закончил:
— Член набухает.
