Мама была недовольна появлением Зои. Иногда она шепотом спрашивала меня: «Кто это?» Когда вспоминала, говорила мне: «Зачем он привез сюда эту гою?» Она вообще не разговаривала с Зоей, что очень раздражало Иосифа, поэтому он кричал на нее еще больше, чем раньше.
Зоя, как всегда, принимала отношение к ней свекрови без протеста. Когда истек срок ее временной визы, она вернулась в Новосибирск, но обещала приехать навсегда. Иосиф пытался уговорить ее остаться, объяснил, что он может устроить ей документы новой репатриантки, на которые она имеет право как жена еврея. Но она упорствовала, утверждая, что ей нужно дать распоряжения о квартире и привезти свои вещи. Не помогали объяснения, что вещи, которые она привезет, будут непригодны здесь, и что в любом случае они стоят меньше, чем билеты на полет туда и обратно. Было в ней этакое тихое упрямство, не поддающееся ломке. То самое упрямство, которое выражалось в многолетнем отказе отвечать на письма Иосифа.
Когда она вернулась с несколькими чемоданами, большая часть их содержимого была выброшена на помойку. Она вынуждена была признать, что Иосиф был прав, возражая против ее поездки. В свою бывшую квартиру она вселила племянницу, дочь ее брата.
Вскоре после приезда Зои на постоянное жительство приехала и Лиля со своей семьей – мужем Сергеем и детьми Леной и Антоном. Иосиф до того разволновался, что получил сердечный приступ, и ему потребовалась срочная операция на сердце. Операция не сделала его здоровым, так как его сердце непоправимо пострадало от первого инфаркта. Все же благодаря операции он прожил еще десять лет.
Было забавно видеть эту светловолосую и голубоглазую семью, такую русскую по своей сути, прибывшую поселиться в государстве евреев. По закону о возвращении они имели право на получение израильского гражданства: Лиля как дочь еврея, Сергей как ее муж, а дети как внуки еврея. В документах они, разумеется, не были записаны евреями. Иосиф был очень озабочен этим: что будет с ними, как устроятся, что будут делать.
На семейном совете было решено, что в первую очередь надо взяться за изучение иврита и подготовку к гиюру [22] . Зоя и Лиля сразу согласились пройти гиюр, но Сергей категорически отверг эту мысль и заявил, что он родился православным и умрет православным, ибо такова вера его отцов. Дети были ошеломлены внезапным изменением в их жизни и вообще не понимали, о чем идет речь. Что касается овладения ивритом, все сошлись на том, что это первоочередная задача и что нужно приступить к ней немедленно. Иосиф обещал помочь им материально, но есть вещи, которые он не мог делать за них – учиться, например.
Мама бродила среди всей этой суматохи как потерянная и только спрашивала, кто все эти гои, которые вдруг завладели домом и отнимают у нее любимого сына.
Иосиф был нетерпелив, он пытался сам учить внуков ивриту, писал для них буквы и каждый день составлял списки слов, которые они должны выучить. Если они не делали этого, он раздражался и кричал, что они никогда не приспособятся к жизни здесь и что из них ничего не выйдет. Я пыталась убедить его, что авралом язык не выучишь, требуется время, но он и слушать не хотел. Мы боялись, как бы он на нервной почве не схватил еще один инфаркт, который может оказаться роковым. Я сказала ему:
– Если ты намерен купить им квартиру, то сделай это срочно, иначе эти споры плохо кончатся.
Он действительно купил Лиле с семьей четырехкомнатную квартиру в Бат-Яме, недалеко от моей квартиры, а также машину.
Муж Лили Сергей, уроженец сибирского села, где остались его родители и братья, чуждый, казалось бы, всему тому, что олицетворяет собой Израиль, первым нашел себе место в новой жизни. Он профессиональный водитель машин всех типов, включая тяжелые грузовики; с легкостью сдав испытание на водительские права, он начал работать водителем тяжеловоза. Среди шоферов транспортной компании были выходцы из СССР, которые помогли ему на первых порах ориентироваться в сети израильских дорог. Через короткое время он уже свободно говорил на иврите, хотя не учился в ульпане ни одного дня.
Положение Лили было сложнее. Она работала в Новосибирске техником-программистом, без высшего образования. В Израиле такой профессии нет, компьютеризация стоит на несравнимо более высоком уровне. Иосиф пытался уговорить ее поступить учиться – но как она могла учиться, не зная иврита? Овладев необходимым минимумом слов, она стала работать продавщицей в большом супермаркете. Ее отец видел в этом что-то ниже своего достоинства, но она была довольна.
Когда они переехали в свою квартиру, кончились ссоры, и в квартире брата восстановилось спокойствие. Зоя и Лиля записались на курсы гиюра с преподаванием на русском языке. Зоя училась очень старательно, каждое слово записывала в тетрадку своим аккуратным почерком учительницы. Лиля тоже старалась, но у нее было меньше свободного времени.
Однажды я заглянула в тетрадь Зои и к своему изумлению увидела, что я, еврейка по рождению, не знаю даже половины из написанного там. Всевозможные правила и запреты, которые соблюдают только крайние ортодоксы. Я не знала, смеяться ли мне или плакать: оказывается, я тоже нуждаюсь в гиюре.
Обе, мать и дочь, успешно выдержали испытания по окончании курсов. Все выпускники курсов должны были явиться в главный раввинат, который утверждает присоединение каждого кандидата к еврейскому народу. Тут обнаружилась проблема: личного гиюра недостаточно, вся семья должна пройти гиюр. Зою в раввинате утвердили, так как ее муж еврей и тем самым образовалась еврейская семья, но Лилю забраковали, так как ее муж не еврей, а кошерная еврейка не может быть женой христианина. Получилась абсурдная ситуация: ее родители евреи, а сама она и ее дети – русские.
Лиля сказала, что ее это не особенно тревожит, ведь гражданство у нее есть, и никто не помешает ей жить в стране. Жаль только зря потраченного времени. Дети в любом случае будут нуждаться в отдельном гиюре, если захотят стать евреями. Только Иосиф очень сожалел, что его потомки остались неевреями.
После перехода Зои в еврейство раввины предложили ей и Иосифу обвенчаться по еврейскому обряду. Эта мысль Иосифу понравилась. Им устроили венчание под балдахином в здании раввината, на церемонии присутствовали дочь и внуки.
Для меня возвращение Зои и восстановление семьи брата было настоящим спасением. Состояние мамы ухудшалось с каждым днем, она нуждалась в постоянном присмотре, и это бремя упало на Зою. Если бы не она, мне пришлось бы оставить работу, или мы должны были бы перевести маму в дом престарелых, чего не хотели делать. Иосиф нанял няню на шесть часов в день. Мама не любила ни Зою, ни няню, даже пыталась бить ее своими слабыми руками. Без Зои я бы пропала при такой ситуации.
После того как мама несколько раз упала с кровати, Иосиф и Зоя поставили ей кровать в своей квартире. Зоя и няня занимались текущим уходом за ней, но купаться она соглашалась только в моем присутствии, да и то с большим трудом. Иногда она не узнавала меня и обращалась ко мне на «вы». Ее возраст приближался к девяноста годам.
Глава 56. Увольнение и новая работа
В конце 80-х годов прекратилась моя работа в еженедельнике «Круг», и вместе с ней исчез таинственный публицист Исраэль Крайдман. Я сожалела об этом, но не осталась без работы: мне предложил работу другой еженедельник, под названием «Алеф». Там я не должна была переводить, только писать статьи. «Алеф» издавался организацией хасидов ХАБАДа, его направление было умеренно-традиционным. Я пользовалась полной свободой выражения в своих статьях.
Мне вновь понадобился псевдоним, и я сконструировала его из имен моих отца и сына. Папу звали Бер, или Берл (на идише), по-немецки Бернгард. Сына зовут Михаил. В итоге родился новый публицист по имени Михаил Бернгард.
На месте моей постоянной работы, в издательстве, выпускавшем среди прочих и газету «Наша страна», возникла сложная ситуация. Революция в печатном деле к тому времени уже завершилась, все издательства и типографии избавились от устаревших линотипов и печатных станков и перешли на компьютерный набор и фотографическое печатание. Наша компания осталась «последним могиканином». Рабочие типографии категорически отвергли модернизацию, делавшую их профессии ненужными или изменявшую коренным образом их суть.
Дирекция вела с ними бесконечные переговоры, предлагала ветеранам крупные компенсации, но все было напрасно. Возле дома компании уже стояли ящики с новым оборудованием, но газеты печатались старым способом.
Ясно было, что такое положение не может продолжаться долго. Само существование компании оказалось под вопросом.
Как бы мы ни относились к Шабтаю Гимельфарбу, который был очень жестким руководителем, в одном не было сомнения: в этой компании, основанной им много лет назад, была вся его жизнь. Он предпринял отчаянную попытку сочетать старое с новым: перевел информационные полосы газет на компьютерный набор, а внутренние страницы и приложения оставил в плену старой технологии. Он ликвидировал несколько малотиражных еженедельников, а освободившиеся комнаты превратил в редакции новостей, оборудованные компьютерами. Журналисты новых редакций были не его работниками по найму, а подрядчиками по контракту.
