Александр Воинов - Жозефина

Березкин неожиданно нажал на тормоз. Машина заскрипела. Курбатова качнуло вперед, и он больно ударился лбом о ветровое стекло.

— Вот черт! — вскрикнул Курбатов. — Потише не можешь?

На обочине дороги, привалившись спиной к большому тополю, полулежала молодая женщина в клетчатом пальто. Руки бессильно откинуты в стороны. Во всем облике беспомощность и обреченность.

— Я сам, — сказал Курбатов, вылез из машины и пошел к дереву.

Когда он приблизился, женщина вялым движением отвела от лица волосы. В глазах ни удивления, ни испуга.

Ее лицо показалось Курбатову как будто знакомым. Это ее они сегодня чуть не задели крылом машины, когда утром Курбатов спешил в дивизию, дравшуюся у моря.

Они встретили колонну людей, растянувшуюся на добрый километр. Впереди шел пожилой человек в синем берете, держа в руках флажок, какими украшают елку. Увидев военную машину, он поднял флажок.

Люди занимали всю ширину дороги, тащили рюкзаки, узлы и чемоданы. По шоссе брела Европа — обездоленная, униженная, измученная гитлеровцами.

Молодая женщина, в клетчатом пальто, с рассыпавшимися волосами, бежала, не обращая внимания на ехавшую навстречу машину. И Березкину пришлось затормозить, чтобы не зацепить ее крылом.

Да, несомненно, это она.

— Что с вами? — спросил Курбатов по-английски.

Она пожала плечами и покачала головой.

— Что с вами? — спросил он, переходя на французский.

— Не могу больше шагать.

— Вы француженка?

— Да.

— А где же все ваши?

Женщина неопределенно махнула рукой.

— Садитесь в машину. Мы отвезем вас на сборный пункт, — сказал Курбатов, с трудом подбирая нужные слова.

Француженка не обрадовалась и не оживилась. Кивнула головой и медленно поднялась. Березкин протянул руку, помог сесть в машину, потом нажал на газ.

Березкин тихо посвистывал за рулем. Когда-то он был водителем такси и даже называл себя «вольным охотником», но за четыре года войны привык к субординации. Начальство молчит — первым не заговаривай.

Потом в небе появился самолет. Какому-то немецкому летчику взбрело в голову сбросить последнюю бомбу на пустынном шоссе. Может быть, увидев вынырнувших из-за облаков «лагов», он просто решил избавиться от груза.

Курбатов услышал свист летящей бомбы. Почти одновременно с этим заскрежетали тормоза машины. В одно мгновение Курбатов выскочил и, схватив француженку за руку, бросился вместе с ней в кювет. Березкин с автоматом в руках залег в придорожной канаве.

Разрыв громыхнул рядом. И совсем близко от головы Курбатова пролетело и воткнулось в землю смятое колесо.

Когда Курбатов поднялся на ноги, Березкин понуро стоял около груды перекореженного металла. Это были останки их многострадальной «эмки».

— Так! Приехали, значит, — озадаченно произнес Курбатов. Он обошел вокруг искалеченной машины. — Ну-ка, Березкин, погляди, может, мешок с едой сохранился.

Березкин постоял, повздыхал, потом отогнул кусок опаленной жести, служившей прежде крышкой ящика, вытащил оттуда вещевой мешок; сквозь брезент бугрились консервные банки.

— Ну вот, — уже не так грустно произнес Курбатов. — И за это спасибо. Заправимся — и в путь на собственных колесах. А вот как быть с нашей дамой? На руках ее нести, что ли?

— Взвалили на свою голову! — уныло отозвался Березкин. — Не остановились бы, и машина уцелела бы.

— Хватит! — строго сказал Курбатов. — Открывай консервы, есть хочется.

Они расположились на траве.

— Прошу вас! — Курбатов протянул француженке банку тушенки и большой кусок хлеба.

Им вдруг овладела беспричинная веселость, как это бывает после большого напряжения или пережитой опасности. «А жизнь все-таки неплохая штука! — думал он. — Может быть, эта бомбежка — одно из последних испытаний, а дальше — мир, дом, большая любовь, которой у меня еще никогда не было, и черт его знает что еще!» Курбатову захотелось, чтобы и спутникам передалось его хорошее настроение.

— Уж раз мы с вами оказались в ресторане за одним столиком, разрешите узнать, как вас зовут? — спросил он француженку, не беспокоясь больше о своем плохом произношении.

— Жозефина… Жозефина Молье, господин офицер, — ответила она и неожиданно улыбнулась.

— Я — Курбатов, а это — Березкин. Вот мы и познакомились. За ваше здоровье! — И он шутливо поднял кверху свою банку с тушенкой.

Жозефина быстро справилась со своей долей.

— Ну что ж! — сказал Курбатов. — Теперь у нас будут силы… Что вы намерены делать?

— Останусь здесь!… Может быть, мне еще раз повезет и какая-нибудь машина снова подберет меня, — она слабо и грустно улыбнулась.

— Понятно, — сказал Курбатов. — Хотите отдаться на волю слепого случая?

Лицо ее снова приняло выражение полного безразличия, как тогда, когда Курбатов увидел ее на обочине дороги.

— А я вам не верю! — вдруг резко сказал он. — Да, не верю. Просто вы считаете нас недостойными спутниками… Неужели же вам не нравится такой красавец, как Березкин? А ну, Березкин, подтянись, покажи себя! — проговорил он по-русски.

Березкин поднялся, лениво одернул гимнастерку и надвинул на лоб фуражку, решив, что майор просто-напросто ухаживает за француженкой и хочет показать ей свою власть над ним, Березкиным.

— Каков, а? Таких в Париже не сыщешь!

— Конечно! — улыбнулась Жозефина. — Будь другое время, я бы его нарисовала.

— Вы художница?

Жозефина кивнула.

Курбатов вытащил из полевой сумки карту местности. Порывистый ветер рвал края, хлопал, надувал, стремясь вырвать карту из его рук.

— Сборный пункт репатриантов в Дюссельдорфе… Отсюда километров двадцать, — прикинул он, — но в километре на север есть развилка дорог. Если мы повернем налево, то значительно сократим расстояние.

Он поднялся, отломил от дерева толстый сук, обрезал перочинным ножом ветки и подал Жозефине.

— Вставайте, Жозефина! Пошли! — сказал он решительно. — Если палки будет недостаточно, можете опереться на любого из нас.

Березкин в последний раз похлопал «эмку» по смятому крылу, поправил на своем плече автомат и зашагал по дороге вслед за Курбатовым и Жозефиной.

Жозефина брела медленно, опираясь на палку, и Курбатов старался приспособить к ее шагу свой.

Березкин нагнал их и пошел, соблюдая некоторую дистанцию, подчеркивая этим, что он проявляет в отношении майора мужскую солидарность.

— Откуда вы? — спросил Курбатов. — Из лагеря?

— Нет, я жила в Кенигсберге. Работала у фабриканта Морица Гецке. Нянчила его детей.

— Почему вы не отправились на запад?

— Разве рабы добровольно следуют за своими хозяевами? Я ушла…

— Куда же?

Жозефина остановилась. Курбатов подумал, что ей стало плохо, и протянул руку, чтобы поддержать ее, но она мягко отстранилась.

— Нет, нет, мне теперь гораздо лучше… Просто ваш вопрос…

— Вам не понравился мой вопрос?

— Не знаю, поймете ли вы меня. Ведь у вас, русских, кажется, другие взгляды на любовь…

Курбатову стало неловко.

— Простите меня, я не думал… — проговорил он.

— А может быть, и поймете, — перебила его Жозефина; она на мгновение задумалась. — Я ушла к человеку, которого любила больше жизни. Вокруг горе, смерть, бомбы рвутся… А я была так счастлива, как никогда до тех пор…

— Была? Значит, он погиб? — спросил Курбатов. Судьба Жозефины показалась ему совершенно ясной: неожиданно вспыхнувшая любовь, короткое счастье, гибель любимого человека, отчаяние и желание умереть самой. Такие истории он уже не раз слышал во время войны.

— Нет, он жив.

Видимо, его интернировали фашисты или они с Жозефиной просто потеряли друг друга на дорогах войны, и теперь ей кажется, что они никогда не увидятся.

— Не огорчайтесь, Жозефина, вы еще встретитесь и будете счастливы.

— Разве вы не поняли, что все кончено?

Остается только предположить, что она влюбилась в гитлеровского офицера.

— Если бы вдруг случилось так, что я полюбила гитлеровского офицера, я была бы готова к самому худшему, — ответила Жозефина на вопрос Курбатова. — Нет, он француз. Известный музыкант Поль Венсан. Ему предложили концерт в Кенигсберге, и он согласился: он говорил, что его дело — только музыка…

Березкин неожиданно прибавил шагу и стал тревожно насвистывать.

— Ты чего? — спросил его Курбатов.

— Я так думаю, товарищ майор, уж больно много по дорогам этих иностранцев ходит. Как бы не задержали продвижение наших войск!

— Это мы с тобой войска, что ли? — засмеялся Курбатов. Жозефина вопросительно посмотрела на него. — Он боится, что без него Кенигсберг возьмут!

На развилке они свернули влево. Это была уж совсем пустынная дорога.

Жозефина молчала. Она стала прихрамывать. Курбатов рассчитывал, что лишь часа за три им удастся добраться до ближайшей тыловой части.