— Месяц, — присвистнул Цви. — У нас нет месяца.
— Ты знаешь, или предполагаешь? — прищурился Саша.
— Предполагаю… — скривился Цви. — Ходят слухи, что скоро нас пошлют на операцию.
— Скоро, это когда?
— Не знаю! В любой день!
— Тогда тем более надо, прежде всего, научить стрелять, — покачал головой Саша. — Иначе кранты, всех положат и физкультура не поможет. И вообще, мягче с людьми надо.
— Много ты понимаешь! — взвился командир. — Приехал тут и сразу жить учишь. И без тебя разберемся, как и чему учить! Развел мне тут пацифизм пополам с гуманизмом. Прав комбат — солдата куда не целуй, у него везде зад. Не дождетесь, целовать не стану, скорее, пинка получите. Все, разговор окончен!
— Знаешь, командир, — с горечью в голосе сказал Саша, — вот ты правильно сказал — мы только приехали. А нас тут же в ряды и строем на войну, как баранов! Мы и страну-то толком узнать не успели, за которую лоб под свинец подставлять придется. По-твоему, это справедливо? Люди не скот! И не рассказывай мне про долг и патриотизм, я уже таких как ты навидался, во! — Саша провел ладонью под подбородком. — Вы присвоили себе право решать за других, что правильно, а что нет. Право судить и выносить приговоры. Вы ощущаете себя частью чего-то большого, частью важного дела и от имени этого дела вы судите свысока нас, простых смертных. Но мы, командир, мы не винтики в механизме, а живые люди. Помни об этом, иначе тебе будет очень трудно потом жить. И еще, ты про службу-то помолчал бы. Не видел ты настоящей армии, и службы не нюхал.
— Закончил? — спросил Цви голосом, холодным как антарктический лед.
— Закончил. Могу быть свободным?
— Можешь, — Цви кивком отпустил Сашу и тут же, взглянув на часы, громко скомандовал: — Встали, построились в две шеренги. Отдых окончен!
Командир, хоть и послал Сашу куда подальше, все же к его доводам прислушался. Снизил темп тренировок, стал больше объяснять и показывать, а ближе к вечеру принес винтовку. За палатками был пятачок, утром туда по приказу командира взвода принесли бревна, чтобы было на чем сидеть. В центре поставили сколоченный из досок стол.
— Знаешь эту винтовку? — спросил командиру у Саши.
— Так точно, знаю.
— Вот и прекрасно, объясни товарищам, как тут что, — с этими словами Цви отдал Саше винтовку и отошел в сторону. Солдаты сгрудились вокруг стола. Саша стал рассказывать:
— Перед нами немецкая винтовка Маузер, тип 98. Хорошая винтовка, надежная. Калибр 7.92, емкость магазина 5 патронов. Когда затвор закрыт, один патрон находится в патроннике. — Саша стал называть и показывать части винтовки — ложу, затвор, курок, спусковой крючок, предохранитель. — Патроны снаряжаются в обойму, — Саша оглянулся на командира. — Есть обойма и патроны?
— Лови, — Цви полез в карман и кинул Саше обойму.
— Благодарю, — Саша поймал обойму и прошелся вдоль строя, показывая. — Заряжание производится вот так, — он оттянул затвор, вставил обойму, большим пальцем дослал патроны в магазин и вынул пустую обойму. Дослал на место затвор, перекинул флажок предохранителя влево. — Винтовка готова к стрельбе. Когда предохранитель повернут вправо, спусковой крючок не нажимается. Помните об этом, это одна из самых распространенных ошибок у новичков! Теперь давайте все по очереди, — Саша разрядил винтовку, снова установил патроны в обойму и спрятал ее в карман. — Вот как стоите, по кругу, каждый подходит и проводит полный цикл — подготовка к стрельбе и выстрел. Пока без патронов, вхолостую. Начали! Стоп, стоп, — тут же остановил он первого взявшегося за винтовку. — Никогда не направляйте оружие на товарищей! Ствол должен смотреть или в землю, или в небо.
Когда все «выстрелили» по разу, Саша показал, как производится разборка.
— Не пытайтесь сразу все запомнить. Завтра, когда получим оружие, спокойно и не торопясь пройдемся по всему. Пока просто смотрите, ничего сложного тут нет, — Саша отделил и разобрал затвор, затем показал как отделить ствол со ствольной коробкой от ложи. Все грустно посмотрели на превратившуюся в кучку запчастей винтовку. — Не пугайтесь, полная разборка нужна не всегда, обычно достаточно частичной, — успокоил их Саша. — Маузер винтовка надежная и если за ней ухаживать, не подведет.
После ужина Генрих стал свидетелем странной сцены. Взвод уже покинул столовую, и солдаты стояли снаружи, ожидая пока придет командир и строем поведет всех в расположение. Две женщины-кибуцницы протирали столы и разговаривали. Генрих, чуть задержавшийся за столом, получил от них порцию брани. Визгливым сорванным голосом старшая из женщин что-то стала ему выговаривать. Услышавший крики Цви заглянул в столовую и, переменившись в лице, что-то гневно ответил женщине. Та в долгу не осталась. В конце концов Цви сплюнул и вышел строить взвод.
— Что это было? — вернувшись в расположение, спросил Генрих у Мозеса. — И что значит «сабон»?
— Мыло, — ответил Мозес.
— Мыло? Не понимаю, причем тут мыло? — удивился Генрих.
— И мне что-то такое говорили, — сказал Давид. — Детишки пальцами показывали и повторяли это слово.
— Они нас презирают, — нехотя сказал Мозес. — Эти женщины между собой обсуждали, какие мы никчемные и что хорошо бы для нас отдельную столовую построить. Старшая, та вообще сказала, что жалеет, что нас Гитлер всех в мыло не превратил. Мол, мы ни на что не годимся, шли на убой как скот. И все в таком духе.
— Так вот оно что, — покачал головой Давид. — Занятно…
— Вы слышали? Слышали? — слова Мозеса услышал кто-то из второго звена и вскоре весь взвод возмущенно шумел, обсуждая новость.
— Что за шум? — у палаток как из-под земли вырос командир. К нему кинулись с вопросами.
— Это правда, — ответил командир. — Есть такое мнение.
— И ты тоже так думаешь? — Саша, единственный, кого не задело пренебрежительное отношение со стороны старожилов, улыбался.
— Я думаю, что каждый, кто готов стать со мной плечом к плечу и защищать нашу землю от врагов, мой брат. Те, кто над вами смеется, сами когда-то сюда приехали. Или их родители приехали, это неважно.
— Так что ж они так, а? — проворчал кто-то. По голосу Генрих узнал того, что вчера все время жаловался. Оказалось, что это не кто иной, как бывший капо — тот воспрянул, ожил и уже, наверное, забыл, как его чуть не выбросили за борт.
— Вы должны понять, что не пришли на пустое место. Все, что вы вокруг видите, все это создано трудом этих людей. Они много и тяжело работали. Для них вы дармоеды, прибывшие на все готовое. И они в чем-то правы, ведь вы могли приехать сюда до войны, как сделали настоящие патриоты Сиона. Раз вы этого не сделали, за что вас уважать?
— Несправедливо! — выкрикнул бывший капо. Взвод одобрительно заворчал.
— Несправедливо? Я думаю, вполне справедливо. Уясните раз и навсегда — вы пока никто. Пока вы не показали себя, не заслужили уважение, вы никто. Работайте, покажите, на что способны, — Цви наклонился вперед и криво усмехнулся: — Если вы, конечно, хоть на что-то способны. И вы увидите, что отношение к вам изменится. Работайте!
После отбоя в расположении взвода закипели жаркие споры. Отбившись, солдаты народ высыпал из палаток и рванул на пятачок за палатками. Кто порасторопнее, занял место на бревне, остальные стояли. На стол поставили несколько керосиновых ламп.
— Они нас ни во что не ставят! Их бы в концлагерь, я бы на них посмотрел! Да что они о себе возомнили! Кучка крестьян, которые сроду дальше своей навозной кучи носа не высовывали. И у них еще хватает наглости называть нас мылом! — возмущались одни. Действительно, слышать от каких-то крестьян о своей якобы неполноценности было обидно. Особенно приехавшим из европейских столиц, людям с высшим образованием, утонченным и культурным, или хотя бы считающим себя таковыми.
— А я считаю, что они правы, — не соглашались другие. — Мы должны забыть о прошлой жизни и начать с нуля.
— С нуля? Опуститься на их уровень? — возмущенно кричал один из второго звена, инженер из Гамбурга. — Да они же идиоты! Вместо того чтобы радоваться, что хоть кто-то приехал им помочь, они ругаются. У них тут от жары все мозги давно выкипели. Вот смотрите, одиннадцать вечера, а на дворе жара. И это в мае, а что будет в июле? Неудивительно, что они с ума посходили. Если бы не война и не проклятые наци, никогда бы я сюда не приехал! Никогда! Тут же невозможно жить! Если бы я знал…!
— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Тебя послушать, так Гитлер лучший друг сионистов, — хохотнул Саша.
— Чтооо? — инженер выпучил глаза. В палатке стало тихо, Сашина реплика заставила всех замолчать. Генрих в ужасе закрыл глаза, ему показалось, что сейчас на них опять все накинутся.
— Ладно, не будем о грустном, — Саша примирительно поднял руки. — Вот ты лучше подумай, ты заводы здесь видел? Или, может, фабрики?
