— Что ни говори, он отказался лететь, — сказал командир эскадры.
— Нет, — бросил Адмирал и встал. — Он был нездоров, я сам видел. Он на ногах не стоял. Он не сказал, что отказывается лететь, а зря: ты отвечал бы за то, что раньше не отстранил Ромера от полетов. Тебя бы спросили, как ты мог позволить летать такому экипажу. Еще ладно бы экипаж, но самолет! Ты думаешь, RAF, настолько богаты, что могут гробить свои машины, доверяя их сапожникам вроде Ромера? На месте Рипо я отказался бы. Может, я очутился бы за решеткой, но уж ты бы эскадрой больше не командовал.
— Ну, ну… — пробормотал командир эскадры.
— Послушай, — сказал Адмирал. — Есть только один способ покончить с этой историей. Оставь Рипо в покое.
— Нет, — ответил командир эскадры, положив перед собой линейку. — Как бы там ни было, он должен подписать определение. Это дело принципа.
Адмирал расхохотался ему в лицо.
— Какого такого принципа, Люсьен? — тихо спросил он.
— Дисциплины.
— Потому что он лейтенант, а ты майор? Уверяю тебя, прав Рипо, а не ты, хотя он только лейтенант. Оставь, — повторил он. — Это было хорошо в мирное время. Впрочем, он подпишет твое определение, просто чтобы доставить мне удовольствие, если ты сразу же порвешь бумагу у него на глазах. Вот что я тебе предлагаю. А потом предложу и еще кое-что.
— Ты не представляешь себе, что такое командовать эскадрой.
— Конечно, — сказал Адмирал. — Я не слишком ловок.
— Не в этом дело. Я наложил на Рипо взыскание. Нужно, чтобы знали, что оно исполняется.
— Он уже четыре дня под арестом, и никто не видел его в столовой.
— Если узнают, что я разорвал взыскание, никто не станет мне подчиняться.
— Да нет, ничего подобного, — проворчал Адмирал. — Надеюсь, ты не воображаешь, что мы бомбим Рур ради того, чтобы сделать приятное начальству? Мы летим, потому что это нужно, вот и все. И еще потому,
что хотим этого.
— Ты ведь многого не знаешь, — совсем тихо сказал командир эскадры. — Вчера был у меня один пилот — имени его я тебе не назову. Когда он возвращается с задания, он не видит посадочных огней. Он говорит, что все плывет у него перед глазами. Что ты об этом думаешь?
— Что ж, возможно, это правда. Если это тот, о ком я думаю, я, кажется, знаю, о чем идет речь. Уж, конечно, посадочные огни видишь в первую очередь. Каждый радуется возвращению.
— Ну и что бы ты сделал?
— На его месте или на твоем?
— На моем, — сказал командир эскадры.
— Очень просто. Я сказал бы этому пилоту: «Вы прошли медицинское освидетельствование, зрение у вас отличное. Так что постарайтесь видеть посадочные огни, иначе сломаете себе шею».
— Я так и сказал, — поспешно проговорил командир эскадры.
— Ну вот, видишь, не так это трудно. И потом не все пилоты такие, хотя с каждым, да и со мной тоже, случается, что пропадает охота тянуть эту лямку. И с тобой, наверное.
— Что-то не помню, — сказал командир эскадры, машинально приподнимая пепельницу.
— Не помнишь? Мне тебя жаль. После этого становишься спокойнее, как молодой пес после чумки. Да что там говорить, может, ты об этом и не догадываешься, но в какой еще армии найдешь таких пилотов, как твои?
— Конечно. Но все же… Что еще ты хотел мне предложить?
— Слушай, — сказал Адмирал, внезапно становясь серьезным. — Мой штурман устал. Ты просишь, чтобы я полетел в следующий раз, хотя и не моя очередь. Я согласен, но при одном условии: ты даешь мне второго штурмана, и я беру Рипо. Когда мы вернемся, ты вызовешь его к себе. Ты немного поорешь на него — ради принципа, как ты говоришь, — а потом у него на глазах порвешь определение.
— Я не против, — сказал командир эскадры, потирая щеку, — но есть одна сложность. Я ввел в курс дела командира базы. Понимаешь, когда Рипо отказался подписаться, я не знал, как поступить. И я не уверен, пойдет ли на это командир базы.
— Это уж твоя забота. Объясни ему, что с этим покончено, что лучше не поднимать истории, и дело в шляпе.
— Я не против, — повторил командир эскадры. — Ты действительно доверяешь Рипо?
— Как самому себе, и хотел бы, чтобы он стал моим штурманом: парень он уравновешенный и крепкий, а мой штурман нервничает. Дай мне ею на один раз, и все устроится.
— Договорились.
— Вот и отлично, — сказал Адмирал, поднимаясь. — Я сам этим займусь. Привет, шеф.
Адмирал вышел, насвистывая. Он сел на велосипед и покатил к домикам. Накрапывало. Втянув голову в плечи, Адмирал нажимал на педали, и шрам, который не закрывала пилотка, белел на его лбу. «Проклятая страна, — бормотал он. — Выйти нельзя без плаща…» Но он был доволен, Люсьен уступил, не зная, как выпутаться из этой истории. Товарищей, которые встречались на пути, Адмирал приветствовал громким ворчанием.
— Все улажено, — сказал он штурману, потирая руки у печки.
— Как?
— Это уж мое дело. Увидишь. Улажено, и все.
— Спасибо, — сказал штурман. — Ты хороший товарищ. Очень трудно было?
— Люсьен немного поупрямился, — ответил Адмирал, — но я привел кой-какие аргументы личного порядка и вправил ему мозги. Нет, — закричал он, — видел ты этих господ? Они вздумали объяснять нам, что мы испытываем, когда летим на своих машинах в это пекло! Слышал бы ты, как они читают мораль. Потише, ягнятина мои! Я спросил у Люсьен, как бы он чувствовал себя в штурманской кабине под началом у Ромера. Со мной он хитрить не посмел. Слишком хорошо я его знаю и слишком давно. Как облупленного, ясно? И всегда сумею поставить на место. Раз я здесь, он не посмеет приставать к тебе. Все улажено, — повторил он.
— Спасибо, — ответил штурман, протягивая Адмиралу пачку сигарет. — Если бы тебя здесь не было, я, пожалуй, и не выкрутился бы. Но все равно я бы защищался.
— Эх, — вырвалось у Адмирала, — если б я был на месте Люсьена, если б я командовал эскадрой, будь уверен, уж я нашел бы общий язык с ребятами.
— Верю. Но, увы, не ты командуешь.
— Когда-нибудь буду. Тогда заживем.
— Жаль, — сказал штурман. — Жаль, что я этого не увижу…
— Почему не увидишь?
— Уж слишком это было бы прекрасно. Я был бы счастлив служить под твоим началом, Адмирал.
— Так будет, штурман. Послушай, — продолжал Адмирал уже другим тоном. — Люсьен рассказал мне об одном пилоте, который не видит посадочных огней. Догадываешься, кто это?
— Да, — немного подумав, ответил штурман. — Но что значит не видит?
— Огни плывут у него перед глазами, и он не знает, как приземляться.
— Он устал. Может, стоит отстранить его от поле тов.
— Нет. Если его отстранят, он никогда уже не наберется мужества снова сесть в самолет. Он пропал.
— Еще один, с которым я не хотел бы летать, — сказал штурман. — Разве что, — добавил он, — разве что ему попросту плохо без друга. Может быть, в этом все дело.
— Меня удивляет, — сказал Адмирал, — твоя мания все объяснять на свой лад. Он боится — вот и все. Просто дрейфит.
— А тебе не кажется, что он слишком много размышляет? Чтобы, возвращаясь из Рура, хорошо видеть посадочные огни, нужно разучиться видеть все остальное. Или же нужна чья-то поддержка. Ты вот помог мне. Кто знает, что было бы теперь со мной без тебя. Я ведь не отказываюсь летать и бомбить врага, но хочу, чтобы от меня этого требовали повежливей. Когда у меня не будет такого друга, как ты, мне останется одно — исчезнуть.
— Молчи, — сказал Адмирал. — А свою девочку ты уже забыл?
— Я не забыл ее, — ответил штурман, — но заменить все она не может. И летаю я не с ней, а с вами. Она тоже кое-что значит, но это совсем другое. Когда не хватает женщин, друзья служат вам утешением, но если нет друзей…
— … женщины не могут быть утешением. Ты это хотел сказать?
— Примерно.
— Эх, — сказал Адмирал, — как все сложно! Но я об этом не думаю.
— Везет же тебе. Во всяком случае, этот парень мне нравится, — сказал штурман. — Нравится потому, что вы все на него ополчились, даже ты. Постарайся хоть немного понять. Какие у него отношения с экипажем? Стоящие они ребята или молокососы?
— Не знаю.
— Ну вот, — воскликнул штурман. — Не знаешь. А надо бы знать. Через неделю все будут сторониться его как прокаженного. Можно его спасти или нет?
— Не думаю, — сказал Адмирал.
— Ты не пробовал.
— Он уже на мушке, как куропатка, — сказал Адмирал, делая вид, что целится из ружья. — Продержится еще немного — и готов. Я не первого такого вижу.
— Ну что ж, — сказал штурман, — возьму его на себя. Он летит сегодня?
— Сегодня не будет полетов, — сказал Адмирал. — Видел, какая погода? Верхушки деревьев словно в вате.
— Пойду поговорю с ним.
— Не этого я для тебя добивался, — сказал Адмирал. — Но поговори, если хочешь. Увидишь, я прав, Ромер и тот был меньше отмечен.
