А Удовиченко хитрый жук. Своим ребятам определил взять два ближних фольварка, а приданному взводу поручил взять самый дальний. Я ему после войны на одной из встреч об этом напомнил, но он так на меня обиделся и не признавался: «Не было такого».
Я своим ребятам говорю: «Подумаешь, там всего километра полтора, мы их на скорости проскочим». Проскочили, правда, под обстрелом. Уже на выходе из того хутора заметили одну самоходку, подбили ее, и я из нее взял себе карту. Почему об этом так подробно рассказываю, потому что последовало продолжение.
А в тех краях постройки были такие: на восток стенки метровые, а на запад заметно тоньше. Расположились в этом фольварке, и тут мы услышали и увидели, что по нас открыла огонь «катюша». Успел дать команду рассредоточиться, но у нас ранило наводчика из второй машины. Часа через три вдруг начинается стрельба, оказалось, в нашу сторону прорывается «Виллис» командира бригады.
Я ему доложился, сказал, что задачу выполнили, подбили еще одну самоходку и добыли немецкую карту. Соммер на меня смотрит и говорит: «Сынок, — он нас сынками называл, — а это я не тебе по уху залепил?» — «Мне». — «Извини, погорячился. Вот тебе орден Красной Звезды, а приказ я потом оформлю. Спасибо!» Вот такой был эпизод.
— А сколько у вас всего наград и за что их вам вручили?
— Два ордена Красной Звезды, два Отечественной войны и медали «За взятие Кенигсберга» и «За победу над Германией». Про один орден я вам уже рассказал, а про другие даже не знаю, что и сказать. Как правило, нас вызывали в штаб бригады и вручали, но при этом не говорили за что. По совокупности, наверное. Лично Андрей Иосифович Соммер вручал нам награды, уже стоял символически накрытый стол, но он сам уходил в свой кабинет: «Ребята, отмечайте без меня. Извините, много работы».
Конечно, награды вручались за что-то. Но иной раз я вспоминаю и сам удивляюсь, как это я смог за полгода получить четыре ордена. По какому такому блату, если я был вместе со всеми? Почему не другим, а именно мне? Почему не командиру взвода, а простому командиру танка? Разве я был чей-то любимчик? У меня у самого есть вопросы.
Но никогда никаких обид из-за наград у нас не было. Общее ощущение — меня наградили, я буду воевать еще лучше. Наградили моего товарища — я только рад за него. Может, кто-то и завидовал, встречаю такое иной раз в рассказах, но я не помню. Тот же Сергей Орлов очень верно написал о дружбе танкистов.
Ее начало — в танке тесном,
Где все делили пополам,
Как черный хлеб, вино и песни,
Необходимые бойцам.
Поверьте, у нас все были как родные. Фильм «На войне как на войне» смотрели? Вот младший лейтенант Малешкин — это моя копия. Такой же молодой и зеленый, такие же отношения в экипаже. И еще, кстати, про танкистов был очень хороший и правдивый фильм «Пятый удар», но его почему-то не показывают.
— А сколько всего на вашем счету подбитых танков?
— Вот даже в нашей корпусной газете «За Родину» написано, что на моем боевом счету 11 немецких танков, 7 пушек, 12 пулеметных точек и более 150 уничтоженных фашистов. На самом деле у меня, может, и больше уничтожено, но я этим вопросом никогда не занимался. Это там в штабе кто-то вел эти подсчеты, а нам было не до этого. Я лишь знаю, что учет велся очень строго, нужны были подтверждения свидетелей, но меня все эти показатели не интересовали. Вот, например, как у нас распределили 41 уничтоженную единицу немецкой бронетехники в том ночном бою, я до сих пор не знаю. Честно говоря, я даже свой первый подбитый танк не помню, как-то не заострял на таких моментах внимания. Да и какого-то особого обсуждения боев у нас не было. Да, я знал, что в нашем батальоне есть несколько Героев Советского Союза: Чугунов, Удовиченко, Малов и другие, но что-то я не помню, чтобы мы сравнивали, кто больше подбил.
— За подбитые танки не спорили?
— А чего спорить? Нет, я у нас такого раздрая не помню. Мы были сплоченные, как кулак. Что нам делить, если все вместе в бой ходили и жили в одной землянке?
— За уничтоженные танки платили дополнительные деньги?
— Что-то я не помню такого. Звездочки — да, рисовали на стволах пушек, а вот денег не платили.
— А стреляли как, с ходу или только с остановок?
— С коротких остановок. Даешь команду водителю: «Короткая», выстрел — и сразу вперед. А с ходу почти не стреляли, потому что на ходу из танка почти ничего не видишь. Поэтому у нас обычно была какая цель: ворваться на позиции и стрелять, давить, помогать наступающей пехоте.
— Ваше мнение о Т-34.
— Самая лучшая машина, в то время лучше не было. Главное, что пушку усилили. А на английские и американские танки мы просто боялись садиться. Нам в корпус их два раза прислали, но, видно, кто-то из командования отказался их получать. Я посидел в одном «Шермане»: там мягко и удобно, голову точно не расшибешь, но воевать — нет.
Еще мне пришлось видеть в бою ИС-2. Их прислали к нам под Ригу для испытания в бою. Целый месяц они участвовали в боях и ни одной машины не потеряли. Но все-таки мне наша тридцатьчетверка нравилась больше. Если бы меня посадили на тяжелый танк, то, может, я бы и его полюбил, тут просто нужно до ниточки его освоить. Но я вам должен сказать, что в принципе все это мы приобретали на практике. Все-таки теория это одно, а практика совершенно другое. Например, в училище основной упор в обучении делался на том, чтобы досконально изучить технику и уметь самим устранить неисправность, а вот массу других необходимых в бою вещей мы уже приобретали на фронте.
И я вам скажу, что в немецких танках ничего особенного не было. Например, у хваленых «Тигров» броня только спереди мощнейшая, а пушка такая же, как у нас. У меня, кстати, на счету есть один «Тигр». Вот «Фердинанд» — это да. Этого зверя мы, честно говорю, боялись. Потому что по мощности своего орудия он нас значительно опережал, мы его просто не доставали. Но у нас тяжелые самоходки были не хуже. Не особо, конечно, поворотливые и маневренные, но зато, если били, так били. Правда, однажды у меня на глазах взорвалась СУ-152. Наскочила на фугас, боезапас сдетонировал, страшное дело…
У нас ведь на Т-34–76 снаряды при прямом попадании тоже детонировали, и именно поэтому погибло много экипажей. А вот на Т-34–85 уже нет, там снаряды были совершенно другие.
— Можете выделить какие-то недостатки у Т-34?
— Гусеницы, ленивец. Чуть ли ни при любом попадании снаряда или болванки его сбивало. Боковая броня тоже не особенно. Рация нормальная, лучше, чем У Т-34–76. Коробка передач тоже нормальная, у меня с ней ни разу никаких проблем не было.
— Многие бывшие танкисты отмечают не очень удачную конструкцию люка у командира танка.
— Это да, это я могу подтвердить. Именно поэтому я в бою люк и не закрывал на защелки, потому что раненый точно не откроешь. Ведь фактически двумя руками нужно было делать двойное действие, а попробуй в бою, когда нужно в секунду это сделать. Поэтому у нас ребята сшибали эти защелки и люки не запирали. Нас спрашивали: «А если вы попадете в окружение и возникнет угроза попадания в плен?» Но это «если».
И вот именно из-за этой конструкции люка мой экипаж покидал танк быстрее меня. Я, когда давал команду «К машине», пока сам вылезу, они уже все стоят. И я все удивлялся, как же так. Ладно, у заряжающего и механика-водителя свои люки, но ведь у стрелка-радиста его не было. И как успевал выскакивать раньше меня командир орудия? Кстати, нижним люком за все время на фронте мы ни разу не пользовались.
Покидание танка постоянно отрабатывали на отдыхе: «В машину», «К машине». До автоматизма. Помню, как-то выскакиваю, а ребята на меня ошарашенно смотрят. У меня, оказывается, осколками ватные штаны были изорваны между ног. Снял их, но форменные оказались целыми.
Вот еще, что вспомнил и хочу сказать. Если почитать некоторые интервью с вашего сайта, то получается, что наша тридцатьчетверка — плохой танк. Что орудия немецких тяжелых танков прошивали его насквозь. Но я за все время на фронте не помню ни одной пробоины в лобовую броню. Кусок вырывало, но не пробивало. Куда угодно пробивали, в борт, в корму — это постоянно, но не в лоб. Повторяю, ни одного случая.
Помню, когда рвались к Кенигсбергу, наш батальон шел походной колонной по шоссе. С одной стороны склон, с другой болотистая низина, и вдруг нарвались на засаду. Немецкие орудия с бугра подбили у нас первую и последнюю машины, но мы стали рассыпаться и отстреливаться. Я скатился вправо, и тут меня прошило насквозь, но все остались живы. Вот что значит с близкого расстояния… Тогда из десяти машин мы, кажется, потеряли четыре. А когда взяли немецкие позиции, то оказалось, что артиллеристы были прикованы к пушкам…
