Находясь в западных зонах оккупации, “Курт” обратился к известному немецкому писателю с письменной просьбой оказать посильную помощь в возвращении конфискованной книги о Сталинградской битве. В письме он очернял доблестные органы советской разведки, утверждая, что те силой принудили его к сотрудничеству, что он не собирается соблюдать договоренности и появляться на территории ГДР. Теперь не подлежит сомнению, что “Курт” – грозный враг нашей страны и провокатор, которого нам не удалось своевременно и окончательно разоблачить.
Было принято решение не возвращать конфискованную книгу, поскольку еще одна тщательная проверка содержания указала на ее антисоветский характер и отсутствие антифашистской позиции.
Вербовка “Курта” и его репатриация была нашей грубой ошибкой [301].
Отчет советских органов госбезопасности подтверждает многие догадки Генриха Герлаха и объясняет, почему решение о его репатриации было принято только в 1950 году. Ознакомившись с этими документами, я понял, что Герлах опасался небезосновательно: МГБ действительно было способно даже на похищение.
XIII. “Прорыв под Сталинградом” в центре внимания советского руководства – Маленкова, Берии, Суслова, Круглова, Григорьяна, Серова, Кобулова
По приезде в Браке Герлах снимает у одной вдовы две комнаты в доме № 6 по Хунтештрассе. К концу летних каникул 1951 года семья находит квартиру побольше на Брайте-штрассе 117 и перебирается туда. С июля Герлах начинает подумывать о восстановлении сталинградского романа и обращается в прессу. Первый “подход” (о нем уже рассказывалось выше) был предпринят им в рождественские праздники 1950 года, после того как стало окончательно ясно, что рукопись из Советского Союза ему не получить. Попытка действовать через Министерство внутренних дел, полагаясь на профессора Янцена, окончилась ничем. Герлах даже не предполагал, что с конца декабря 1950 года советские функционеры на самом высшем уровне заняты сталинградским романом.
Недавно рассекреченные материалы показывают, как “Прорыв под Сталинградом” стал документом “для внутреннего пользования”. Обращение Герлаха в Министерство внутренних дел с просьбой выдать ему рукопись привело в необычайное волнение самых высокопоставленных аппаратчиков. 29 декабря 1950 года Лаврентий Берия, в то время одна их главнейших политических фигур после Сталина наряду с Маленковым, получает бумагу следующего содержания:
Товарищу Берия Л. П.
В соответствии с поручением Политбюро ЦК ВКП(б) от 9-го декабря 1950 г. представляем заключение о содержании книги подполковника [так!] бывшей немецкой армии Г. Герлаха “Прорыв под Сталинградом” [302].
Письмо подписано Михаилом Сусловым и Ваганом Григорьяном 28 декабря 1950 года. Копия направлена Георгию Максимилиановичу Маленкову. А это означает, что вся верхушка советского руководства в декабре 1950 года чрезвычайно интересуется личностью Генриха Герлаха и его книгой. В 1950 году Маленков, зампредседателя Совета Министров и секретарь ЦК КПСС, является на тот момент вторым после Сталина человеком в государстве. Другой влиятельный политик, Михаил Андреевич Суслов, в 1950-м занимает должность секретаря Центрального Комитета. Ответственный за внешнюю политику Ваган Григорьян с 1949 по 1953 год стоит во главе Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б), одного из опорных органов системы.
Письмо Суслова и Григорьяна Берии от 28 декабря 1950 г.
Григорьян первый, кто инициирует официальное изучение сталинградского романа и поручает экспертам составить о нем отзыв. Этот отзыв он и посылает секретарю ЦК Суслову. В январе 1951 года “Прорывом под Сталинградом” заняты еще трое из партийной верхушки. 23 января товарищ Круглов получает записку с грифом “совершенно секретно”:
Следуя указанию тов. Маленкова Г. М., посылаем Вам для ознакомления заключение о содержании рукописи подполковника бывшей немецкой армии Генриха Герлаха “Прорыв под Сталинградом”.
Приложение объемом в 4 страницы подлежит возврату [303].
Документ подписан помощником секретаря ЦК. Дата 25.01.1951 и подписи поставлены от руки Иваном Серовым и Амаяком Кобуловым. Генрих Герлах оказывается в центре внимания советской партийной элиты, на этих трех именах круг замыкается. Сергей Круглов занимает на тот момент пост министра внутренних дел, Иван Серов – его первый заместитель. Амаяк Кобулов с апреля 1950 года заместитель, а вскоре начальник Оперативного управления, одновременно – первый замначальника ГУПВИ МВД СССР [304]. То обстоятельство, что к делу привлечен Иван Серов, совершенно оправдывает опасения Герлаха за себя и за жизнь своих близких. После окончания войны Серов был вторым человеком в НКВД-МГБ и руководил Управлением по гражданским делам Советской военной администрации в Германии (СВАГ). В круг его задач входило выявление и обезвреживание шпионов, диверсантов и вражеских элементов – иными словами, всех тех, кто открыто противился создаваемым в СОЗ структурам. После 1945 года под начальством Серова в СОЗ организуется обширная агентурная сеть [305].
Прежде всего отзыв передает содержание романа и позицию автора. Сразу подчеркивается, что рукопись посвящена “одному из крупнейших событий Отечественной войны – окружению и разгрому гитлеровских войск под Сталинградом зимой 1942–43 гг.” [306]. Как отмечает в Послесловии автор романа, бывший офицер немецкой армии, в его книге “нет ничего выдуманного”, она написана “на основании личных переживаний и бесед с германскими солдатами и офицерами, воевавшими под Сталинградом”. Отсюда претензия автора на “правдивое отображение событий”. Однако даже самый беглый просмотр показывает, что книга “не только очень далека от правдивого изображения Сталинградской битвы”, но более того – “насквозь лжива”. Объяснение этому простое: автор “рассматривает и описывает войну не с позиций прогрессивного литератора-антифашиста, а с позиций гнилого буржуазного интеллигента, сочувствующего фашизму”. Далее в заключении приводится целый ряд доводов, доказывающих, почему роман следует категорически отклонить. Во-первых, автор “редко высказывает свое отношение к гитлеровской войне”. Следуя “методу буржуазного объективизма, он предпочитает предоставлять слово многочисленным действующим лицам своего романа, которые высказывают различные мнения”. Некоторые из них “робко осуждают Гитлера и его клику, другие, наоборот, произносят длинные откровенно фашистские речи”. Во-вторых, Герлах “изображает только одну сторону – германскую армию и притом, главным образом, немецких офицеров”. “Действительное положение вещей” при этом грубо искажается. В “ложном свете” выставлены офицеры гитлеровской армии, “о моральном облике которых достаточно известно”. Герлах наделяет их “высокими возвышенными чувствами”, по его мнению, это были люди благородные и честные. Автор в особенности подчеркивает “стойкость и упорство”, проявленные в сражениях солдатами вермахта. “Роман полон рассуждений офицеров о «чувстве долга перед отечеством», о верности ему, об «офицерской чести» и пр.”. В конце концов автор подводит читателя к следующему умозаключению: чуть “больше стойкости и упорства” подобно тем, какие явили в своих рядах офицеры, и победа гитлеровской армии над русскими была бы возможна. “Такая тенденция, искусно проводимая в романе Герлаха, может иметь только одну цель – подогреть реваншистские настроения, способствовать подготовке новой войны против Советского Союза”. Не следует упускать из виду и отношение “автора к фашистским главарям – Гитлеру и Герингу”. Приведенные в романе высказывания некоторых офицеров и генералов характеризуют Гитлера как выскочку и авантюриста. В то же время другие пассажи его откровенно восхваляют. В сцене, где описывается совещание Гитлера с генералами, автор даже подчеркивает “человечность фюрера” (рукопись, С. 163). Роман заканчивается ликованием солдат вермахта: “Благодарим нашего фюрера! Хайль Гитлер!” (С. 611). Автор скрывает свою “ненависть к Советскому Союзу”, “ловко вкладывая свои мысли в действующих лиц романа”. Вывод, к которому в конце концов приходят рецензенты, следующий:
