Переодевшись, в «обновках», я предстал перед Аркадьевым и поблагодарил за подарки.
— Василь, — окликнул он Бабаша, — Саше нужно еще шапку подобрать. Отдай ему какую-нибудь из моих!
В соседней комнате Бабаш вынул из мешка и, злобно глядя на меня, швырнул на стол несколько меховых шапок. Я выбрал себе кубанку из золотистого каракуля с малиновым верхом. Была она чуть велика, но Бабаш прошипел:
— Бери, та кажы спасыбо! Ушьешь пидкладку, буде у самой раз!
Кирилл Митрофанович похвалил мои обновы и, обращаясь к Аркадьеву, попросил:
— Разрешите, ваше превосходительство, нам с Сашей на пруду выкупаться.
— Идите, идите, голубчик, — разрешил «превосходительство». — Василь, скажи бабам, чтоб дали хорошего мыла и полотенец.
Мать Бабаша принесла нам большие вышитые полотенца и два куска мыла. Понюхав мыло, она зажмурилась и проворковала:
— Ох, и душистое — еще царской выработки. Мойтесь, мойтесь, хлопцы, на доброе здоровье!
По дороге Борода заговорщицки шепнул мне:
— Кусок мыла сбережем, подарим Яну.
Хотя на берегу пруда никого не было, Борода все-таки обследовал дальние кусты шагов за сто от места, где мы расположились. Но даже здесь мы разговаривали одними губами. Лишь изредка Борода криком спрашивал о моем самочувствии и тотчас же переходил на шепот.
— Знаешь, как я испугался, когда он у тебя спросил адрес? — сказал Борода. — Как я мог так промахнуться? Век себе не прощу! Здорово ты ответил, правильно! Богачей и на Невском находили без номера дома…
— А вы говорили с Аркадьевым о предстоящей дороге? — поинтересовался я.
— А как же. Только ты ушел с Бабашем, так и поговорили. Аркадьев, конечно, согласился, клюнул на приманку! — Борода оживился: — Знаешь, что было в тех конвертах? В одном приказ Врангеля о производстве Аркадьева в генералы, а другой придумал Ян Вольдемарович. Положили мы в него генеральские погоны и деньги. Царские, врангелевские и немного долларов. Вот, палка-махалка, какой ему чекисты подарочек преподнесли от имени Врангеля «на обзаведение генеральской амуницией». Они с Врангелем дружки, вместе юнкерское кончили, а «жемчужная брошка» — это какое-то их личное дело, о котором никто не знает. Вот и дал Врангель есаулу Гурдину такой пароль.
— Здорово! — воскликнул я.
— Тише, ты! — одернул меня Борода. — Дальше слушай. Я, палка-махалка, тоже крепко попотел, когда Аркадьев стал расспрашивать меня про Врангеля: «Какой он сейчас, постарел, пьет ли по-прежнему или бросил?» Еле отвязался: «Я, — говорю, — человек маленький: вызвали, приказали, ответил „есть“ и — через левое плечо шагом марш». Сказал я ему еще, что Врангель обещал мне: «Привезешь Аркадьева в Мариуполь, а Сарафа в Крым, быть тебе войсковым старшиной». Это, Саша, большой чин — подполковник. А наш «генерал» и говорит: «Войсковой старшина — это еще когда будет, а пока примите за приятную весть вот это». — Борода протянул руку за френчем и достал из кармана часы на светлой цепочке, нажал кнопочку, часы мелодично прозвонили. — Мозеровские, а цепочка платиновая, дорогая вещь! — сказал Борода и спрятал часы. — Письмо от Врангеля Аркадьев получил недели две назад, ждал нас и на все дороги высылал встречать.
— Какое письмо? — спросил я.
— Я же тебе рассказывал, что у тех офицеров было еще и письмо, в котором Аркадьеву предлагалось прибыть в Мариуполь и сообщалось, что обеспечение его проезда поручается есаулу Гурдину, — Борода приосанился и, улыбаясь, указал на себя, — и капитану Георгиеву, царство ему небесное. Ян Вольдемарович прочел это письмо, подумал и велел отправить его почтой. Адреса, по которым Аркадьеву шли письма с юга, и большинство его тайных квартир в городе нам были хорошо известны.
— Почему же до сих пор… — начал было я, но Борода меня перебил:
— Почему не взяли? — Я кивнул головой. — Потому что он не дурак. На явки не ходит и своего постоянного жительства не имеет. Что ж, «если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Мы с тобой, палка-махалка, и будем тем Магометом. Да ты не перебивай. Вот «его превосходительство» и говорит: «Жду я вас давно, да не знал, как добираетесь». Поездку на тачанке и маршрут одобрил. «Славно, — говорит, — придумано: заготовители трав — и тачанка». А я ему: «Если устанете, то доедем до Екатеринослава, а там дальше поездом. Есть у меня и разрешение на поезд и документ для вас». — «Хорошо, — соглашается, — а вот как быть с Бабашем? Хочу взять его с собой: привык, да и человек нужный, верный». — «Что ж, — отвечаю, — Бабаш так Бабаш. И для него найдется документ. Только теперь он будет не Бабаш, а Колесников Виктор Данилович». — «А кто буду я?» — «Вы будете старшим инспектором аптечного дела наркомата здравоохранения, а фамилия ваша Орлов Олег Осипович». — «И это неплохо! Три О. Трио — это получше, чем соло». И пошел про музыкантов рассказывать, какого и где слыхал.
— А зачем нам Бабаша тащить с собой? — спросил я.
— Я тоже думаю: такая затея ни к чему. Постараюсь отговорить Аркадьева.
— Когда же мы поедем?
— Аркадьев готов ехать хоть завтра, да только ждет со дня на день, когда приедет атаманша Маруся Никифорова. Он, видишь ли, пытается договориться с ней поднять на восстание несколько банд из смежных губерний и подчинить их своему штабу. Только ни черта у него не получается, вот и лютует по нашей губернии. Врангель зовет его на такое же дело в район Мелитополя. А сейчас, в связи со своим отъездом, Аркадьев собирается передать командование бандой Сирому. Что ж, посмотрим на Марусю и поедем.
Мы лежали на берегу и, наблюдая за хутором, продумывали вариант захвата Аркадьева в том случае, если с нами поедет Бабаш. Кирилл Митрофанович снова предупредил меня:
— Главное, Саня, следи за своим языком, а то болтнешь «товарищ начальник» или «Кирилл Митрофанович» — и… висеть нам на одном суку. Тут на этот счет народ скорый. Все! Сюда идут! — И он закричал мне: — Повернись на бок, а то обгоришь!
До конца дня на хуторе шел повальный пир. Хозяйка, ее батрачка и две кумы из соседней деревни сбились с ног: бегали от погреба к летней кухне, где что-то варилось и жарилось и откуда разносились вкусные запахи. Отец Бабаша дважды ездил в Покровку за самогоном.
Я бродил по двору и с интересом осматривал кулацкое хозяйство Бабаша. В конюшне — десяток лошадей, а на задворках усадьбы, в огороженном жердями загоне, копошились в грязи огромные свиньи с поросятами. Чуть в стороне, под навесом, стоял двигатель, похожий на паровоз. Здесь же были молотилка, две сеялки и несколько незнакомых мне машин.
Меня увидали «повстанцы» и позвали к себе, стали расспрашивать, сколько лошадей и земли было у моего отца.
К большому удивлению бандитов, я сказал, что у нас были фабрики и дома, что земли не было совсем и что было всего два коня — на даче. Зато в Петрограде мы ездили на собственном автомобиле.
— Мабуть, у твоего батьки было много грошей? — не унимались любопытные «повстанцы». На это я ответил коротко и решительно:
— Много!
Погорланив еще немного, некоторые повстанцы пошли «у холодок» — поспать под деревьями, а несколько человек потрезвее выпросили у хозяйки пять глиняных узкогорлых горшков — глечиков. Повесив один из них на высокий шест, они затеяли стрелковые соревнования.
На выстрелы вышли Аркадьев, Борода и гости. То ли оттого, что «повстанцы» были пьяны, то ли потому, что вести прицельную стрельбу из обреза трудно, никто не мог сбить глечик. Стрелки стали ругаться. В это время подошел Бабаш с японским карабином.
— А ну, хлопци! Поглядите!
Первым выстрелом Бабаш задел шест, глечик чуть качнулся, но остался висеть. Бабаш поскреб в затылке, осмотрел прицельную планку и выстрелил еще два раза. Но снова и снова безрезультатно. Я рассмеялся.
— Чего тут смешного? — спросил Борода.
— Конечно, смешно. Как по такой мишени можно промазать!
«Повстанцы» удивленно загомонили:
— Ну и ну! От горшка три вершка, а туда же! Дать ему обрез, пусть стрельнет! Стрельнет и в штаны напустит!
Бабаш, невзлюбивший меня с первого знакомства, злобно выругался.
— Покажи этим свиньям, что ты умеешь! — по-французски предложил мне Кирилл Митрофанович. Я не успел ответить: стоявший рядом «повстанец», которого звали Гусаром, злобно посмотрел на Бороду, хмыкнул и повторил сказанное Кириллом слово «кошон»[8].
— «Кошон»… «кошон»… Я, ваше благородие, понимаю, что такое «кошон»!
— Ну, брат, если понимаешь, то ты не кошон! — не промедлил с ответом Борода и тотчас стал рассказывать: — В Петрограде, в подвале дома, где жил Саша, был оборудован тир, и Саша со своим старшим братом постоянно там упражнялись. Теперь, после болезни, ему, может, и не удастся показать свое искусство.
— Как, Саша, попробуете? — громко спросил Аркадьев.
