Герман был зачат, выношен и рождён в жарких степях Средней Азии. И не важно, что буквально через месяц после рождения его родители-геологи увезли своего первенца в Москву. Что-то или кто-то в маленьком тельце обычного младенца занёс в глубинные скрижали мельчайшие подробности того мира, который окружал его в первые дни пребывания на «Этом Свете». Уже много позже он мог по одному только запаху определить, где он находится: в Узбекистане или вне его. Даже воздух Таджикистана, казалось бы, ничем неотличимый от узбекского, не мог ввести его в заблуждение. Конечно, эти ощущения описанию не поддаются, но они были реальны, а главное — никогда не подводили. Слов нет, это не Бог весть какое счастье — родиться под Самаркандом, гораздо престижнее — в Москве или Ленинграде. Но что поделаешь, родину не выбирают, её просто любят и наполняются ощущением счастья, когда вновь обретают. Именно это безотчётное чувство счастья испытывал изголодавшийся Герман в заштатной забегаловке ташкентского рынка.
Герман ел жадно и некрасиво: часто прикладываясь к стопке, пил обжигающий бульон прямо из глубокой фарфоровой миски с синим восточным орнаментом, загружал полную ложку плова и забрасывал его в перемазанный рот. Постоянные клиенты перестали обращать внимание на пришельца, дружно загалдели, прерывая висящий над общепитом гомон взрывами смеха. Баба`и периодически сытно отрыгивали и ковыряли пальцами в зубах, обсасывая их, если удавалось что-то найти между золотыми коронками. Признак достатка простого узбека угадывался не в его одежде или обуви, а в наличии золота во рту. Восточное представление о престиже диктовало необходимость стачивать здоровые зубы, лишь бы подавить блеском благородного металла неприличную белизну во рту своих менее удачливых соплеменников.
Заканчивая трапезу, Герман вдруг отчётливо захотел так же сытно отрыгнуть, но европейское воспитание насмерть блокировало реликтовые позывы. Схватив стакан с ледяной водой, клиент сделал изрядный глоток, но мгновенный спазм перехватил горло, и... Вопреки первоначальным намерениям Герман, судорожно хватая ртом воздух, оглушительно икнул, потом, утратив контроль над собой, не менее демонстративно отрыгнул, давясь от нового приступа икоты.
Посетители разом замолчали, обратив взоры в сторону бледнолицего.
— Ай, малядец какой! — разрядил обстановку один из аксакалов. Оставшиеся одобрительно осклабились, цокая языками.
— На, друг... подарок! — с этими словами самый крайний из бабаев протянул маленькую плоскую жестяную коробочку. — «Нас»! Знаешь «нас»... «насвар»?
— Спасибо, рахмат... Знаю, спасибо, но я... не принима... не умею...
— Бери, друг... Сразу видно — хороший человек!
Герман взял подарок, приложил руку к сердцу и высыпал щепотку зелёного порошка под язык. Мгновение, и слюна во рту брызнула, как из брандспойта. «Хороший человек» понял, что больше двух минут ему этот подарок во рту не удержать. Раздувая щёки, Герман, уже вставая, выхватил из кармана червонец и бросил его на стол. Через минуту он был на улице, а через мгновение — припал к отполированному латунному крану.
Несмотря на конфуз, хорошее настроение его не покинуло. Герман пешком отправился сначала по книжным магазинам, где приобрёл с десяток совершенно дефицитных в Сибири книг, потом зашёл на почту и отправил всё это добро в N-ск. Далее его путь пролегал по центру города, застроенного великолепными в сравнении с архитектурой N-ска зданиями. «Да, такое у нас не строят, живут же люди! — завистливо подумал Герман. — Вот вернусь и попрошусь по обмену в Узбекистан, — разродился он новой идеей, — поживу годика три, а там подумаю, может, останусь насовсем. Задолбали уже эти морозы».
Не сразу Герман почувствовал, что запасённое в нём тепло быстро улетучивается. Определённо стало холоднее, задул лёгкий, но неприятный ветер. Синие горы скрылись в сером мареве. «Что ж я, дурень, пальто оставил в камере хранения!» — мелькнуло в голове, когда молодой человек поравнялся с узбекской альма-матер — Управлением КГБ УзССР. «Зайти — представиться? — размышлял он в нерешительности. — Может, знакомых найду». Несколько минут он глазел на входящих и выходящих из здания. Местные чекисты мало чем отличались от N-ских: такие же костюмы с однотонными сорочками и неизменными галстуками «в тон». А ещё — короткие стрижки и какое-то неуловимо-чекистское выражение лица. «Да уж, конспирация, мать их ети! — ругнулся коллега. — Верно говорил Генка Легостаев — от нас за версту молью несёт».
Послышался нарастающий шелест покрышек и утробный рокот мощного мотора. К парадному подъезду медленно подплывал представительский «ЗиЛ» с тонированными стёклами. Герман уступил дорогу, хотя давить его, судя по всему, никто не собирался. Первым из машины выскочил щеголеватый капитан с васильковыми петлицами. Щёголь изящным движением открыл заднюю дверь и вытянулся по стойке смирно. Из салона показалась нога в чёрном лакированном туфле и штанине цвета хаки с широким, просто до неприличия широким красным лампасом. Германа охватило любопытство обыкновенного уличного зеваки. Конечно, он и до этого видел генералов. У начальника N-ского Управления тоже были «ЗиЛ» и старая «Чайка». И он тоже иногда надевал форму и так же вальяжно, забросив «ботву» на лысину, выходил из машины. Герману казалось, что все генералы даже не относятся к виду Homo Sapiens, а, скорее, представляют высшую расу небожителей.
Наконец из машины окончательно появился высокий и необычайно тучный генерал-лейтенант с раскосыми глазами и седым коротким «ёжиком». «Просто орёл! — подумал Герман, делая шаг в сторону лимузина. — Ну, хорош, блин! Красивый, как... как пожарная машина». От прохлады и высокоторжественного зрелища в носу у чекиста-зеваки засвербело, он коротко чихнул, брызнув веером себе под ноги. «Чёрт!» — выругался Герман, машинально потянувшись рукой в карман за платком.
«Стоять!!!» — рявкнул кто-то прямо перед оторопевшим Германом. Его словно прошило током и отдалось кислинкой во рту. Подняв голову, изрядно струхнувший молодой человек увидел направленный на него пистолет в руках красавчика-капитана. Генеральский порученец, схоронившись за открытой бронированной дверью лимузина, целился своему коллеге в переносицу. Тучный генерал слегка согнувшись в коленях, пятился назад и в сторону, судорожно застёгивая китель.
— Свои! — в отчаянье заорал Герман, поднимая руки и отдаваясь во власть подбежавших дежурных прапорщиков.
— Я тебе, блин, дам «свои»! — заворачивая «ласты» виновнику инцидента, зашипел здоровенный прапорщик. — Я те, сучий потрох, покажу, как пушку вытаскивать! — продолжил он, передавая скрученного Германа подоспевшим охранникам.
— Есть! Есть, товарищ капитан! — двумя пальцами вытаскивая пистолет-зажигалку, завопил верзила после минутного личного досмотра. — У, вражина! — с зубовным скрежетом, торжествуя и помахивая зажигалкой перед носом оторопевшего «террориста», процедил он.
— Это просто зажигалка! — закричал Герман.
— Разберёмся, разберёмся, гражданин! — метал громы раздухарившийся прапорщик.
— Что за чёрт! — разглядывая потешное оружие, ругнулся дознаватель. — Гляди-ка, точно, зажигалка! — с досадой признался он, высекая огонь из направленного в небо пистолета. Шмон продолжался.
— Да он иностранец, товарищ генерал, — вдруг радостно завопил верзила, поднимая над головой раскрытый паспорт Германа.
— Это заграничный! — пытался встрять задержанный.
— Вижу, что не наш! — продолжал торжествовать дежурный. — Ить, балакает-то по-нашему, товарищ капитан, — передавая изъятый синий паспорт подоспевшему адъютанту, не унимался он.
— Отставить, Грицко! Не ори на всю площадь! Дай сюда, — с этими словами красавчик открыл документ.
— Поц... Поцкри... Потскоптенко, — не сразу прочёл капитан.
— Да, я... — начал было Герман.
— Заткнись, тебя не спрашивают! — зашипел Грицко.
— Да коллега я... — не унимался задержанный, судорожно сглатывая слюну.
— Не вижу, что калека, — вновь поднял на него глаза капитан.
— Какой он калека!!! — просто взвыл Грицко.
— Отставить, прапорщик! А вы, Потс... Потско...
— Потскоптенко, товарищ капитан.
— Я же говорил — иностранец, — уже не так уверенно встрял Грицко. — Финн, что ли...
— Это украинская фамилия, — пояснил Герман.
— Да шоб тоби... На какой такой Вкраине с такими хвамилями ходють! — опять не выдержал прапорщик.
— Замолчи, Грицко! — скомандовал капитан. — Не видишь, паспорт — советский.
— В упор не вижу! — огрызнулся уязвлённый хохол. — Я этих синих отродясь не видел!
— Герман Николаевич, что вы здесь делаете? — успокаиваясь, обратился капитан к виновнику переполоха. — Да отпустите его руки, Грицко! — скомандовал капитан.
