Самолет лег на курс, набрал высоту. Заложило уши. Стало еще холоднее. Люди прижались друг к другу. Каскул пытался вздремнуть, но едва закрывал глаза, со страхом начинал думать про предстоящее. В учебном центре рассказывали о неограниченной власти пилота над диверсантами: может застрелить, если сдрейфишь и в нужную секунду не прыгнешь в темную бездну. Прыгать придется над горами. Куда угодишь — неизвестно. Не дай бог — в ледяной поток или трещину во льдах — замерзнешь насмерть.
С погодой повезло. Внизу царила сплошная мгла. Зато небо усеяли мириады звезд. Каскул мысленно прикинул путь самолета. Через полтора часа справа по борту должна показаться цепь белых горных вершин. В безоблачную ночь ее видно и за сотни километров, сверху она будет тем более заметна. Контуры каждой вершины Каскул знал с юных лет, по ним ему будет легко ориентироваться на местности.
Самолет стал круто разворачиваться, загорелся сигнал: «Приготовиться!» Все трое вскочили, как по команде. Прежде чем прыгнуть самому, Каскулу предстояло вместе с пилотом выбросить контейнер — оружие и боеприпасы. Ухватившись за кольца парашютов, диверсанты ждали, когда второй пилот откроет дверцу. Она отворилась, и ворвался ветер, сильный, пронизывающий, казалось, он может вынести человека из самолета. Белобрысый отступил назад — то ли от страха, то ли ветер его отбросил. Пилот хотел силой вытолкнуть «долгоносика». «Долгоносик» уперся ногами в пол и ни в какую. Текли драгоценные секунды, и пилот, выхватив пистолет, стукнул труса по темени, навалился на него и наконец вытолкнул вниз. «Доннер веттер!» — прошептал он злобно. Белобрысый испуганно кинулся туда же, неловко зацепившись за что-то ногой. Секунда — и за ним полетел контейнер, а за контейнером Каскул. Захлебнувшись холодным воздухом, он закрыл лицо, и через мгновение почувствовал спасительный толчок: это раскрылся парашют. В кромешной темноте исчез, отдалившись, гул самолета. Каскула подхватил стремительный ветер. «Слепой полет», — подумал парашютист. Справа показались снежные вершины, но очертания их расплывались перед глазами. На миг открылся двуглавый Эльбрус и тут же исчез.
Каскул вглядывался в бездну, объятую тишиной, стараясь сообразить, где их выбросили. Еще немного, и он ударился о землю. Это был каменистый склон горы. Рука рванулась к нижним стропам, чтобы подтянуть их к себе и «погасить» парашют, но тот, надутый ветром, волочил тело по каменным уступам. Каскул передумал. Пусть тащит. Где-то близко должен быть лес, парашют зацепится за дерево — и всё. Однако он не рассчитал и, упав с крутого обрыва в пропасть, снова повис на стропах. Сильный ветер, дувший в узком ущелье, подхватил его.
Каскула обуял страх. Как бы не угодить в поток, оттуда уже не выбраться, тем более — с его снаряжением и парашютом. В этих местах реки не замерзают, только по краям образуется скользкая ледяная бровка. Снова коснувшись земли, Каскул наконец «погасил» парашют. Рядом высилась скалистая гора высотой метров в двести. Где-нибудь обязательно отыщется пещера. Их здесь давно обжили чабаны и пастухи. Каскул прислушивался к ночным звукам. Тишина, только река глухо шумит на перекатах.
А где же то двое? Остались наверху или спустились в ущелье? Впрочем, после удара рукояткой пистолета по голове первый наверняка упал с нераскрытым парашютом. Второй мог спуститься благополучно. Но он ведь ударился о борт самолета. Только неизвестно чем: рюкзаком — это еще ничего, головой — не позавидуешь… Раздумывать было некогда. Какое это ущелье? В каждом обычно расположено с десяток аулов. Они тянутся вдоль реки и объединены в один район с центром в том, что стоит посередине. Каскул заметил пещеру у себя над головой и вскарабкался туда. Изнутри несло гнилью, мхом и сыростью. Он не пошел внутрь, а бросил на камень у входа парашют и лег сверху, но так, чтобы видеть дорогу, вьющуюся вдоль реки. Машинально возникла мысль: надо отыскать «долгоносика». Даже если он приказал долго жить, следовало бы найти его, похоронить, спрятать парашют и снаряжение, — а то, если обнаружат, начнут искать и других. «Блондин», может быть, даст знать о себе, у него ракетница.
Светало. Нет, сказал самому себе Каскул, не будет он никого искать и никого не станет ждать. Решение принято еще в «питомнике» лагеря, он должен подчиниться голосу совести.
Снизу донесся лай собак. Значит, где-то близко живут люди. Пожалуй, не следует терять времени, лучше спрятать в пещере все лишнее и отправиться в путь. С рассветом ущелье покроется туманом.
Через полчаса Каскул, сунув в карман пистолет, уже спешил вниз по течению реки. По обе стороны ущелья на белом снегу темнел лиственный лес. Рассвело, и внизу на дороге показалась вереница женщин, мальчишек с санями, шедших, как видно, в лес за дровами. Каскул с опаской приблизился к ним. Они, однако, не обратили на него особого внимания.
— Вы лошади под седлом не видели? — спросил Каскул у женщины со смуглым обветренным лицом, закутанной в большой шерстяной платок. Женщина недоуменно оглянулась назад, словно ища пропажу Каскула, а шустрый мальчонка с раскрасневшимися от утреннего мороза щеками тут же с любопытством переспросил:
— Лошадь под седлом? А какая она?
— Гнедая. На ночь привязал к дереву, она отвязалась. Как бы домой не пошла… — Каскул приглядывался к людям, стараясь угадать, откуда они. Его словно поняли:
— Мы с самого Хазар-Хабла идем, но лошади не видели. Пасется, видимо, на склонах, там еще осталась трава.
«Хазар-Хабл»! Каскул достиг цели. У него отлегло от сердца. Теперь ясно, куда направить стопы. За хребтом Чопракский районный центр. Полдня идти, а то и меньше.
— Не задрали бы твою лошадь волки. Они нынче ужас какие злые, — заволновалась одна из женщин. — Вчера у моей соседки корову сожрали, проклятые.
— Лошадь, если не стреножена, от волка сама уйдет, — со знанием дела промолвил мальчик. — Как ударит задними копытами — волк клыков не соберет!
Каскул для виду послушал, послушал, потоптался на месте, потом махнул рукой:
— Да шут с нею, с лошадью. Никуда не денется, сама придет.
— Как это — шут с ней? Лошадь сейчас цены не имеет. Слава богу, воины дорогие, спасибо вам, освободили нас от немцев. Но хозяйство-то только налаживается. Каждая скотинка на вес золота.
Каскул покраснел от стыда, когда женщина причислила его к освободителям. Он попрощался и пошел дальше. Через два часа он явится в райотдел НКВД с повинной, расскажет все, как на духу, и его поймут. А не поймут — что ж, хуже, чем в шпионском центре, не будет. Дадут срок — отсидит, что положено, зато не придется служить фашистам… И жизнь сохранит… Как говорится: дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут. Его же могут послать в штрафную роту… Это было бы самое лучшее — кровью смыть тяжелую вину. Но погоди, Каскул! А вдруг… А вдруг — расстрел? Он вздрогнул, почувствовал, как слабеет, как тает его решимость. Остановился, сел на землю. Мысленно он несколько раз приближался к дверям НКВД, но поворачивался и уходил прочь, словно подчиняясь чьему-то предостерегающему голосу. В конце концов он решил сначала выяснить, живы ли остальные двое. А вдруг живы? Тогда надо постараться найти их и уговорить пойти вместе с ним. Втроем все-таки легче. Каскул долго искал своих товарищей и нашел наконец их трупы. «Долгоносик» с пробитым черепом с нераскрытым парашютом лежал на склоне. В лепешку он не разбился, видно, потому, что вещмешок и парашют самортизировали удар. Второй повис на огромной сосне. Конечно же, удар о борт самолета в момент прыжка оказался для него смертельным. Теряя сознание, он наверняка успел дернуть кольцо парашюта, но это ничего не изменило.
Теперь Каскул был волен действовать, как велит совесть. Каким счастьем было бродить по родным горам, вдали от бараков, полицаев, омерзительной шпионской пауки! Конечно, он понимал: узнав об измене, фашисты постараются найти его и убрать. Специально пришлют кого-нибудь, а может, оставили для «спецпоручений» своих людей, и те станут его выслеживать. Все равно! Настало время исполнения клятвы, которую он дал себе в плену. Судьба сохранила ему жизнь и теперь испытывает его на прочность, на мужество. Укрывшись за мшистыми валунами, Каскул как бы разговаривал со своей совестью. Эти валуны, быть может, как и он, когда-то с бешеной силой катились вниз, в пропасть, но, остановленные неодолимой силой, замерли на склоне… Теперь их обдувает ветер, греет родное солнце.
Со всех сторон на беглеца смотрели высокие горы, увенчанные белыми, ослепительно сверкавшими папахами. Монотонно, слаженно шумели река и сосновый бор. Каскул достал из рюкзака хлеб, завернутый в целлофан. Он был свеж, словно его только что выпекли. Потом открыл банку консервов и подкрепился перед дорогой.
Ему очень хотелось помочь своим. Пусть десант высадится в условленном месте. А там их встретит Бахов со своими людьми. С этой мыслью Каскул двинулся в райцентр. Но подойдя к зданию райНКВД, снова страшно испугался и прошел мимо, даже заглянуть в окно не посмел. «Трус», — думал он о себе. Сколько месяцев верил, что поступит, как надо, а теперь ноги не идут, словно их подменили; не идут, не слушаются, и всё.
