— Скажите, господин обер-лейтенант, вы приехали к нам двадцатого, если мне не изменяет память?
— Да, ровно неделю назад.
— Так, так. А выехали из Винницы пятнадцатого — месяц неразборчив… Вероятно…
Курт Кох коротко рассмеялся. Он предвидел этот вопрос.
— Вы напрасно приберегли ваше открытие на закуску. Следовало бы разговор начать именно с него.
— О, конечно, это недоразумение. Я запрошу Винницу. Все выяснится.
— Не стоит, подполковник, никого запрашивать. Я выехал из Винницы больше месяца тому назад. Исправление в документе сделано мною.
— Но где вы были все это время?
— Этого я вам не скажу.
Вадлер оторопел от неожиданности. Такого оборота дела он не предполагал.
— Видите ли, Вадлер, — продолжал между тем Кох, — у каждого могут быть личные дела, о которых нежелательно говорить кому бы то ни было. Тем более, что ни дружба, ни продолжительное знакомство нас с вами не связывают.
— Но ведь мы на службе, обер-лейтенант! И сейчас военное время. Моя обязанность… — Вадлер уже оправился от неожиданности и чувствовал себя хозяином положения.
— Вы можете не продолжать, подполковник, — перебил Кох. — Можете не продолжать дальше, потому что я уже знаю, сейчас последуют высокие слова о долге по отношению к фюреру, к великой Германии и т. д. А скажите-ка, Вадлер, — Кох перегнулся через стол и понизил голос, — скажите, вы сами всегда верно служите великой Германии, фюреру? И всегда ли вы ставили в известность тех, кому полагалось это знать по долгу службы?
Вадлер отпрянул. Что подразумевает этот Кох? Неужели… Нет, этого не может быть!
— Не понимаю вас…
Все так же в упор Курт Кох продолжал:
— Сейчас поймете. Ваше возвращение с Дальнего Востока через Лондон. Характер вашей дополнительной работы на посту заведующего иностранным сектором русского морского генерального штаба. Встреча в румынском порту после важной поездки в Россию…. Хотите подробности?
— Не надо. Замолчите, ради бога.
— Ну вот. Так-то лучше. Теперь вы понимаете, что вам лучше не только не запрашивать Винницу, но и сделать так, чтобы этот документ не попался больше никому на глаза.
— Конечно, я все сделаю. Но скажите, обер-лейтенант, неужели и вы…
— А я думал вы понятливей, господин Вадлер. Неужели придется объяснять, что никаких вопросов мне вы больше задавать не должны. Да что вы так приуныли, — теперь в голосе Курта Коха звучала не только ирония, но и откровенная насмешка. — Поверьте, все будет хорошо. И как залог наших будущих добрых отношений, нашего взаимопонимания примите вот это. — Кох снял с пальца перстень с большим рубином и положил на стол перед Вадлером. Камень сверкнул кроваво-красным лучом.
Готовясь к сегодняшней встрече, составив заранее программу, Вадлер предполагал этот эпизод. Но совсем при иных обстоятельствах. Он и сам не понимал, как вырвалась у него заготовленная фраза:
— Офицеры немецкой армии взяток не берут, — прозвучало это не надменно и холодно, как на репетиции, а жалко.
— О чем речь, Вадлер? — поморщился Кох. — Какая взятка? И потом… ну какой же вы офицер немецкой армии?
После ухода Коха Вадлер долго сидел совсем разбитый, бессмысленно уставясь на перстень с кроваво-красным рубином. Потом вынул из стола бутылку коньяку, залпом выпил стакан.
Вот оно когда всплыло! А он считал — все обошлось, все похоронено… Он и сам хотел, пытался забыть. И вот — напоминание…
Вместе с Колчаком граф Вадлер возвращается в Россию через Канаду и Лондон. В Лондоне его вербует английская разведка. Вадлер особенно не сопротивляется, расценивая этот весьма рискованный шаг, как первую ставку о задуманной игре. Планами своими поделился с Колчаком. Тот полностью их одобрил.
Понимал ли тогда Вадлер, что он нарушает воинскую присягу, предает родину? А он и не думал об этом. Он плевал и на присягу и на родину. Присягать готов был тем, кто больше заплатит. А родина… Он насмотрелся, как торговали ею там, на востоке, Стессель и компания. Были бы деньги, а власть, родина найдутся.
Итак, Вадлер вернулся в Россию. И тут вдруг почувствовал поддержку чьей-то невидимой, но мощной руки. Чья это была рука, не знал. Но предполагал, что дело не обошлось без вмешательства его новых хозяев. И, работая в иностранном секторе морского генерального штаба, он регулярно отсылал донесения в Лондон.
Связь русского офицера графа Вадлера с английским разведывательным центром продолжалась до 1915 года, когда ему дали понять, что в услугах его больше не нуждаются.
Через несколько лет о прежней его деятельности напомнил тот самый граф Курин, который явился к Вадлеру в Румынии. Он тогда сказал, что его послала разведка одного могущественного государства, которое помнит услуги (он так и сказал «услуги», а не заслуги) Вадлера. Потом был опять довольно долгий перерыв. А когда Вадлер вернулся из Советской России, куда ездил шпионить по заданию румынской разведки, то первый человек, встретивший его на румынском берегу, вновь напомнил ему о прошлом. Предложил возобновить связи с Интеллидженс сервис. В виде залога потребовал с таким трудом добытые сведения. Вадлер ни на секунду не задумывался о том, как стало известно английской разведке о задании румынской. Закулисная сторона этого дела его не интересовала. Не задумывался он и над тем, как поступить. Англичане заплатят больше. Кроме того, служба в английской разведке гораздо солидней, чем в румынской. Пересчитав полученные тут же деньги, Вадлер спросил, что ему делать дальше. Последовал ответ: ждать. Когда он понадобится, ему сообщат. А как же с румынскими хозяевами? Это его дело. А что он им скажет? Это тоже его дело… Вадлеру дали понять, что, хотя очередная услуга его принимается, брать под свое покровительство графа Вадлера британская разведка и не думает. С ним не церемонились. Его использовали — и только.
Если все это раскроется сейчас, Розенберг сотрет его с лица земли. Тогда конец, гибель. По-видимому, не в интересах Коха разоблачать его сейчас. Однако не очень-то приятно чувствовать, что над твоей головой висит меч, который может в любую минуту оборваться. Надо что-то делать. Он намекнет в гестапо, что Кохом следовало бы заняться подробно. Нужно это сделать? А может, нет?.. Мысли пьяного Вадлера путались, он никак не мог найти верного решения. Какие подножки подставляет ему жизнь! И кто бы мог подумать, что этот розовощекий баварец, этот самоуверенный спекулянт связан с британской разведкой? Иначе откуда же он может знать…
А обер-лейтенант, выйдя от Вадлера, как всегда беззаботно улыбающийся, шел по коридору управления СД. И уже у выхода встретился лицом к лицу с переводчицей Розенберга.
Он поклонился и хотел было пройти мимо, но Рубцова остановила его, чуть дотронувшись до рукава щегольского кителя обер-лейтенанта.
— Вы кажется расстроены, господин Кох?
— Нет, что вы фрау…
— Рубцова, — спокойно подсказала женщина.
— Очень рад с вами познакомиться, фрау Рубцова.
— А вы знаете, господин Кох, мне кажется я вас где-то встречала.
— Где же? Я никогда не бывал в России, вы, надо полагать, — в Германии.
— Все же… — Рубцова улыбнулась. Румянцев отметил, что улыбка получилась натянутая. — Впрочем, ладно. Будем считать, что наше знакомство состоялось сегодня. И в будущем постараемся стать друзьями. Мне этого хочется, — Рубцова говорила совсем не так игриво-легко, как за минуту до того. Совсем наоборот — твердо, решительно.
Из кабинета Розенберга донесся громкий голос. Генерал кого-то распекал.
— Может быть, я могу оказаться вам полезной.
Кох рассыпался в комплиментах. Характером тех услуг, которые намеревалась оказать ему переводчица Розенберга, он не поинтересовался. Пусть говорит все сама, раз начала.
— Подождите меня, господин Кох, я на минуту зайду к генералу, а потом вы проводите меня.
Прохаживаясь в ожидании Рубцовой около здания штаба, Василий думал о том, что скажет ему эта странная женщина. До сих пор она оставалась для него загадкой. И как он ни ломал голову, не мог объяснить себе поведение Вероники Викторовны Рубцовой. Еще тогда, после первой встречи с ней, он решил выждать. Сомнений в том, что Рубцова узнала его, не было. Как она поведет себя в дальнейшем? Значит, она тоже выжидала. Какова ее цель? Кто же, кто на самом деле эта женщина? Ладно. Кажется, сегодня ему предстоит еще один поединок. Вадлера он победил. А ее… Вероятно, это куда трудней.
— Заждались, обер-лейтенант? — прервал его мысли низкий голос Рубцовой. — Впрочем, я, кажется, не очень долго…
Они направились к набережной. Шли медленно. И, глядя на эту пару со стороны, на их размеренный шаг и спокойные лица, вряд ли кто-нибудь мог заподозрить, как собран, как внутренне насторожен Курт Кох, как напряжена Рубцова; никто не смог бы догадаться, что между этими двумя происходит поединок.
