Николай глянул в сторону маяка и увидел два фашистских танка. Они стояли на берегу, над самым обрывом, и стреляли по кораблям. На палубе вооруженного судна «Кренкель», только что отчалившего от северного мола, показалось пламя. В это время второй снаряд снес палубные надстройки на корме «Ростова».
Люди в панике прыгали за борт. А море кипело, дыбилось от артиллерийских снарядов. Огромные фонтаны воды обрушивались на головы тех, кто барахтался в этой морской пучине всего в нескольких десятках метров от суши. Цепляясь за щепы, порой друг за друга, люди стремились удержаться на воде. Но это удавалось немногим. Море, распоротое снарядами, поглощало людей. В каждой набегавшей волне исчезали их головы.
— В трюмах снаряды! Всем покинуть корабль! — услышал Николай властную команду.
Не раздумывая больше, он прыгнул за борт. Ледяная вода обожгла тело. Через мгновение Николай вынырнул на поверхность. После секундной тишины под водой в уши вновь ударили вопли и крики, заглушавшие залпы немецких танков.
Всю свою силу вложил Николай в те несколько взмахов, которые приблизили его к берегу. И хотя теперь под ногами появилось твердое дно, опасность не миновала. К залпам пушек прибавилась трескотня пулеметов. Фашистские пули доставали людей в воде.
Выбравшись на сушу, Николай увидел, что немцы сосредоточили огонь на катерах, уходящих в море. Он позавидовал тем, кому удалось вырваться из этого бурлящего ада. И, не успев еще осмыслить, в каком положении оказался сам, он увидел, как разлетелся в щепы один из катеров. Только дымное облачко повисло над морем в том месте, где не улегся еще бурун — последний след погибшего катера.
Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Танки ушли с обрыва.
Николай смотрел на море. Всегда такое синее и ласковое, сегодня оно показалось ему чужим и страшным. В прибрежной волне колыхались трупы. Море бережно подталкивало их к берегу. И с каждой новой волной, в журчании белой пены, словно твердило без устали: «Ш-ша-гайте, вс-с-тавайте, пош-ш-ли, пош-ш-ли...»
Но люди продолжали лежать на волнах вперемешку со щепами, досками, палками и не слышали шелеста волн и шуршания прибрежного песка.
А море шипело и твердило протяжно: «Ш-ш-ша-гай-те, ш-ш-ша-гай-те, пош-ш-ш-ли, пош-ш-ш-ли...»
И, будто повинуясь этому зову, расталкивая колыхающиеся на волне тела, из воды выбирались люди. Среди них Николай увидел Рогова, Зимина и заведующего отделом пропаганды Шкурко. Они подошли к Морозову. С их одежды стекала вода, лица были измученными.
— Дело наше дрянь, товарищи, — процедил Зимин. Слизнув стекающую по лицу соленую воду, он поморщился и обреченно махнул рукой.
— Что, нахлебался водички? — спросил Шкурко. — Погоди, еще не то будет...
Все они: и Рогов, и Николай Морозов, и Шкурко — старательно выжимали промокшую одежду. Наконец Николай натянул на себя влажные рубашку и брюки. Обернувшись к городу, он увидел, как понуро бредут туда те, кому посчастливилось выбраться из воды. Вскоре только Морозов, Рогов и Шкурко остались на берегу.
— А где же Зимин? — с беспокойством спросил Шкурко.
— Наверно, со всеми в город подался, — предположил Николай.
— Тогда нам с ним не по пути, — ответил Рогов и тут же спросил: — На чем к своим добираться будем?
Шкурко пристально посмотрел на Рогова, потом на Морозова и, поеживаясь от холода, сказал:
— Поначалу обогреться где-нибудь не мешает.
С молчаливого согласия товарищей он зашагал вдоль берега к старым, проржавевшим котлам, которые издавна валялись возле металлургического завода имени Андреева. Морозов и Рогов последовали за ним.
Наступили туманные осенние сумерки. Теперь вместо смолкнувших артиллерийских залпов сверху, со стороны города, все чаще доносились лязг и скрежет гусениц и натужный рев танковых моторов. По небу уже давно плыли низкие дождевые облака. Колючие иглы мороси то и дело залетали в большой котел, где, прижавшись друг к другу, сидели Рогов, Морозов и Шкурко. Обдумав свое положение, они решили связать небольшой плот и ночью переправиться к своим. Сейчас надо было собрать обломки досок.
— Уже темнеет. Пошли за досками, — предложил Морозов и начал выбираться из котла.
Сильный оглушительный взрыв тряхнул землю. Чайки с криком метнулись в море. От неожиданности Морозов присел на корточки.
— Это наши мины на заводах рвутся. Сейчас фашистам не до нас, — успокоил его Рогов.
Втроем они выбрались из своего убежища. По всему берегу валялись обломки лодок, мачты, обрывки рыбацких сетей.
— Собирайте только бревна да доски, что подлиннее, — посоветовал Шкурко, — а я вон в той сторожке пошукаю.
Он направился к маленькому сарайчику, прилепившемуся у самого подножия обрыва. Морозов и Рогов успели притащить к котлам две доски, бревно и несколько веревочных обрывков, когда к ним подбежал взволнованный Шкурко:
— Пойдем, подывитесь, яка там людына лежит.
Пройдя сарайчик, Морозов в полутьме увидел лежащего навзничь человека. Под его головой растекалась лужа крови. Рядом валялся пистолет ТТ.
— Это же Зимин! — воскликнул Рогов.
— Да, Зимин, — подтвердил Шкурко. — А ты, Михаил Васильевич, недоброе о нем подумал. Сказал: «Нам с ним не по пути».
— Да... Вижу, что зря сказал, — согласился Рогов. Они стояли и молча смотрели на Зимина.
— А по-моему, не зря. Застрелиться не хитрое дело, — глядя на товарищей, сказал Николай. — Война еще только начинается. Мог бы он и подороже свою жизнь отдать. Хоть одного гада с собой бы в могилу унес...
Подобрав пистолет, Морозов сунул его в карман и вышел. Взвалив на плечи валявшееся неподалеку небольшое бревно, он зашагал к котлам.
Около двух часов возились они в темноте, почти на ощупь связывая плот — единственную надежду на спасение. Обрывками сетей, кусками проволоки крепили доски и бревна. Студеный, пронизывающий ветер пробирался под одежду, но они не чувствовали холода. Желание побыстрее покинуть этот берег придавало силы.
Когда плот был готов, они дружно столкнули его в море. Стоя по колено в воде, Морозов и Рогов придерживали связанные бревна, пока на них взбирался Шкурко. Вторым забрался Рогов, и... жалкий плотик ушел под воду.
— С такой осадкой вам и вдвоем не доплыть на ту сторону, — с сожалением вздохнул Морозов.
— Да... двоих он не выдержит. На нем и одному-то рискованно плыть, — сказал Рогов и спрыгнул в воду.
— Нет. Одному можно. Давайте потянем жребий. Кому счастье улыбнется, — настаивал Шкурко, стараясь удержаться на скользких бревнах.
— Утонуть в Азовском море не такое уж большое счастье, — пошутил Морозов.
— Один выплывет, — настаивал Шкурко.
— Ты уже на плоту. Ты и выплывай. Доберешься — кланяйся нашим. А мы попробуем сушей добраться.
Рогов отдал Шкурко старый брезентовый плащ. Морозов протянул ему единственное весло. Через минуту и маленький плотик и человек растаяли в непроглядной тьме.
А наверху, над обрывом, все чаще разносилось эхо одиночных беспорядочных взрывов да изредка стрекотали автоматные очереди.
Мокрые, продрогшие, побрели Морозов и Рогов по берегу искать новое убежище. Хотелось хоть ненадолго спрятаться от леденящего ветра.
Маленький одинокий домик вырос на их пути. По открытой настежь двери, по выбитому окну было видно, что хозяева покинули его. Споткнувшись о брошенное в прихожей ведро, Морозов ввалился в крохотную комнату. Но и здесь разбросанные в беспорядке табуретки, перевернутый стол красноречиво говорили о спешке, с которой бежали отсюда люди.
Отшвырнув ногой табуретку, Морозов прошел в угол и сел прямо на пол. Рогов примостился рядом. Несколько минут они сидели молча. Николай рукой начал ощупывать пол, отодвинул тяжелый котелок. Огромная усталость навалилась на плечи. Хотелось вытянуться прямо здесь, на этих холодных шершавых досках. Неожиданно рука наткнулась на что-то круглое.
— Картошка! — радостно воскликнул Николай. — Вареная! Только теперь оба почувствовали голод. Рогов проглотил слюну и явственно ощутил запах картошки, которую протянул ему Николай.
— На. Ешь. Кажется, разломил поровну.
Нервы были напряжены до предела. Тревожные мысли будоражили мозг. Морозов проглотил кусочек и отложил картошку в сторону.
— Может, домой на первое время податься? Там мать... и покормит и спрячет.
В памяти возникла кровать с чистой простыней и теплым одеялом.
— Сейчас домой нельзя. На улицах наверняка патрули ходят. Утром спокойнее доберемся. Переждем день-другой в городе, а там и махнем через фронт. Пойдешь со мной?
— Не знаю еще, — сказал Николай. — У меня другая идея. Может, я здесь больше пригожусь...
Так, не смыкая глаз, тихо переговариваясь, пролежали они на голых досках до самого утра.
А когда рассвело, под окном вдруг раздались чьи-то тяжелые шаги. Рогов и Морозов встревоженно прислушались.
