Обо всем этом Виктор узнал едва ли не последним в полку. Причина была банальна, сложно быть в курсе новостей, находясь под домашним арестом. Вчерашняя пьянка несколько затянулась: распитого в компании Иванова литра оказалось мало, и друзья отправились за добавкой, которую успешно приобрели. В чью светлую голову пришла идея наловить рыбы, Виктор уже не помнил. Процесс лова тоже стерся из памяти, но что-то подсказывало, что не стоило посреди ночи бросать в реку гранаты. И вообще не стоило. Пьяных комэсков скрутили бойцы из патруля расположенного неподалеку автобата и утащили в расположение части, запихав до выяснения в холодную. Утром за героями явился Шубин, вздрючил и засадил под арест. Впрочем, дрючил командир слабенько, гудящая с перепою голова и жуткий сушняк, мучили гораздо сильнее, мешали проникнуться и осознать свою вину. Командир же подозрительно быстро прервал воспитательный процесс в самом разгаре и, посматривая на часы, куда-то умотал.
Развалившись на жестком матрасе своей койки, похлебав, принесенного заботливым Соломиным, супчика и чуток поправив здоровье, Виктор решил что жизнь, в принципе неплоха. Вчерашняя пьянка, хоть и оставила жесточайшее похмелье, тем не менее, удивительным образом прочистила голову, дала возможность взглянуть иначе на свои проблемы. Позволила сделать главный вывод, что жизнь продолжается. Что все эти умствования по поводу цели попадания это всего лишь его, Виктора, мысли. И надо жить дальше. Невзирая на смерть Нины, на смерть их, так и не рожденного ребенка. Жить, невзирая на ежедневную опасность быть убитым. Жить, воевать и по возможности максимально жестоко отмстить. Так было проще, так было понятней.
Как поведал Виктору Соломин, вчерашний пьяный дебош обошелся комэскам относительно дешево. Шубин упросил автобатовцев не раздувать из ночного переполоха скандал и решить все по-свойски. Ведь автомобильные войска и авиация суть близнецы-братья. А значит, Виктору могли грозить лишь несколько дней домашнего ареста. Это было неприятно – он на все это время отрывался от рыбалки, но далеко не смертельно.
Он отлеживался долго. Отведенный на отдых полк отъедался, отсыпался и совершенно не нуждался в присутствии ВРИО комэска-три на рабочем месте. Лишь ближе к вечеру в дверь робко поскребся посыльный, Саблина вызывали в штаб.
— Приперся тута, — Шубин был сама любезность, — ну садись. — Он обвел взглядом собравшихся в тесном кабинете командиров эскадрилий и начальников служб и хмуро буркнул:
— У меня новость, тута. А для Саблина две.
"Ну вот, — подумал Виктор, — а я уже обрадовался, что кончилось без особых последствий. Накаркал, блин. Неужели Шубин решил меня слить?"
— Приказом командующего, — комполка порылся в лежащих на столе бумагах и огорченно вздохнул, — лейтенант Саблин утвержден командиром третьей эскадрильи. Поздравляю… — это "поздравляю" прозвучало неестественно уныло. — А еще, уже другим приказом, товарищу Саблину присвоено воинское звание старший лейтенант.
Присутствующие радостно загудели, Шубин зло усмехнулся. — Ну и третье тута, — совсем нехорошо улыбаясь, сказал он, — будем переучиваться на новую матчасть… — он снова обвел помещение недобрым взглядом и тихо добавил, — сроку нам дали двадцать дней…
В кабинете наступила тишина, что было слышно, как летает муха. Все прикидывали объем работы и потихоньку впадали в уныние. Короткому, но приятному периоду ничегонеделанья, похоже, пришел конец.
— Оставшиеся самолеты привести в порядок, — продолжил командир, — передадим их в шестьсот одиннадцатый полк. Занятия, тута, начнутся уже завтра. Самолеты начнут поступать тоже завтра. На днях ожидается пополнение, за время переучивания должны ввести их в строй. Работы, тута, предстоит много. Так что… заканчиваем с курортной жизнью. Личный состав должен не водку пьянствовать, а, как говорит наш новоявленный комэск, шуршать как электровеник… Всем, тута, ясно? Тогда, через час снова все ко мне со своими соображениями.
Уже в самом конце совещания, Шубин буркнул:
— Вы уже слышали, что наши штурмовики наши гвардию получили? Сегодня пойдем поздравлять. Чтобы не напивались тута, вели себя достойно, как подобает. Это особенно вчерашних героев касается, — он мрачно покачал головой. — Поубивал бы…
Свежеиспеченные гвардейцы обмывали свое звание в здании школы, где теперь располагались столовая и штаб. Забили актовый зал столами, чтобы хватило на своих и на многочисленных гостей, повара БАО постарались над праздничным меню, и веселье заполнило здание. Сперва шли долгие поздравления, потом полковая самодеятельность и лишь потом, когда дивизионное начальство наконец убралось, обстановка сменилась из официальной на непринужденную. Вероятно, этому способствовало таинственное увеличение количества водочных бутылок на столах. Потом откуда-то появился патефон, и начались танцы. Заскрипели половицы, пары закружились в бывшем классе, отбрасывая на стены причудливые тени и скоро стало нечем дышать.
Виктор не танцевал, он себя чувствовал немного не в своей тарелке. Пить после вчерашнего не хотелось, оставалось только найти какого-нибудь интересного собеседника, чтобы вечер не пропал совсем уж зря. Приударять за лихо отплясывающими девчатами было бессмысленно. Майя на всю дивизию растрепала какой он подлец и сволочь, так что в глазах дам Виктор опустился очень и очень низко. Шубин, по просьбе Саблина, еще в конце июля куда-то ее перевел, но толку с этого уже не было.
— Сидишь? — Иванов захрустел огурцом. Утром он сам весьма сильно напоминал этот овощ, но к вечеру ожил и порозовел. — Поздравляю со звездочкой, — он подмигнул, — и с эскадрильей. Рад за тебя!
— Спасибо. Я… после проставлюсь…
— Это да, — Иванов засмеялся, — самогонка теперь не полезет. Эх, пивка бы сейчас, холодненького… Помню раньше, в Киеве, идем с аэродрома, а там по дороге киоск. Светлого по паре кружечек купим… красота… — он снова захрустел огурцом. — Витька, где можно пива купить? Полжизни за кружку отдам…
Саблин мрачно усмехнулся. За все время пребывания в прошлом, пива он не видел ни разу.
— Ладно, — сказал Иванов. — Сиди. Кстати, на тебя Танька весь вечер глазки строит. Ты пригласил бы ее, что ли… — он заговорщицки подмигнул и неторопливо ушел прочь.
Иванов явно преувеличивал. Таня никому глаз не строила, напротив, с серьезной сосредоточенностью изучала стену напротив. Ее уже дважды приглашали на танец свежеиспеченные гвардейцы, но оба раза получали отказы. Видно было, что она чувствует себя неуютно. Виктор усмехнулся, они с Таней были словно какие-то неприкаянные: не веселились, сидели наособицу. Мелькнула мысль пригласить ее на танец, но тут же пропала – она наверняка откажет, так зачем давать пищу полковым сплетникам. Но к его огромному удивлению, девушка вскоре сама к нему подсела.
— Извини меня, пожалуйста, — Таня говорила тихо и музыка с топотом заглушали слова, — я была неправа.
Он удивленно приподнял брови, гадая, за что именно Таня собирается извиняться.
— Я на тебя накричала, — пояснила она, — когда Лешу сбили, — окончание фразы было произнесено едва слышно.
— Ладно, — Виктор пожал плечами. На ее извинения ему было наплевать, — бывает.
Они довольно долго молчали. Виктору не знал о чем с ней говорить, а Таня если и хотела что-то спросить, то стеснялась.
— Веселятся, — добавила она, после долгой паузы. — Знаешь, мне кажется, что этот праздник, он сейчас словно маленький островок прежней жизни. Смотрю, как люди веселятся, и такое ощущение как будто войны нет, и никогда не было. Все еще живы, вокруг мир и тишина…
Он не ответил. Не рассказывать же Тане, что ему вспоминать-то особо и нечего, что для него нынешнего, все воспоминания стали одинаково чужими. Они словно выцвели, потеряли яркость, вкус. А его собственная память началась ноябрьской ночью сорок первого, вот только в этой памяти хорошего было маловато.
Она помолчала, потом как-то робко спросила:
— А я слышала, что ты немецкий бомбардировщик таранил? Это правда?
Виктор кивнул.
— То есть при таране редко погибают? — почему-то решила уточнить девушка.
— Если ты про Быкова, — вздохнул Виктор, — то он не таранил. Его сбили. Он очень уж сильно любил с немцами в лобовые атаки ходить, немцы обычно отворачивают. А против нас тогда "фоккеры" дрались, у них мотор-звезда и четыре пушки, не считая пулеметов. Не было никакого тарана, это Битману со страху померещилось. Быкова, скорее всего сразу убило, его "Як" еще в небе на куски рассыпался.
Девушка насупилась, на ее щеках заиграли желваки.
— Ты это так специально говоришь, — заявила она. — Ты ему завидовал…
— Завидовал? — Виктор поперхнулся от удивления. — Ему завидовал? Ха!
— Да, — Таня упрямо сощурила глаза, — он у тебя бой выиграл. Я помню. Ты злился, а потом про него всякие гадости говорил…
