— Четырнадцать.
— Ты что, в очко играешь? — запыхавшись спросил Шувалов.
— Какое там очко! Здесь и двадцать пять не будет перебором.
— И я уже девять имею, — послышался голос Кольцова.
— Мог бы больше, да ленишься, — подтрунивая над другом, сказал Попов.
— Да, с тобой потягаешься, — ответил Кольцов. — Щелкаешь, как орешки.
— А как же иначе? В конце концов, я снайпер или не снайпер?
— Снайпер, снайпер, — успокоил его Кольцов, — Да и патроны тратишь экономно. Молоток!
— Мужики, — обратился к ним Шувалов, — вы слышите меня, когда я кричу?
— Конечно, — пошутил Кольцов, — когда ты голос подаешь, то даже духи замирают на месте.
— Ладно тебе, — махнул рукой Шувалов. — Когда стемнеет, будем пробиваться вперед.
— А как с погибшими?
— Возьмем с собой, а как же иначе!
— Правильно, командир, — поддержал Шувалова Попов. — Если уходить, то всем вместе.
— Ну ладно, держитесь, братцы, я пошел дальше.
Когда Шувалов подполз к следующей позиции, то сердце у него похолодело. Турлаков делал перевязку Бадаеву. Шувалов сразу же понял: ранение серьезное. Не обращая внимания на боль в бедре, он поспешил к ним.
— Что, в живот?
Ответил сам Бадаев:
— Да, командир, кажется, я отвоевался.
Турлаков уже успел закрыть повязкой рану, но кровь быстро окрашивала бинт в алый цвет. Шувалов дотянулся до автомата Бадаева и вытащил из металлического приклада перевязочный пакет, протянул его Турлакову.
— Наложи еще одну повязку.
Но Бадаев протестующе слабо пошевелил рукой.
— Не надо, Юра. Это последний пакет. Кто знает, что еще может случиться.
По щекам Турлакова бежали слезы, и, чтобы их не видел Бадаев, он все время отворачивал голову в сторону. Они устроили Бадаева за бруствером и быстро подготовили для Турлакова новую позицию.
— Юра, — чуть слышно позвал Бадаев.
Шувалов оглянулся.
— Юра, там в мешке должен быть еще один трофейный пистолет, дай мне его.
Чуть поколебавшись, Шувалов вложил испанскую «астру» в правую руку Бадаева. Тихо и твердо сказал:
— Петя, только не дури, слышишь?!
— Не беспокойся, командир. Я на всякий случай. Заряди мне его, у меня сил не хватит это сделать.
Шувалов передернул затвор пистолета, послав патрон в патронник.
— На, Петро, держись. Я уверен, что наши скоро подойдут.
Шувалов заспешил к Банявичусу. Душманы пошли в атаку. Снова защедкали одиночные выстрелы, коротко загрохотал гранатомет. Пулемет Леонова пока молчал. Но вот гранатомет Турлакова ударил длинными очередями, и Шувалов тревожно крикнул:
— Феликс, как там у тебя?
— Это я им за Петю! Он скончался!
И тут, словно по команде, все ребята ударили очередями. Шувалов громко крикнул:
— Внимание! Всем перейти на одиночный огонь. Это — приказ!
Вдруг командир обратил внимание на душманов. Они, почти не пригибаясь, бежали куда-то влево, к горам. Шувалов сначала подумал, что они хотят перегруппироваться и всеми силами навалиться на Коблика и Леонова, но Банявичус громко закричал:
— Мужики, наши! Честное слово, наши идут! Духи когти рвут!
Шувалов увидел, как от гор тремя большими группами бегут свои. Он вскочил на ноги и дал длинную очередь вдогонку убегающим душманам. Все парни тоже палили, уже не жалея патронов. Через минуту все, кто мог ходить, сбились в кучу, обнимались и смеялись.
Коблик видел, что впереди всех бежит Чайкин. Николай побежал к нему навстречу и вдруг с ужасом увидел, что Чайкин скрылся в столбе дыма и пыли. Ударил глухой взрыв. Коблик остановился. Пыль медленно оседала. Чайкин неподвижно лежал на земле.
— Пашка! — вскрикнул Коблик и бросился к Чайкину, к которому бежало уже несколько человек. Лицо, руки, оборванная одежда Павла были в пыли и черной гари. Коблик даже не сразу разглядел на его лице и руках черную кровь. Николай наклонился над ним и, бессвязно что-то говоря, приподнял голову. Глаза у Павла были закрыты, но вот он раскрыл их широко-широко и взглянул на Коблика, потом снова прикрыл неестественно длинными от нароста пыли ресницами.
— Поддержи ему голову, — сказал Коблику батальонный врач. — Коблик только сейчас узнал его. Николай видел, как он быстро, прямо через одежду сделал укол, а затем начал осматривать ноги раненого. И тут Коблик отчаянно застонал: он увидел, что у Чайкина оторвана правая нога.
— Паша, друг, что же это такое?!
Он осторожно начал счищать с лица Чайкина грязь. Рядом уже был и санинструктор. Он подложил под голову Чайкина сумку и начал помогать врачу. Коблик отошел от столпившихся вокруг Чайкина солдат, машинально поставил автомат на предохранитель. У него кто-то из ребят что-то спрашивал, он что-то отвечал, следя глазами за тем, как двое солдат несут Павла к высотке, на которой их отделение недавно вело бой.
— Пойдем, Коля, — взял его под руку Леонов, — я слышал, как Бочаров вызвал вертолеты. Раненых и погибших скоро заберут.
Коблик шел как во сне. Куда-то далеко провалилось все, что было связано с боем. Отодвинулись на задний план мысли о том, что он и его друзья совсем недавно были на краю гибели. Его сердце раздирала боль при мысли о Павле.
Леонов отводил Коблика подальше. К ним подошли Кольцов и Турлаков. Они усадили Коблика на брезентовый мешок с трофейным оружием, напоили водой из фляги, взятой у ребят. Коблик видел, как на покатую округлую макушку высотки приземлился выкрашенный в зелено-желтые пятна вертолет и в него погрузили погибших, а затем Банявичуса, Кольцова и Чайкина. Но вертолет не улетал. Леонов первым догадался, в чем дело.
— Мужики, а где Шувалов?
Турлаков пальцем показал в сторону небольшой группы людей.
— Там он. Медведеву докладывает.
— Вертолет его ждет, — пояснил Леонов, — Юра же идти не может.
Турлаков бросился за Шуваловым, и через несколько минут Шувалов был доставлен к винтокрылой машине, которая, подняв облако пыли, взмыла к темнеющему небу.
А на небольшую долину стремительно опускалась ночь. Бочаров понимал, что передвигаться по горам в темноте опасно. Прикинув по карте и переговорив с афганскими командирами, капитан отдал приказ: разведвзводу разместиться на вершинах, а остальным десантникам — на их склонах.
Коблик и Леонов расположились рядом в спальных мешках. Леонов уснул скоро, а вот к Коблику, несмотря на смертельную усталость, сон не шел. Глядя на небо, усыпанное звездами, Коблик пытался восстановить в памяти картину боя. Воспоминания получились какие-то отрывочные, бессвязные, словно он не участвовал в нем сам, а пытался представить с чьих-то слов. Он старался не думать о Чайкине, но перед глазами стояло отрешенное лицо Павла и его оторванная нога, лежащая в стороне. При виде убитых Гулямова, Бадаева и Коржа мозг отказывался верить в их смерть, потому что их тела были целы, а вот мысль о том, что Павел только что бежал и вдруг оказался на земле без ноги, не вмещалась в его сознании. Коблик не удержался и застонал.
— Не спишь? — послышался голос Кольцова.
— Не могу.
— Да, ребят жалко. Смотри, как нас потрепало. До сего времени не могу понять, как мы уцелели?
Так и не уснул Коблик в ту ночь.
Как только наступил рассвет, Бочаров приказал возобновить движение.
В батальоне уже знали о больших потерях, и поэтому лица встречавших колонну офицеров были хмурыми. Комбат в это время находился у генерала Дубика, и встречал их замполит. С тяжелым сердцем следил Шукалин, как тяжело спрыгивают с боевых машин пехоты десантники. Насквозь пропыленные, угрюмые и усталые, они без обычных в таких случаях улыбок, громких разговоров, молча строились. Шукалин подошел к Бочарову.
— Евгений Михайлович, направляй ребят сразу в баню, она уже готова, затем в столовую, и пусть отдыхают.
— Есть. Если разрешите, рапорт представлю через полчаса, вот только разберусь с ними.
— Не торопись. Отдохни сам, затем вместе с Бакиным приходите в штаб, потолкуем.
Стоявший рядом замполит роты Бакин хмуро произнес:
— Такого у нас еще не бывало. Трое ребят погибли, четверо ранены, причем один из них стал инвалидом.
После обеда Леонов, Коблик и Кольцов попросились в госпиталь навестить раненых друзей.
Бакин ответил:
— Сегодня бесполезно. Их там, осматривают врачи, а вот завтра мы вместе обязательно съездим туда. Ну а сейчас, товарищи, — отбой. Командир батальона приказал, чтобы все, участники операции отдыхали.
На следующий день после политзанятий Бакин вызвал Леонова, Коблика и Кольцова и приказал собираться в госпиталь.
— Товарищ старший лейтенант, — взмолился Леонов, — разрешите нам в магазин сбегать, купить что-нибудь ребятам?
— Молодцы, что и об этом думаете, но бегать в магазин не стоит, — он кивнул в угол, где на металлических стульях лежали какие-то целлофановые пакеты. — Уже все готово. В них фрукты, сок, конфеты и шоколад. Так что собирайтесь и через пятнадцать минут ко мне!
