спусковой механизм…
Но я отказался. Хотя в тот момент совсем и не думал о том, что кого-то уничтожу. Я сконцентрировался лишь на царящей атмосфере и этих захватывающих дух залпах, которые сотрясают облака. Может, сыграла интуиция. И тот факт, что я журналист, а не военный, и должен заниматься своим делом, когда в другом деле нет необходимости.
На обратном пути мы трясёмся в пыльном кузове «Урала». И беседуем с казаком, который приезжал к своим донским братьям с гуманитарной помощью.
— Это правильно, что ты отказался нажать на спуск, — неожиданно говорит он. — Тебя что-то остановило. Значит, ты морально не готов.
— Да я особо не думал об этом, — парирую я, а сам начинаю задумываться.
— Когда я впервые дёрнул верёвку пушки, — продолжает казак, — я тоже не был готов. И мы уничтожили подразделение грузинских наёмников. И вроде бы уж за них-то переживать дело последнее… А я не спал несколько ночей. Хотя не видел никого из убитых врагов, просто о поражении цели доложила разведка. Я ходил к одному батюшке, потом к другому. И лишь второй смог меня убедить, что воин — он защитник. И если он убивает врага, защищая слабого, свой дом и свою веру, то это не грех. Потому святое воинство всегда почиталось, — казак закончил свои откровения.
А я еще больше утвердился в мысли, что поступил правильно. Я приехал на СВО добровольцем. Но не воином, а журналистом. Даже не военкором, хотя нас так все называют. Военкоры всё же люди присягнувшие, являющиеся военнослужащими, корреспондентами в погонах и при подразделении. И со своим личным оружием.
Моё оружие «перо», если говорить образно. Слово. Но поехав на Донбасс, я, конечно, понимал и был готов к тому, что враг при случае будет убивать меня не словом. Тем не менее брать в руки оружие, являясь репортером, я пока не хочу. Для этого нужна крайняя ситуация. Сегодня таковой не было. Едва я перестану быть журналистом и этого потребует моя Родина, я, не раздумывая, возьму в руки автомат и пойду выполнять задачи бойца.
«Солдат ВСУ. Бросай оружие и беги». Такая смс пришла на телефон оператора Димы Шикова, как только мы включили сигнал мобильного. Здесь уже тыл, здесь можно. Отправитель: «ВС РФ». Вооруженные силы Российской Федерации.
— Ну, наверное, посчитали, что я солдат ВСУ, — находит объяснение юморной Шиков.
— А может, ты шпион и есть? — подкалываю его.
— Наверное, да, — смеётся.
Над нами проносится дуэт хладнокровных монстров: боевые вертолёты «крокодил» МИ-24 и «аллигатор» КА-52. Проводив их взглядом, обнаруживаем на перекрестке застывшую картину боя: целый автопарк ВСУ жестоко разгромлен.
Очередной пикап системы «партизан». На обгоревшем борту проглядывают норвежские стикеры. А рядом — сразу три однотипных минивэна Укрпочты, которые перевозили боеприпасы.
— Не удивительно, — говорит Саня, водитель. — Еще в четырнадцатом году Укрпочта этим промышляла. Машины свои ВСУ передавала.
Добираемся до казачьего штаба. Обедаем. Среди фронтовиков неожиданно замечаю женщину: камуфляжный костюм, папаха с алой лентой на голове, серёжки в ушах. Казачка! Нет, — поправляют меня. Если дома сидит, то казачка. А если в походе со всеми, воюет, то казак. Виктория Беседина.
— А вы как давно воюете? — спрашиваю.
— Пять лет. У меня отец военный, брат был священником, погиб от фосфорных снарядов, сильное облучение.
— А где это случилось? — уточняю.
— В ДНР… — отвечает Виктория. — У нас, в принципе, династия такая. Ну, и я тоже тут.
В штабе появляется батюшка, служит молебен. Воинству. Казаки ведь всегда с Богом. Они ведь когда из пушки стреляют, в своём кличе на первое место веру ставят: «За веру, Дон и Отечество». БАХ!
— А религия вообще насколько помогает в войне? — спрашиваю у седобородого комбата с позывным «Егор».
— Я сам много задавался этим вопросом, — отвечает атаман, раздумывая, а потом, подняв на меня глаза, продолжает: — Наши предки были не глупее нас. Эта религия наших предков. И это и есть ответ. В вере сила наша. Поэтому стараемся не отступать от веры православной.
— Когда предки наши шли в бой со стягом «С нами Бог!»… — подхватываю мысль Егора.
— Конечно. Россия и Бог, — добавляет комбат.
— А что сейчас с фронтом, приостановилось всё? — спрашиваю командира, ведь темпы нашего наступления заметно снизились.
— Греют этих «партнёров», греют, — объясняет атаман. — Пытаются огрызаться. Если б не грели, это дело побыстрее бы проходило. Но ничего. В конечном итоге хребет-то уже ломается. Трещит. Это агония их. Ну, пускай и трещит. Поскакали на Майдане. Теперь и тут поскачут.
Плохие известия. Погиб Леший. Герой моего репортажа об освобождении Лисичанска. Сегодня об этом написал боец с позывным «Крит». Тот самый, которого со слезами на глазах в кадре обнимала благодарная лисичанка. У Лешего был мой телефон, но его номер я не сохранил. Потому, не дождавшись звонка, неделю назад я написал в комментариях на его Ютубканале: «Леший, помни обо мне, отзвонись, как будет возможность». Он ответил тогда: «Обязательно позвоню». Через три дня он погиб при артобстреле под Северском. Наши парни пытались вытащить тело с поля боя, но боец лишился ноги и забрать Лешего не получилось. Враги нашли его останки и, торжествуя, опубликовали посмертное фото в сети. Наконец, они добились того, чего так давно хотели.
Лешего звали Олег Анатольевич Иванов. Он дрессировал собак в Луганске, у него было много воспитанников по спортивно-дрессировочному сообществу. Но вынужден был взять в руки автомат и пойти защищать свою родную землю, за которую и погиб. Светлая память воину!
P. S. Впервые погиб герой моего военного репортажа. По крайней мере, я первый раз узнал о таком случае. И вроде видел Лешего всего-то пару раз, плюс на Ютубе, но такое ощущение, будто потерял друга. Сквозит на сердце весь вечер.
— Если у вас есть лишние конечности, можете, конечно, попробовать проехать, — стращает нас на блокпосте боец комендатуры, а мы смеемся его черному военному юмору. — А так, по этой дороге и упретесь в Белогоровку. Смотрите, там из кременских лесов по вам уже могут бить укропы.
Белогоровка — последний освобожденный населенный пункт ЛНР. Это случилось в начале месяца. Но так как это самый край, который по отношению к другим занятым высотам находится в низине, соваться туда журналисты не рисковали. Мы поехали туда на свой страх и риск, по обыкновению без сопровождения военных. Поездки в одиночку имеют и плюсы, и минусы. С одной стороны, полная свобода: тебя никто не ограничивает в действиях и времени, с
