«…Но ночь сильней, ее власть велика. Тем, кто ложится спать, спокойного сна, спокойная ночь… Но вот, это время пришло. Те, кому нечего ждать, садятся в седло, их не догнать, уже не догнать…», «…Солнечный день в ослепительных снах… Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве, пожелай мне удачи в бою, пожелай мне не остаться мне в этой траве… Пожелай мне удачи», «Они говорят им нельзя рисковать, потому что у них есть дом, в доме горит свет, и я не знаю, кто из нас прав… Закрой за мной дверь, я ухожу…». Слова, музыка Виктора Цоя во многом отражали мои мысли, настроение. И мне бы не помешала удача в бою.
Перебирая старые, уже немного пожелтевшие фотографии, слушая группу «Кино», я как будто переношусь в тот, уже далекий, 1989 год, в нашу каптёрку, к моим друзьям, к ежедневным проблемам службы и своим небольшим радостям.
Засиживались в каптёрке подолгу. Раз решили пофотографироваться с боевым оружием. Я был дежурным по роте. Выключил сигнализацию, вырубив электрический счетчик, прихватил автомат АК-74, штык-нож, магазин из оружейки, и мы стали фоткаться в каптёрке. Дежурный по полку спал, ничего не подозревая, хотя его комната была между оружейной комнатой и нашей каптёркой. Вот так, без хлопот, можно было завладеть оружием.
В столовую часто не ходили, особенно на завтрак и ужин. Пайку (хлеб, масло, сахар) нам приносили в нашу каптёрку.
С лета начал сильно тосковать по дому. Скоро уже два года, как я не был дома, не видел родных. Как там мой Барнаул, какие изменения? Буквально каждый день я представлял, как приеду домой, как зайду, обниму своих родителей. Наваждение какое-то. Время тянулось. Всё надоело, хотелось домой.
Наша каптёрка стала еще и местом любовных свиданий Александра Онегина. Саша познакомился с местной девушкой. Пару раз местом встречи с ней была наша каптёрка. Романтика.
Родом Саня был из Иркутска. Земляк (все сибиряки для меня были земляками) призывался на полгода раньше, чем я, к нам в роту попал весной 1989 года. Его часть под городом Комсомольском-на-Амуре расформировали.
Онегин рассказывал нам о жесткой дедовщине, царившей у них в части. После отбоя дневальный подходил к выключателю строевым шагом и спрашивал у него (выключателя) разрешения выключить, затем начинались «ночные полеты». «Духи» с вытянутыми в стороны руками, изображая истребителей и бомбардировщиков, вели воздушный бой. Веселуха.
— Так деды у нас развлекались, — грустно сказал Шурик, о чем-то вспоминая. — У вас здесь лафа.
В чем причина так называемых неуставных взаимоотношений в армии?
1. В мужском коллективе всегда будут конфликты, тем более что состав его разношерстный (разное воспитание, национальность, умственные способности, возраст и т. д.).
2. Как заставить выполнять чужую волю? Чтобы заставить солдата трудиться, нужна сила, нужен страх. Сила — это деды (в частях с «неуставщиной») или сами офицеры (в уставных частях, как, например, в учебке, наказывающие гауптвахтой, дисциплинарным батальоном).
Полностью искоренить насилие в армии нельзя, но снизить можно. И прежде всего — жестким контролем со стороны командира части и офицеров. При желании практически в любой части можно навести порядок и контролировать ситуацию.
«Белый клык»
Служил в нашем гарнизоне рядовой Андрей Твердов. Чуть ниже среднего роста, коренастый, с белой шевелюрой, он выделялся среди разношерстной солдатской массы.
Андрей Твердов был родом из Томской области, служил в батальоне связи полка вертолетчиков. Атмосфера в батальоне была тяжелая. Кавказцы доминировали повсюду, представители других национальностей беспощадно эксплуатировались, малейшее неповиновение жестоко наказывалось.
Но эти правила не относились к Андрею. Его происходящее не касалось, как будто он был пришельцем из другой планеты, где проживают одни бесстрашные люди. Он жил своей жизнью, не подчиняясь никому. Ни злые кавказцы, ни строгие офицеры не могли сломить его свободолюбивый дух.
Ходил он по территории часто без головного убора, расстегнутый, практически не обращая внимания на окружающих. Лицо его было украшено многочисленными шрамами, выглядел он значительно старше своих лет.
Андрей был частым гостем на гауптвахте. У него даже была там любимая камера. Командование, в конце концов, махнуло на него рукой, закрывая глаза на существование этого бойца.
— Пусть живет как хочет, хрен с ним, — сказал его командир и махнул рукой. И Твердов жил, как хотел, хотя его сильно тяготила ежедневная рутина армейской жизни.
Звали Андрея — «Белый клык», говорили, что когда он очень сердился, то он обнажал свои зубы, белые как жемчуг. От тюрьмы и дисбата или серьезных травм в многочисленных потасовках его всегда что-то спасало. Наверное, родился в рубашке.
Зимой он опять сидел на киче. Заступив в караул по гауптвахте разводящим, я с ним общался достаточно много времени.
Дело пахло дисбатом: Андрей покалечил пару человек. В одну из январских ночей ему не спалось, пошел покурить в туалет. Краем глаза увидел какие-то копошащиеся тени, почувствовал запах керосина.
В этом углу спал солдатик из Смоленска — Иван Смирнов. Он чем-то прогневал «хозяев» казармы, те решили его слегка проучить и одновременно повеселиться. Но поджигателями были парни его же призыва — два азербайджанца и один русский. Засунув между пальцев ног жертвы клочки бумаги и полив на ноги немного керосина, эти подонки подожгли его, бросив спичку.
Крик о помощи, яркое пламя, дикий полудебильный гогот, сотрясающий казарму. В проходе между кроватями метался полусонный Иван, не понимающий до конца, что произошло, смотря на свои горящие ноги.
— Помогите, помогите, я горю! — кричал он, безуспешно пытаясь погасить пламя. Горели его кальсоны, горел матрац. Едкий дым заполнил спальное помещенье.
Гнев охватил Твердова, он быстро выхватил из кровати металлическую дужку и начал от души лупить «шутников», оскаливая свои клыки. Те явно не ожидали такого поворота и практически не сопротивлялись.
Вскоре прибежал дежурный по полку, застал Андрея с окровавленной дужкой в руках и корчившегося на полу от боли Ивана. Пожар локализовали. Андрея посадили на гауптвахту, грозили дисбатом. Дело в том, что дежурный по полку капитан Исаев давно искал случая осадить зарвавшегося рядового. Личная неприязнь.
Они сцепились друг с другом, последовали крики, оскорбления, угрозы. Исаев выхватил табельный пистолет, пытаясь напугать «Белого клыка».
Андрей плюнул ему в лицо:
— Шакал поганый, пошел ты на х…й!
Капитан хотел вцепиться своими руками в горло Твердова, но, получив хороший удар справа, перелетел через кровать и, ударившись головой от тумбочку, потерял сознание. Так из защитника Андрей превратился в преступника. Этого ему не простят.
Мы стояли на улице. Морозная ночь, ярко светят звезды, догорает алым огоньком сигарета.
— Меня всё равно закроют, шакалы этого мне не простят. Найдут повод. А ты, Евгений, никого и никогда не бойся, не пресмыкайся ни перед «черными», ни перед «шакалами». И один в поле воин… Как я хочу на волю, в тайгу! Охотничал я немного с отцом… Ладно, пошли, поздно уже.
Я проводил его до камеры и закрыл дверь. Спустя несколько месяцев его осудили — год дисциплинарного батальона.
Старенький пазик увозил Андрея в Советскую Гавань, там находился дисбат. Увидя меня, он высунулся в окно и крикнул: «И один в поле воин!» Он что-то еще кричал, но ветер относил его слова. Офицер и прапорщик пытались оттащить его от окна. Автобус скрылся за поворотом, оставив после себя огромное облако пыли. Больше Андрея Твердова я не видел.
Полеты
После расследования причин гибели летчика возобновились полеты. Наверстывая упущенное, днём и ночью ревели авиационные моторы. Советский Союз не жалел средств для поддержания боеготовности своей армии: в избытке был керосин, которым заправляли самолеты, на складах хранилось огромное количество бомб и снарядов. Некоторые используемые нами бомбы были изготовлены еще в 40-х годах.
В марте американцы затеяли очередные военные маневры в Японии (там находятся американские базы). Играли своими «мышцами» у наших границ. К нам на аэродром прилетели два истребителя-перехватчика МиГ-25 для наблюдения за их учениями. Огромные, скоростные, взлетая, они сотрясали пространство. Обслуживая один из самолетов, я слышал, как один из летчиков, приземлившись, рассказывал, что он оторвался от преследовавших его двух американских истребителей F-16 где-то у берегов Японии. Выполнив задание, МиГи через неделю возвратились на свою базу.
У нас тем временем практически ежедневно проходили полеты. Если их не было, то трудились на авиационных стоянках, выполняя профилактические работы.
В июне месяце я чуть было не погиб. Проходили очередные ночные полеты. Было тепло, на черном небе блестели мириады звезд. Я один шел пешком на авиационную стоянку, так как вся наша группа вооружения уже уехала, оставив меня для завершения работ у КП.
