Военком, который все время встревал в речь начальника штаба, не преминул и здесь вставить свои два слова:
– Мост должен стоять во что бы то ни стало… Вот наша задача…
Командир роты секундной паузой выждал, не добавит ли комиссар еще чего-нибудь пафосного, а потом произнес в своей непроницаемо суровой манере:
– Товарищи офицеры, такова диспозиция… Сигнал начала штурма – красные ракеты. К этому времени необходимо готовить плавсредства. Не мне вас этому учить, форсировали не одну водную преграду. Вопросы?..
– Товарищ майор… – обратился Настасенко, командир второго взвода. – Мы к реке выбирались. Противоположный берег – еще куда ни шло. Сходни есть в нескольких местах, парапет пониже. А наш – чистая беда… Гранитный отвес, метра под два…
– Зацепиться не за что… – глухо раздался чей-то голос, из полутьмы густо заполненной никотиновым туманом.
– Как в воду спускаться-то? – продолжил Настасенко, ободренный анонимной поддержкой.
– Думайте… – так же непроницаемо ответил майор Шибановский. – Не спорю, форсирование будет сложным. Потому подготовиться надо заранее, просчитать все возможные опасности. Чтоб в последний момент не случилось неприятных открытий. Думайте!.. Веревки готовьте, лестницы сколачивайте… Головы на плечах имеете, вот и используйте их не только для еды…
– Кстати о еде… Разрешите обратиться, товарищ майор? – вклинился в диалог Аникин.
– Валяйте, – уже не так сурово произнес ротный.
– Бойцы сутки не ели, с ног валятся… – начал старший лейтенант.
– Ясно, ясно… – прервал его Шибановский. – По поводу кормежки: после совещания отыщите старшину. Он занимается погрузкой раненых. Так, товарищ капитан?
Он обратился к делопроизводителю Чувашову.
– Так точно, товарищ майор… – со свойственной капитану субординацией отчеканил он. – Возле санлетучки…
– Еще не отправили? – вновь посуровевшим, недовольным голосом спросил командир роты.
– Еще нет, товарищ майор, – ответил Чувашов. – Выгружали продукты и боеприпасы. И еще много тяжелых… Погрузка идет медленно…
– Все равно возитесь, – с еще большим недовольством констатировал Шибановский. – Лично займитесь, капитан. Чтоб через десять минут машину отправили…
– Так точно! – козырнул капитан, тут же покинув тесный подвал.
Получив распоряжения по дальнейшему плану действий взвода, Аникин занялся вопросами питания. Вопрос был первоочередным. Бойцы воспользовались небольшой передышкой, и пустые желудки тут же дали о себе знать в полную силу. А силы для решающего броска через Шпрее ох как нужны были.
Пока Аникин с Вороновым присутствовали на совещании, Липатов с остальными штрафниками времени даром не теряли. Они, ведомые армейским чутьем, уже обнаружили за ближайшими развалинами машину, на которой в роту доставили провизию и патроны к винтовкам и несколько ставших вдруг в Берлине дефицитными цинков с патронами для пистолетов-пулеметов.
Чтобы не сидеть без дела, бойцы тут же самоорганизовались в помощь санитарам, производившим погрузку раненых. Это немало поспособствовало тому, что после спешной отправки санлетучки представителям первого взвода провизию выдали одними из первых.
Старшина, получивший нагоняй за затяжку отправки раненых, был явно не в духе, но, несмотря на это, Аникин сумел получить на весь взвод хлеба, целую груду консервов, длинное ожерелье сосисок и даже стопку плиток шоколада. По словам водителя санлетучки, доставившего всю эту снедь в штрафную роту из дивизионного обоза, сосиски и шоколад были реквизированы из гастрономического магазина.
Чего там только не было: колбасы всех сортов и видов, буженина и копчености, сыры с ноздрями и без, батареи бутылок – вина французские и фашистские, шнапс и прочее, и прочее… Сержант-водитель с таким смаком живописал весь ассортимент изъятых с магазинного склада жратвы и питья, что у слушавших свело животы.
– Имей совесть! Хорош измываться!.. – полушутливо вскричал Липатов, перекладывая консервы и буханки черного хлеба навалом на середину аккуратно разостланной плащ-палатки.
Полученную провизию рассовали по вещмешкам и карманам, но все равно пришлось прибегнуть к помощи плащ-палатки. Перехватив ее четырьмя концами и связав в узлы, тяжеленный тюк взвалили на спину одному из бойцов. Так и несли потом до расположения взвода, попеременно сменяя друг друга, радуясь результативному походу, пересказывая рассказы шофера и глотая при этом обильные слюни.
Липатов все время возвращался к предстоящему штурму моста Мольтке Младшего. Эту новость по дороге сообщил Аникин. Замкомвзвода, а за ним и остальные дружно подтвердили, что с отвесного гранитного берега высотой в три метра форсировать реку будет равносильно самоубийству.
– Им, видишь ли, по мосту извольте наступать, а нам – кувыркайся в воду с трамплина этого, черт его дери!.. – вслух негодовал Липатов, позвякивая на ходу металлическими банками с тушенкой, сложенными в вещмешок.
– Еще неизвестно, кому лучше придется… – парировал Воронов. – На мосту, чует мое сердце, намечается хорошая кровавая баня…
– Ага!.. Баня-то – у них, а однако же в воду лезть нам придется… – не унимался Липатов.
– Уймись, Липатыч!.. – урезонил своего зама взводный. – Тут я с младшим лейтенантом согласен. Лучше не будет никому… Что на мосту, что под ним. Лучше будет тем, кто на стене Рейхстага автограф свой оставит, а потом выйдет, не спеша так, вразвалочку на ступени и смачно сплюнет…
– Ох, я бы щас сплюнул! Так бы смачно харкнул, что фашисты бы к чертовой матери захлебнулись бы! – включился в разговор Чаплыгин, чья очередь была тащить узел с продуктами. – У меня от этих сосисок – слюней полный рот…
– Гляди, сам не захлебнись! – подначил его Липатов. – А то в реку некому лезть будет. Эх-ма… Все ж таки жуть как лезть неохота в эту Шпрею…
– Ничего, Липатыч, это на пустой желудок… – шутливо успокоил его Аникин. – А как подзаправишься тушенкой, совсем другой разговор пойдет.
– Ага, – развивал мысль Липатов. – Это, значит, они говорят, чтоб нам придумать какие средства, чтоб к воде спуститься, – веревки там или лестницы. А я вот думаю, вот сосисок нам выдали – целую пулеметную ленту. Может, по ней, как по веревке, и спускаться? Как думаешь, командир?
– Думаю, лучше эту ленту в себя заправить, – с усмешкой ответил Аникин. – Так оно надежней будет.
– Не скажи, командир, – замотал головой Липатов. – Я вот слыхал, что немец специально жратву оставляет и выпивку, чтоб наш солдат, изголодавшись, набросился на их деликатесы фашистские, а потом ему каюк и наступил. Слыхал, что они яд в продукты добавляют.
– Эти продукты с дивизионного склада, – пояснил Аникин. – Они там проверку проходят. Так что не боись…
– Тем более что с ядом у фрицев дефицит должен выйти, – с усмешкой проговорил Чаплыгин. – Как есть, должен выйти. Если правда, что Гитлер ядом отравился. Это ж представить страшно, сколько яду нужно, чтобы такого, как их фюрер, кондрашка хватила.
– Одно вам скажу, – весело отозвался Воронов. – Мой отец натуру их немецкую еще в Первую мировую хорошо прознал. Так вот он мне всегда повторял: «Запомни, сынок, правильно в народе говорят: что русскому хорошо, то немцу – смерть».
– Вот это по-нашему! Это верно! – обрадованно согласился Липатов. – Для них, к примеру, это яд, а для нас – эти, как их… о, витамины!..
– Точно! – под общий смех согласился Воронов.
Младший лейтенант всю дорогу радовался добытому в стычке немецкому оружию. Оно должно было вооружить его бойцов-артиллеристов, лишившихся своего орудия. Воронов теперь командовал своими пушкарями в качестве командира отделения автоматчиков.
«Полковушке» здорово досталось во время перемещения штурмовой группы с Инвалиден-штрассе на улицу Альт-Моабит. Штрафники наступали по мостовой вместе с батареями полковой артиллерии. На пересечении улиц аникинцы натолкнулись на бойцов из взвода Настасенко.
Как рассказали встреченные, их взвод и бойцы третьего взвода под командой Мартынова вытеснили врага от набережной в жилые кварталы, и теперь они вместе со стрелковыми батальонами продвигаются в сторону реки.
Группа штрафников из второго взвода сопровождала «полуторку» из артснабжения, груженную ящиками со снарядами. Не успели бойцы перекинуться парой слов, как в машину, остановившуюся в проулке у стены здания, из окна стоявшего напротив здания саданули из «фаустпатрона». Бойцы запоздало открыли огонь по оконному проему, но «фаустник» уже скрылся.
Граната пробила верх кабины и взорвалась внутри. Пламя, ярко вспыхнув, тут же охватило сиденья, кабину и перекинулось на крытый тентом кузов машины. Водитель за секунду до выстрела вышел из кабины и возился с замком задней стенки кузова, готовясь к выгрузке ящиков со снарядами.
