Когда граната рванула в кабине и пламя, вспыхнув, разом охватило весь грузовик, все, кто находился рядом, инстинктивно бросились прочь от грузовика, крича: – «Щас рванет!!!» – дальше всех за угол отбежал водитель.
И вдруг Носенко, ящичный из значительно поредевшего расчета младшего лейтенанта Воронова, бросился в противоход остальным, к грузовику.
– Дурак! Назад!.. – закричали ему.
Но он, не обращая внимания на крики, подскочил сзади к откинутой стенке кузова и, схватив ящик со снарядами за деревянную ручку, с силой дернул его, опрокинув на мостовую. Тяжеленный ящик с грохотом приземлился на брусчатку, и Носенко, обливаясь потом и пунцовея от напряжения, потащил его прочь от горящего грузовика.
Чаплыгин подбежал с артиллеристу и, подхватив ящик с другого края, помог оттащить его за угол.
– За мной!.. – скомандовал Аникин бойцам, бросаясь в сторону горящей машины.
К этому моменту пламя уже полностью охватило брезентовый тент. Жар от него уходил вверх, лишь слегка опаляя своим дыханием тех, кто стаскивал ящики из кузова. Куда опаснее было то, что огнем занялась древесина кузова, грозя перекинуться на сами ящики.
Куски горелой ветоши съежились и оползли, обнажив черные от копоти рейки металлического каркаса. Носенко влез в кузов и, закрывая рукавом шинели лицо, давясь и кашляя от дыма и прогорклой вони, подтащил последние три ящика из глубины. Бойцам пришлось сбивать занявшееся пламя с деревянных крышек.
Из грузовика удалось вынести все находившиеся боеприпасы, но сама машина горела как свечка, под страдательные причитания ее водителя. Как он признался, в кабине, под пассажирским сиденьем, у него лежала канистра с трофейным бензином. Скорее всего, именно из-за нее и полыхнуло так быстро и сильно.
К Аникину, Воронову и их подчиненным подбежал командир дивизиона ЗИСов в чине капитана. Он с ходу прокричал про смелость и отвагу, проявленную солдатами, и про то, что он обязательно похлопочет перед командованием полка и дивизии по поводу необходимости представить бойцов к наградам.
Когда капитан услышал, что перед ним штрафники, пыл его сразу поугас. Козырнув и буркнув что-то вроде «хлопцы – молодцы», артиллерист ретировался к своим орудиям, попутно уточняя с двумя сопровождавшими его лейтенантами, командирами батарей, возможность использования спасенных от огня запасных выстрелов.
Расчет младшего лейтенанта Воронова использовать честно добытые ящики со снарядами не успел. Немецкие минометчики, расположившиеся в конце улицы, зафиксировав скопление вражеских офицеров, ударили сразу из нескольких стволов. Рев налетающих мин заставил всех искать укрытие, и только расчет Воронова деловито готовил свою «полковушку» к стрельбе прямой наводкой.
Точное попадание вражеской мины прервало эту добротную ратную работу. Орудийный щит, полуоси, станина пушки – все перевилось в жгуты, перекорежилось. Восстановлению не подлежит. А вот из расчета никого не задело. Опять чудеса, будничные, фронтовые… Так Воронов со своими оставшимися в строю подчиненными временно перестали быть артиллеристами, до дальнейших распоряжений переквалифицировавшись в автоматчиков в составе аникинского взвода.
Доставленные в расположение продукты и боеприпасы сразу оживили обстановку во взводе. Кто-то из бойцов, особенно те, кто помоложе, жадно накинулись на еду, в момент опустошили от тушенки консервные банки. Уже через несколько минут уныло вышкрябывали ножами и ложками жир с жестяных стенок, ожидая, пока Липатов, применяя чудеса арифметики, по справедливости поделит имевшиеся в наличии сосиски.
Липатов ломать голову не стал, а на весу отмерил три равные веревки сосисок. Каждая их них получилась почти с полтора метра. Вызвав командиров отделений, он торжественно вручил по полтора этих мясных метров, поручив дележку провести своими силами по подразделениям.
Бойцы поопытнее с тушенкой расправиться не торопились. Сговорившись по двое, по трое, уже сложившимися товарищескими компаниями, затевали варить суп. В одном из полуразрушенных подвалов по соседству обнаружили водопроводную воду, за счет чего пополнили запасы питьевой воды и решили насущную проблему приготовления горяченького – согревающего кишки и душу варева.
То здесь, то там в развалинах, служивших местом для привала взвода, развели костерки, предусмотрительно укрытые под защитой наиболее крепких из уцелевших стен. В дровах недостатка не было. Тут же под руками, среди куч щебня и битого кирпича, валялась целая и поломанная мебель, шкафы, набитые тряпьем, столы, стулья, доски и балки потолочных перекрытий.
Обнаружить себя перед вражескими наблюдателями бойцы не боялись. И кварталы, примыкавшие к Шпрее с севера, и противоположный берег были затянуты дымной пеленой, которую подпитывали дымными струями тут и там тлевшие и догоравшие пожары. В этой сочившейся вдоль улиц и домов, пропитывавшей квартал за кварталом, сплошной пелене копоти, чада и гари совершенно невозможным оказывалось распознать дымок, поднимавшийся от костра, зажатого между выложенными в два ряда кирпичами – подставке для котелков, в которых булькало ароматное варево, распространявшее вокруг ни с чем не сравнимый запах мясного супа.
Тушенку старшина выдал отменную, со свежими, порционными кусками мяса, утопленного в ароматный, в меру посоленный жир. Но казенной приправы армейским кулинарам было мало. Из вещевых мешков запасливых знатоков солдатского супа бережно изымались заветные кулечки с драгоценными солью, горошинами черного перца, стопочками лаврового листа, реквизированными при оказии из продуктовой лавки и припрятанными на случай.
Вот случай и представился здесь, в виду Рейхстага и кипящей от разрывов реки, которую не сегодня-завтра форсировать. Кто знает, кому из этих бойцов доведется насытить свои пустые желудки в следующий раз, а кого костлявая досыта накормит в наступлении пулей или осколком.
Липатов был мастер приготовления этого окопного блюда и теперь колдовал над рядом из сразу четырех котелков, выстроенных на кирпичах над невысоким, но жарким огнем. У рачительного замкомвзвода по данному поводу оказались в заначке и несколько картофелин, и две головки лука, и морковка, быстро и ловко почищенные и по-товарищески поделенные на четыре равные доли.
Аникин на правах командира пригласил к походному камельку младшего лейтенанта Воронова и ящичного Носенко, и теперь они ожидали приготовления горячего, уминая командирский задел трофейных сосисок, распределенных Липатычем перед супом.
И вот Липатов, кряхтя и потирая руки от предвкушения удовольствия, снял пробу с кипящей в его котелке жидкости.
– Ух, хороша Маша!.. – проговорил он многообещающе. – Еще секунду, и готово будет!..
Тут от группы бойцов, собравшихся у другого костра в кружок количеством человек в десять, отделился паренек и направился к сидевшим на кусках досок Аникину и Воронову. Подошедшим оказался Безбородько.
– Разрешите обратиться, товарищ командир! – бодро отчеканил парнишка.
– А-а! Безбородько! – приветливо отозвался Аникин. – С чем пожаловал? Небось флягу мою принес?
Лицо его сохраняло все ту же ребяческую непосредственность, но в глазах появилась по-взрослому серьезная сосредоточенность. Видать, для него этот день не прошел даром. На войне за одну атаку превращаются из мальчишки в мужчину. Если выживут.
– Именно насчет фляги… – Парнишка вдруг стушевался и покраснел и как-то неловко протянул флягу, которую он прятал до сих пор у себя за спиной.
– Это вот, товарищ старший лейтенант… – сбиваясь, проговорил Безбородько, держа флягу в вытянутой руке. – Это от нас с товарищем Кокошиловым… Это значит… спасибо вам большое, что выручили с водой… ну, тогда…
– Ну ты, это… не напрягай тут свое красноречие… – перебил его Аникин. – Выручил и выручил… Не повод, чтоб мяться тут. В следующий раз меня приспичит, и я у тебя воды попрошу. Ведь выручишь, а, Безбородько? Ага, полная?! Правильно, нечего пустую тару передавать…
Аникин характерным жестом взвесил флягу в руке.
– Так ведь нельзя пустую-то возвращать… товарищ командир… – с готовностью, более уверенным голосом согласился Безбородько.
– Вот и спасибо!.. – проговорил Аникин и принялся откручивать крышку. – Сейчас вот, пока товарищ Липатов супец доведет до логического конца, я чуть глотку промочу. А то у меня от этой гари и копоти в горле, будто в угольной шахте…
Андрей сделал глоток и от неожиданности едва не поперхнулся. Огненно-обжигающее, но душистое, благоухающее виноградом и цветущим весенним садом тепло окатило небо и прошло дальше внутрь. Усилием воли он сдержал рефлексивный порыв и почти ничем не выдал того, что содержимое фляги стало для него сюрпризом. Приятным сюрпризом.
– Хороша водица!.. – крякнув и мотнув головой, веско произнес взводный.
