— Я горю. Прощайте, друзья!
Михаил вывел подбитый зенитками, пылающий самолет из разворота и направил его на бензобаки.
Страшный взрыв даже наши атакующие машины швырнул в сторону.
И еще было в том полете: у штурмана Клюшкина осколком был поврежден правый глаз.
Левой рукой он зажал кровоточащую глазницу, а правой вел штурманскую прокладку.
— И вот — мы шли по старому следу…
Пламя и дым закрыли небо Констанцы.
Камнем срывается с неба первая шестерка пикировщиков. Сейчас, конечно, невозможно рассмотреть, кто из знакомых ребят сидит в кабинах. Знаю только — головную машину ведут сам командир полка, мой друг Степан Кирьянов, и штурман Лаврентий Салата.
Но что за цель они выбрали?
Ясно! На водной глади хорошо различим миноносец. Он ведет яростный огонь по пикирующим самолетам. С борта корабля тянутся к машинам красные, зеленые, желтые трассы. В каждой — смерть. Бьет, кажется, даже главный калибр.
Молодец Степан! Ни один самолет из его шестерки с курса не сворачивает. Лезут в самое пекло. Словно застрахованы от лобового удара. Случись попадание — из пике самолет уже не выведешь. Врежешься в воду.
Трудно рассмотреть все сразу, но все же главное видно: вроде бы операция развивается по плану: Пе-2 перестраиваются в колонну шестерки. Разделяются. Все так и задумано — удар по базе будет нанесен с двух направлений.
Передано своим ребятам по радио:
— Быть особенно внимательными! В таком аду «мессерам» ничего не стоит подкрасться незамеченными…
«Накаркал»! — Прямо из сизой мглы вываливаются четыре немецких истребителя.
— Немцы! — кричу в микрофон, лихорадочно думая, как их не подпустить к пикировщикам. Но уже вижу — реакция ребят молниеносна: четыре «яка» уже отвалили наперерез «мессерам», отсекающих от атакующих бомбардировщиков.
— Прикрывай! — кричу ведомому. — Атакую их ведущего…
Знаю — немцы не любят лобовых атак: иду в лоб!
Что-то бьет по плоскости, «як» вздрагивает, а «мессер» в последнюю секунду отваливает.
Только на мгновение вижу в прицеле его брюхо. Рука машинально нажимает гашетку. Ура! Зачадил, подлец!..
Снова бросаю машину в атаку.
Нет, стрелять уже нет необходимости. «Мессер» с ревом удирает с поля боя. Но вряд ли дотянет до своих: слишком густой шлейф дыма тянется за истребителем.
Тревожно оглядываюсь — где же остальные.
Немыслимая карусель в воздухе кончилась.
— Смылись, товарищ командир, — слышу в наушниках насмешливый голос Саши Волкова.
— Куда?
— А бог их знает куда… Совсем смылись. Один, кажется, подбит. Чадил…
— Молодцы, ребята! — и тут же спохватываюсь: сейчас не до похвал. И уже строго добавляю: внимательно следить за воздухом…
Небо над Констанцей было уже целиком нашим. Ни один «мессер» не рискнул больше появиться над городом. Значит, «группа расчистки воздуха» задание выполнила.
На войне случается самое невероятное. Расскажи — не поверят. Но здесь, в Констанце, слишком многие были свидетелями удачи воистину необыкновенной.
Когда я заложил вираж и снова мельком взглянул на миноносец, вначале не понял, что с ним происходит: палуба его была вроде бы цела, а из бортов вылетало пламя.
Только позднее все прояснилось: надо же было случиться такому — бомба попала прямо в трубу эсминца и благополучно «проследовала» в котельное отделение. Там и взорвалась. Вот почему так необычно чадил этот корабль.
Никто, понятно, на такую «точность» бомбометания не претендовал, но что было, то было.
На крутом повороте снова успеваю мельком взглянуть на бухту. Пламя и дым окутали крейсер «Дачка».
Молодцы ребята! Только позднее, на аэродроме, я узнал, что это была работа пикировщика Анатолия Бриллиантова.
Отбомбившись, пикировщики стали уходить к морю. Но я знал — это еще не конец.
Так и есть. Бросаем истребители в высоту. Видим — к Констанце подходит 29-й авиаполк под командованием Алексея Цецорина.
Сейчас все начнется сначала…
Когда наш полк вышел к морю, сердце сжалось от боли: один из бомбардировщиков Пе-2 судорожно пытался набрать высоту. Но у экипажа, видимо, ничего не получалось. Самолет явно был подбит.
Прошли какие-то секунды и, подняв к небу каскады брызг, Пе-2 сел на воду.
Мы барражировали над местом катастрофы. Вдруг кому-нибудь из экипажа удастся спастись.
И действительно, машина держится на воде, а на крыле ее — люди.
— Следить за воздухом. Не подпускать противника, — приказал я.
А горючего уже оставалось буквально в обрез.
Мы облегченно вздохнули, когда увидели, что ребята успешно добираются до берега.
Вот они укрылись в камышах.
Позднее мы узнали, что летчики благополучно ушли от противника…
К ночи из штаба ВВС ушла в Москву шифровка: «Задание выполнено. Выведен из строя судоремонтный завод. По предварительным данным потоплено свыше тридцати кораблей противника. Сожжены склады боеприпасов и бензохранилища…»
Звонок командующего ВВС Черноморского флота генерала Ермаченкова меня озадачил:
— Михаил Васильевич! К утру 25 августа подготовьте два «яка». Полетим вместе с вами вдвоем на разведку гитлеровских аэродромов, расположенных в Румынии.
Я опешил:
— Как вдвоем, товарищ командующий?! Мы такую разведку и своими силами можем сделать. А лично вам-то зачем лететь? Тем более вдвоем. Нарвемся на «мессера». За себя не беспокоюсь, — тут же уточнил я, — но вы же командующий…
— Хочу все посмотреть сам.
Я действительно волновался. На войне бывает всякое. Не хватало еще, чтобы на моих глазах сбили моего же командующего. Бой есть бой. Тем более, если вдруг нас атакуют, скажем, десяток «мессеров».
— Тогда, может быть, взять группу сопровождения?
— Это ни к чему, — отрезал Ермаченков. — Какая же разведка скопом. Ты еще весь полк подними! А вдвоем все сделаем аккуратно.
Я знал личную храбрость Василия Васильевича, но так и остался при своем мнении: риск неоправдан. Но приказ есть приказ: его нужно выполнять. Двадцать пятого Ермаченков прибыл на аэродром:
— Я буду ведущим. Ты — прикрывающим.
— Может быть, все же возьмем хотя бы шестерку сопровождения, — не унимался я.
— Нет.
— А если — бой.
— А у нас задача иная. Наша цель — разведка. Отобьемся… Дадим полный газ — и домой.
— Ну что же, — вздохнул я, — тогда летим.
— А ты не вздыхай, Михаил Васильевич, — Ермаченков похлопал меня по плечу. — Всю ответственность я беру на себя…
Над линией фронта нас обстреляли. Правда, огонь был не очень сильным и прицельным. Только один раз немного тряхнуло машину командующего.
Что я пережил в этот момент — лучше не вспоминать.
Летим в глубь вражеской территории. До боли в глазах всматриваюсь в небо: не дай бог «мессеры». А я за командующего головой отвечаю. И еще более утверждаюсь в личном мнении: делаем глупость. Чтобы наблюдать за обстановкой в воздухе слева, справа, вверху впереди и сзади по курсу, двух моих глаз явно маловато.
После полета у меня болела шея — извертелся до чертиков.
На солнечной стороне замечаю группу самолетов. Дождались! Хочу уже радировать генералу и облегченно вздыхаю: узнаю «яки». Наверное, из соседнего полка.
На бреющем проходим над аэродромами противника…
Теперь можно возвращаться.
Как мы перелетели линию фронта, как сели — помню смутно: нервы — на пределе. Ни в одном бою такого не чувствовал.
Подходит улыбающийся Ермаченков:
— Я же говорил, что все будет в порядке. Кстати, заметил, — он наклонился ко мне. — Аэродромы-то почти пустые. Значит, немцы стягивают авиацию в Германию… А это что такое? — неожиданно спрашивает генерал, показывая рукой на взлетное поле.
Смотрю — на посадку идут «яки».
— Откуда?
— Не знаю, товарищ генерал… Сейчас спрошу у начальника штаба Локинского.
И тут меня осенило: так вот чьи «яки» я заметил в нашем рейсе на солнечной стороне.
— На какое задание летали?
Ермаченков подходит, хитровато улыбается.
Локинский минуту мнется, потом безнадежно машет рукой:
— Ладно, все равно узнаете… Я слышал, товарищ командир полка, ваш разговор с командующим… И на свою ответственность решил вас подстраховать. Вы же знаете повадки гитлеровцев: любят нападать из-за угла, скопом на одиночные самолеты… Вот и послал группу сопровождения… Часть первой эскадрильи под командованием капитана Гриба…
Ермаченков побагровел, потом вдруг расхохотался:
— Вот провели, черти! Ну ладно, за заботу спасибо!.. — он крепко пожал руку Локинскому.
24 августа королевская Румыния вышла из фашистского блока. Утром мне стала ясна цель нашей с Ермаченковым разведки: огромные силы нашей авиации готовились перебазироваться на румынские аэродромы.
