— Мне чего огорчаться? Мое дело сторона. Я не баба и не девка, меня за подол не словишь.
— Охальничают? — спросил Семен Денисыч.
— Всяко бывает...
— Кто командир отряда? — спросил Сергей.
— Не знаю.
Сергей обменялся взглядами с Денисычем и Санькой. Те, без слов поняв его, согласно кивнули.
— Где штаб ихний? — спросил Сергей.
Мужик посмотрел на него с недоумением.
Сергей спросил более понятно:
— Начальник ихний где стоит?
— В поповом доме, — ответил мужик.
— Доведи нас туда.
— Чего вести-то? — возразил мужик. — Дом пятистенный, железом крытый, возля церкви. Сразу увидите... А мне недосуг, — он потряс уздечкой, — коня имать надо.
И не по годам расторопно пошагал за околицу.
— Поняли? — спросил Сергей, проводив его глазами.
— Опасается, — сказал Денисыч.
Санька был другого мнения.
— Наводит тень на плетень. Хитер, кулачина.
— Поехали к попу в гости, — решительно сказал Сергей, усаживаясь на облучок.
В просторной горнице поповского дома было людно и шумно.
Первое, что бросилось в глаза остановившемуся на пороге Сергею, — странная троица, восседавшая за обильно накрытым столом.
Посреди, как бог-отец, возвышался рыжий бородатый детина, лет сорока с виду. Из-под низко свесившихся темно-русых кудрей настырно смотрели круглые ястребиные глаза. Он был заметно навеселе и, покачиваясь в такт песне, напевал приятным, чуть сиповатым баском про бродягу, бежавшего звериной узкою тропой...
Одесную[4] его помещался сухонький старичок, седоватый и лысоватый, вполне соответствующий богу духу святому. Он, привстав, чтобы дотянуться до уха рослого соседа, что-то доказывал ему.
Ошуюю[5], откинувшись на спинку стула, вместо бога-сына, сидела матерь божья, разбитная круглолицая бабенка. Она, прищурив темные, слегка раскосые глаза, пьяненько похохатывала и поеживалась под тяжелой рукой бога-отца, небрежно брошенной на ее налитые плечи.
На дальнем конце стола примостились архангелы — два дюжих молодца с воловьими затылками. Эти, не теряя времени на пустопорожние разговоры, старательно работали челюстями.
Прислуживала за столом дородная, уже в годах женщина. Судя по одежде (на ней была шелковая кофта и длинная, тонкой шерсти юбка) и по кольцам, нанизанным на толстые пальцы, — не кухарка или горничная, а сама хозяйка дома.
Она, выйдя из кухни с дымящейся жаровней в руках, первая заметила пришельцев и испуганно вскрикнула.
Бог-отец вскинул кудлатую голову и, оборвав на полуслове песню, спросил строго:
— Кто такие?
Сергей полез в карман за мандатом.
Денисыч, стремясь разрядить обстановку, шагнул вперед и, сняв картуз, поклонился.
— Хлеб да соль!
— Едим, да не свой! — отозвался один из архангелов и захохотал во все горло, показывая добрые молодые зубы.
— Ершов? Васька! — воскликнул с удивлением Сергей.
— Кому Васька, а кому начальник штаба, товарищ председатель, — с достоинством ответил Васька.
— Знакомые тебе? — удивился бородатый.
— Заводские ребята. Свои в доску, товарищ командир! — заверил Васька.
— Коли свои, давай к столу! — радушно пригласил бородатый и, обернувшись к настороженно притихшему седенькому старичку, прикрикнул: — Посторонись, кутья! Дай гостям место.
Старичок поспешно вскочил и начал кланяться, приговаривая:
— Милости просим! Проходите, дорогие гости! Милости просим!
— Порядок! — сказал Санька. — В самый раз с дороги.
Сергей придержал его за локоть.
Денисыч торопливо зашептал:
— Негоже отказываться, Сергей Прокопьич. По-хорошему завсегда скорее договоримся.
— Ты, председатель, давай сюда, — бородатый указал Сергею место, освобожденное хозяином дома. — А ты, матушка, давай, что есть в печи, все на стол мечи!
Попадья, удерживая на лице вымученную улыбку, молча поклонилась и пошла на кухню. Тут же вернулась, принесла тарелки, вилки, стаканы. Поставила перед нежданными гостями.
— Будем знакомы! — сказал бородатый, протягивая Сергею здоровенную жесткую ладонь. — Командир партизанского отряда Ефим Чебаков.
Сам налил стаканы из пузатого хрустального графина и, подняв свой, повторил:
— Будем знакомы!
— Спасибо за угощенье, — сказал Сергей. — Не пью!
Чебаков, сдвинув брови, уставился на него.
— Брезгуют они нашей компанией, Ефим Терентьич, — неожиданно тонким голоском нараспев вымолвила бабенка, — али, может, скопцы?.. — и визгливо засмеялась.
— Гнушаешься, значит!.. — мрачно произнес Чебаков.
— Не время, — сказал Сергей. — За делом приехал.
— За делом... — все более мрачнея, повторил Чебаков, не спуская с Набатова тяжелого взгляда.
— Председатель — мужик шибко деловой, — с издевкой ввернул Васька Ершов.
— Экой ты, право, поперешный!.. — встревоженно зашептал Семен Денисыч.
Чебаков перевел взгляд на спутников Сергея. И понял, что те не одобряют щепетильности своего начальника. Санька, тот даже плечами пожал.
Тогда Чебаков встал во весь свой завидный рост.
— Ну, вот что, председатель! Сейчас я тебе все печенки разворошу. Пьем за полный конец Колчака и всей мировой гидры!
И, поднеся стакан к губам, впился взглядом в Сергея.
— Не иначе, у попа хитрости учился, — сказал Сергей.
Поднял стакан, налитый вровень с краями желтоватым, резко пахнущим самогоном, привстав, чокнулся через стол с Чебаковым и выпил до дна.
— Вот это по-нашему, по-рабоче-крестьянскому! — похвалил Чебаков и опрокинул стакан в широко открытый рот, как в воронку.
Смахнув капли с усов и бороды, крякнул:
— Хорош первачок! — и снова потянулся к графину. — Первую не закусывают!
— Точка! — сказал Сергей. — Конец у гидры один.
Чебаков понял, что настаивать бесполезно.
— Дело хозяйское, что царское. Я ведь что, хорошего человека уважить. Сам-то я вполне ублаготворился... — и, словно вспомнив о своей подружке, повернулся к ней: — Ты чего, Васенка, пристыла? Пей и... шагай. Недосуг мне сейчас. Председатель, вишь, за делом приехал.
— Все недосуг да недосуг... — проворчала явно разобиженная Васенка. — Чего было звать? Самостоятельной женщине с вами одна только морока!
— Стыда в тебе нет, девка! — строго сказал Денисыч. — Али не зазорно при народе самой набиваться?
Этого Васенка не могла стерпеть.
— Ты что, старый пень, встрял не в свое дело? Ежели у тебя все мохом заросло, так и не привязывайся к женщине!
Денисыч укоризненно покачал головой:
— Постыдилась бы!
Васенка вскочила из-за стола. Выпрямилась, выкатив тугую грудь.
— А чего мне стыдиться! — уже в голос закричала она. — Три года, как мужика на германской убили. Зиму одну всего с ним прожила... — и вдруг всхлипнула: — А я-то живая!.. — и уже с холодной злостью: — Развелось вас, указчиков!..
Рывком сняла со спинки стула серый полушалок, накинула на крутые плечи, стрельнула глазами в сторону Васьки Ершова.
— Пойдем, Вася! Пособишь мне корзину донести.
Васька покосился на Чебакова и встретил его неласковый взгляд.
— Никак невозможно, Василиса Кузьминишна. Служба не позволяет.
Васенка презрительно усмехнулась.
— Обробел, сосунок! А ну вас всех!..
И быстро вышла, хлопнув дверью.
На некоторое время в горнице установилось неловкое молчание.
— Своевольны стали бабы... — сказал наконец Денисыч.
— Бога забыли, добра не жди, — подхватил попик.— Истинно сказано в Писании, прийдут времена Содома и Гоморры...
— Не разводи агитацию, кутья! — прикрикнул Чебаков. — И вообще освободи помещение. Не принюхивайся к чужим делам.
— Далек я от мирских дел, — смиренно возразил попик. — И помыслы мои обращены к царству небесному.
— Ну и шагай в свое царство, — добродушно усмехнулся Чебаков.
— А попадью оставь! — крикнул вдогонку Васька Ершов. — Пущай еще принесет закуски.
— Какое же у тебя дело ко мне, товарищ председатель? — спросил Чебаков, когда поповская чета удалилась на кухню.
Сергей предъявил свой мандат.
Чебаков передал его Ваське Ершову.
— Читай!
— Предъявитель сего товарищ Набатов Сергей Прокопьевич является помощником командира Приангарского партизанского отряда и командируется в село Коноплево для разъяснения задач текущего момента и пополнения партизанского отряда за счет местного населёния, — прочел Васька и, подмигнув Сергею, добавил: — Опять в начальниках ходишь.
— Насчет населения местного не шибко обрыбишься, — сказал Чебаков, нахмурясь. — Вторую неделю стоим здесь, в Коноплево, а один подпасок бездомный записался в отряд. Понятно? Пустой номер — твоя командировка.
— Почему пусгой? — возразил Сергей. — Сколько бойцов в вашем отряде?
