Город перевели на военное положение. Были возобновлены начатые еще осенью 1941 года работы по сооружению оборонительных обводов. Сталинградская промышленность перестроилась на выпуск военной продукции — танков, орудий, стрелкового вооружения. На базе управления Юго-Западного фронта был создан Сталинградский фронт во главе с маршалом С. К. Тимошенко, в состав которого вошли и отошедшие за Дон 21-я и 8-я воздушная армии.
17 июля авангарды дивизий 6-й немецкой армии встретились на рубеже рек Чир и Цимла с передовыми отрядами 62-й и 64-й армий. Завязались кровопролитные бои, ознаменовавшие начало великой Сталинградской битвы.
Немецкая авиация подвергла Сталинград варварской бомбардировке, совершая до 2000 самолето-вылетов за день.
23 августа полк Шестакова, стоявший под Сталинградом, чуть свет был поднят по тревоге и направлен для сопровождения штурмовиков и прикрытия 62-й и 64-й армий.
Взлетели все имевшиеся в наличии двадцать четыре самолета. Группы вели Шестаков, Верховец, Баранов, Алелюхин, Королев, Серогодский.
Летчики и раньше предполагали, что над Сталинградом будет «каша». Но то, с чем довелось столкнуться, превзошло все ожидания. Небо буквально кишело вражескими самолетами. Фашисты намеревались смести город с лица земли.
Мы знали, что рядом действуют летчики соседних полков, однако видели перед собой только вражеские машины, а внизу — сплошные пожарища.
— Я — «Сокол-один», атакуем!
Шесть четверок огненными трассами пронзили бесчисленный строй «юнкерсов» и «хейнкелей». Шестаков поджег фашистского ведущего, по одному бомбардировщику сбили Верховец и Баранов, два вражеских самолета, шарахнувшись в стороны, столкнулись, и тоже рухнули вниз.
Где-то выше ходили «мессершмитты», но они не могли взять на прицел «лаггов», смешавшихся с немецкими машинами, Шестаков быстро понял это, передал по радио:
— «Соколы», вверх не выскакивать, после боя уходить в сторону солнца!
Шесть фашистов свалились на разрушенные городские кварталы. Полк не потерял ни одного самолета, вернулся домой в полном составе. Правда, некоторые «лагги» значительно пострадали от пулеметного огня немецких стрелков-радистов, они нуждались в серьезном ремонте, за который сразу же взялись механики под руководством Дмитрия Спиридонова.
Враг наращивал воздушные удары по Сталинграду. Летчики дрались с утра до вечера, часто возвращаясь домой, как говорится, на честном слове и на одном крыле. А обстановка в Сталинграде все усложнялась.
Дело дошло до того, что 3 сентября на имя Г. К. Жукова пришла телеграмма от И. В. Сталина, в которой говорилось:
«Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь… Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало».
Всю авиацию бросить на помощь Сталинграду! Этот клич пошел в воздушные армии, авиационные дивизии, полки. Дошел он и до 9-го гвардейского, в котором годных к эксплуатации оставалось уже пятнадцать самолетов. Четыре машины вообще не вернулись — на них погибли летчики старший лейтенант Иванов, старшина Белиляев, старший сержант Сафронов, сержант Рябоконь. Пять «лаггов» были в таком состоянии, что их давно было уже пора списать. Но получив приказ «Всю авиацию на помощь Сталинграду!», Шестаков велел ввести в строй и эти пять самолетов.
Наземные авиационные труженики совершили чудо: двадцать истребителей еще несколько дней подряд поднимались в воздух. Но, к сожалению, перед многократно превосходящим противником в небе Сталинграда они были каплей в море. Правда, счет сбитых фашистов увеличивали, однако давалось это ценой невероятных усилий и собственных потерь.
Именно в это время и произошел тот тяжелый бой, после которого комиссару полка Верховцу пришлось произвести посадку на аэродроме нашего 4-го истребительного полка, возглавляемого Героем Советского Союза Анатолием Морозовым.
Получилось по пословице: «Нет худа без добра». Комиссар сел на вынужденную, зато мы узнали от него о том, что представляет собой 9-й гвардейский, какие в нем люди, каков командир.
Мы узнали от него о Льве Львовиче Шестакове, имя которого уже было известным для многих летчиков.
Верховец вернулся в свой полк, когда там полным ходом шли его розыски. Шестаков не допускал и мысли, что Николай Андреевич мог погибнуть. Он верил, что исключительная выдержка, мастерство, трезвость мышления помогут комиссару благополучно выйти из любой ситуации.
Когда же Верховец объявился, радости командира не было предела. Без него полк вроде бы осиротел, лишился своей души. Пожалуй, в те трудные времена никто бы не смог заменить Николая Андреевича — авторитетнейшего политработника, превосходного бойца-истребителя.
С зарей нового дня — снова боевая работа. Темп ее и напряженность нарастают. А самолетов все меньше. Шестаков вынужден по опыту Одессы организовать полеты в две смены. До обеда поднимается в воздух одна группа летчиков, затем — вторая.
— Эх, нам бы сейчас два-три десятка новеньких истребителей! — вслух мечтал Лев Львович.
— Если бы только нам не хватало техники, — грустно отвечал Николай Андреевич. — В других полках еще хуже… Ну ничего, придет время — все будет! Вот посмотришь. А сейчас, что поделаешь, страна напрягает все силы, чтобы выстоять.
Да, положение на фронтах было критическим. Особенно на Сталинградском. 13 сентября фашисты начали штурм города. Они прорвались в его центральную часть, началась борьба за заводские поселки.
Бои шли за каждый квартал, каждый дом. И вот в такое невероятно напряженное время в полк поступает приказ, читая который, Шестаков не верил своим глазам: «Самолеты ЛаГГ-3 сдать, убыть на отдых», — значилось в нем.
Прежде чем довести приказ до всего личного состава, командир показал его начальнику штаба.
— Что вы думаете по этому поводу?
— По всей вероятности, будем переучиваться на новую технику, готовиться к решающему сражению, — ответил Виктор Семенович.
Присутствовавший при этом комиссар сказал:
— Коль в такое время нас посылают отдыхать, — значит, дела в стране лучше, чем нам думалось. Радоваться надо этому. Читай, командир, людям приказ, а я растолкую им, что к чему…
17 сентября 1942 года 9-й гвардейский Краснознаменный Одесский истребительный авиационный полк, сдав имевшиеся в наличии всего двенадцать исправных самолетов, отправился в тыл, теперь уже не глубокий, — всего километров за двести от фронта.
Как все сложится дальше — никому не известно. Можно только предполагать. Но на войне говорят: «Солдат предполагает, а штаб располагает».
Все действительно происходило по замыслу Ставки Верховного Главнокомандования и Генерального штаба. Об этом впоследствии в деталях можно было узнать из книги Маршала Советского Союза А. М. Василевского «Дело всей жизни». Вот что он пишет:
«Враг нес потери, его резервы ограничены, что сужало его оборонительные возможности. Напрашивалось решение: организовать контрнаступление, которое привело бы к крушению южного крыла вражеского фронта. Так было в общих чертах решено между мною, Жуковым и Сталиным. Суть стратегического замысла: из района Серафимовича и из дефиле озер Цаца и Барманцак в общем направлении на Калач нанести мощные концентрические удары по флангам вражеской группировки, а затем окружить и уничтожить 6-ю и 4-ю танковую немецкие армии.
Сталин ввел режим строжайшей секретности. Даже для членов ГКО.
Операция получила наименование «Уран».
Шло накопление сил».
Прав был Верховец, оптимистично воспринявший приказ об отправке полка на аэродром сосредоточения. Шло накопление сил. Оно круто изменило судьбы многих людей. В том числе автора этих строк, Ивана Борисова, Амет-хана Султана — летчиков 4-го истребительного авиационного полка. По приказу командующего 8-й воздушной армии мы направлялись на место нового базирования, к Шестакову: нас ждала гвардейская соколиная семья.
Тени трех По-2 медленно скользили по выгоревшей бурой заволжской степи.
Нас везли летчики, которым предстояло вернуться снова в свой 4-й истребительный. Мы же все трое — я, Амет-хан, Борисов — находились во власти той тихой грусти, которая всегда охватывает человека, покидающего родной дом.
Под мерное тарахтенье моторов каждый думал об оставленных друзьях-товарищах, командирах, политработниках. Вспоминали вчерашний прощальный ужин. Добрыми, сердечными словами напутствовали нас командир полка Морозов и комиссар Миронов. Им было жаль отдавать нас в другую часть, но был строгий приказ командарма: выделить четырех лучших летчиков для полка истребителей-асов.
