— Волков, в чем дело, ты мне можешь объяснить? Куда ты нас завел? ругался Трычков. — Нет, я с тобой больше не полечу. На кой хрен мне такой штурман, который сажает меня на фашистский аэродром!
Волков не оправдывался, понимая, что виноват. Он и сам не знал, как это могло произойти. Расчеты верные. Очевидно, неправильно учел силу ветра, скорость полета. Самолет сносило вправо, вот он и оказался над землей, занятой врагом.
Земля кончилась ленточкой желтого прибрежного песка, внизу море. Слева маяк и поселок рыбаков.
«Курляндский берег Рижского залива, — определил Волков и поставил на карте точку. — Впереди должен быть эстонский остров Рухну». И точно: зеленая мохнатая шапка покрытого лесом острова Рухну показалась справа. Волков свободно вздохнул. Имея такой ориентир, теперь нетрудно добраться до Кагула.
— Курс на наш аэродром… — сказал он, специально подчеркивая слово «наш».
— А это точно? — засомневался Трычков.
— Теперь точно.
— Гляди у меня, Волков. Не сносить тебе головы! — предупредил Трычков.
— Сам тогда выпрыгну из самолета, без парашюта…
На поле аэродрома Кагул стояло несколько бомбардировщиков, не успевших после приземления зарулить на стоянки Трычков посадил машину с ходу. К нему подъехали на эмке Оганезов и Комаров.
— Наконец-то! — дружески обнял Оганезов спустившегося на землю Трычкова.
— А мы тут уж беспокоиться начали. Время ведь!
— Задержались малость в пути, — ответил Трычков, косясь на смущенного штурмана. — Да сами знаете, какая сегодня погода! Где наш метеодьявол, хотел бы я на него поглядеть.
— Каспин сам на себе волосы рвет, — улыбнулся Оганезов. — Поехали, — показал он на эмку.
— А все прилетели? — поинтересовался Трычков. — Мы последние?!
Оганезов горестно покачал головой.
— Фокина еще нет. Афанасия…
— Давайте подождем его здесь, — предложил Трычков. — Он прилетит, я Афанасия знаю.
Трычков рассказал, как в Фокина вцепились лучи немецких прожекторов и как он выбрался из них.
— А потом его не видел. Потому что сам… — Трычков вновь покосился на своего штурмана, — сам еле добрался…
Фокина прождали еще час. Бомбардировщик с бортовым номером 390918 не появлялся.
Жаворонков не мог больше ждать и шифровкой доложил наркому ВМФ о случившемся.
Все центральные газеты сообщили об очередном налете советской авиации на район Берлина:
«В ночь с 10 на 11 августа имел место новый налет советских самолетов на военные объекты в районе Берлина.
Сброшены зажигательные и фугасные бомбы большой силы. В Берлине вспыхнули большие пожары и наблюдались серьезные взрывы.
Все наши самолеты вернулись на свои базы, за исключением одного самолета, который разыскивается».
Четвертый налет на Берлин
Начальник штаба морской авиагруппы капитан Комаров долго не решался сделать запись в журнале боевых действий о потере экипажа старшего лейтенанта Фокина. Афанасий Иванович — опытный летчик, не из таких передряг выходил. Возможно, еще вернется на свой аэродром? Не хотелось верить в гибель его экипажа.
От размышлений Комарова отвлек телефонный звонок. В трубке послышался взволнованный голос дежурного с поста ВНОС:
— Со стороны Рижского залива курсом на Курессаре летят три «Юнкерса-восемьдесят восемь…»
«Видимо, будут бомбить уездный центр Сааремаа», — подумал Комаров.
Раздался звонок с соседнего поста ВНОС. Оттуда тоже поступило сообщение о трех немецких бомбардировщиках, но летевших, по мнению наблюдателя, на Кагул.
«Конечно же, к нам летят «юнкерсы», — сообразил Комаров и поспешил к Жаворонкову.
— Товарищ генерал, посты ВНОС засекли две группы немецких бомбардировщиков, идущих к нашему аэродрому, — доложил он.
Жаворонков вышел из подземного командного пункта, прислушался. Посты ВНОС находятся в нескольких десятках километров отсюда, и если Ю-88 летят на Кагул, то звук их моторов сейчас будет слышен.
Действительно, далекий завывающий гул донесся с юго-востока. Он быстро нарастал, и над лесом показались вражеские бомбардировщики.
— Появились, незваные! — усмехнулся генерал. — Все, теперь они нам покоя не дадут. Разузнали, откуда бомбят их столицу.
«Юнкерсы» летели на высоте около двух тысяч метров. Первый из них пошел по восточной кромке аэродрома, от него отделилось несколько темных точек. Взрывы последовали один за другим вдоль опушки леса. Гитлеровский летчик предполагал, что именно на границе поля аэродрома и леса спрятаны советские бомбардировщики, трижды бомбившие Берлин.
— Командира «чаек» ко мне! — приказал Жаворонков.
Майор Кудрявцев уже сам спешил к генералу, услышав гул вражеских бомбардировщиков.
— Видите, товарищ майор? — рукой показал Жаворонков на второй «юнкерс», заходивший на бомбометание с северной стороны аэродрома. — Отучите наглецов. Покажите, на что способны ваши «чайки».
— Есть, товарищ генерал! — козырнул Кудрявцев.
Над центром аэродрома повисли одна за другой две зеленые ракеты. Через несколько минут из леса выкатили три «чайки» и зарулили к взлетной полосе. К этому времени западную часть аэродрома уже бомбил третий «юнкерс». Фашистские бомбардировщики не стали делать повторных заходов на бомбардировку. Пока «чайки» взлетали, набирали высоту, их уже и след простыл.
По замыкающему Ю-88 открыла огонь одна из зенитных батарей, но тут же прекратила его: снаряды не доставали уходивший вражеский бомбардировщик.
Жаворонков обернулся к Комарову, сердито нахмурил брови.
— Спят, что ли, зенитчики? Предупредите их!
Комаров обещал сходить на зенитные батареи, поговорить с личным составом. Туда же он намеревался просить съездить и начальника политотдела Береговой обороны Балтийского района полкового комиссара Копнова.
Потерь от налета не было. Командир авиабазы майор Георгиади насчитал лишь пятнадцать воронок, которые уже заделывала аэродромная команда.
Первый налет немецких бомбардировщиков на Кагул можно считать разведкой. Теперь надо ожидать массированного удара. И этот удар может последовать в самое неподходящее время: при взлете или посадке ДБ-3. Зная время появления советских самолетов над Берлином, их скорость и разведав аэродром на Сааремаа, немцы могли с точностью до нескольких минут определить момент взлета и посадки. По логике выходило, что именно в 9 часов вечера и в 4 часа утра над Кагулом могли появиться эскадрильи немецких бомбардировщиков и истребителей. К тому же гитлеровское командование имело возможность выслать свои истребители на перехват ДБ-3 по маршруту полета.
Было над чем задуматься.
Жаворонков поделился своими опасениями с Преображенским.
— Да, отныне фашистские самолеты нам покоя не дадут, — согласился тот. — А вот как их обхитрить?
— Обхитрить?! — Жаворонков прищурил глаза, что-то прикидывая в уме. Обхитрить, говорите, — повторил он. — Что ж, давайте попробуем. А вдруг проведем, а?
Преображенский вопросительно поглядел на командующего. Ему не терпелось узнать, как это генерал хочет провести гитлеровских летчиков.
— Решение самое простое, Евгений Николаевич, — пояснил Жаворонков. Вылетать раньше или позднее. Сегодня вылетим на час раньше. Поглядим, что из этого получится. — Генерал усмехнулся: — Хитрость, правда, не ахти какая. Да на простоте, может, и легче провести самоуверенного врага. В общем, дайте распоряжение все перенести на час раньше. А я скажу об этом майору Щелкунову и капитану Тихонову. Сейчас еду туда…
По накатанной гравийной дороге, петляющей по лесу, Жаворонков поехал в Асте. В штабной землянке он собрал летчиков и штурманов армейской авиагруппы особого назначения и поставил им боевую задачу на бомбардировку Берлина. Уточнив порядок следования над морем и территорией врага, генерал сказал:
— Каждое ваше звено поведут летчики полковника Преображенского. Доверьтесь им, они прекрасно изучили весь маршрут от Сааремаа до Берлина. Ну а потом самостоятельно будете летать.
Летчики и штурманы армейской авиагруппы на опыте экипажей Преображенского уже знали, что ожидает их в пути. Третий налет показал, что противовоздушную оборону своей столицы гитлеровцы заметно усилили. А это значит — надо быть очень внимательным при подходе к цели и полете над ней. Бомбить следовало с высоты, близкой к потолку.
В свой первый налет на Берлин армейская авиагруппа направляла десять дальних бомбардировщиков. Полностью шла эскадрилья капитана Тихонова и три ДБ-3ф из группы майора Щелкунова: экипаж самого майора, капитана Крюкова и старшего лейтенанта Семенова. Остальные самолеты исправить пока не удалось: на ремонт требовалось время, и немалое.
К ужину Жаворонков вернулся в Кагул. В столовой было шумно. Летчики и штурманы шутили и смеялись, словно сейчас им предстоял не изнурительный и опасный полет на Берлин, а приятный отдых. Улыбался и Преображенский, хотя ему было и не до веселья. Из головы не выходили мысли о пропавшем экипаже старшего лейтенанта Фокина. Он прекрасно понимал, что потери неизбежны, ведь идет такая жестокая война, и все же никак не хотел смириться с этим.
