Воздушный стрелок, сжавшись в комок, прирос к земле и вопрошающе смотрел на комдива, все еще надеясь на какое-то чудо.
Кольцо врагов сжималось. Все чаще и чаще фашисты кричали: «Рус, сдавайся!».
— Так и ждите! — со злобой в голосе проговорил комдив и первым же выстрелом повалил фашиста, затем второго, третьего…
Немцы опешили и залегли. Казалось, они отступили. Воцарилась тишина. В то, что немцы ушли, комдив не верил. Он вынул обойму, глянул — остался один-единственный патрон.
Рыбаков толкнул локтем воздушного стрелка и кивком головы показал, чтобы тот уходил.
— Доберешься до своих, расскажешь, — бросил он ему напоследок.
…Гибель комдива потрясла всех нас. Особенно переживал Хитали.
В последние недели войны он в полной мере узнал, что такое горечь утрат: потерял своего наставника и учителя капитана Феденина, близкого друга по полку майора Чернова и наконец комдива Рыбакова, с которым у Хитали сложились на редкость душевные отношения.
Как-то, увидев Захара, сидевшего на небольшом пне у входа в землянку, я невольно обратил внимание на то, что он бледен и задумчив, руки его беспомощно лежали на планшете.
— Какого человека потеряли! — сказал он, с тоской посмотрев на меня, и слеза, по-видимому, давно уже накипевшая, покатилась по его щеке. — Неужели воздушный стрелок не мог спасти его? — с отчаянием спросил меня Хитали.
— Воздушный стрелок сам чудом спасся, — напомнил я.
— Почему же это чудо не помогло комдиву? Ну скажи, почему?
— Это было сказано так искренне, что мне стало жаль его.
Давно я не видел Захара таким возбужденным. Не знаю, о чем он думал в эти минуты, очевидно, мысленно клялся мстить фашистам до конца своих дней.
В те трудные для нас дни изменилось поведение Хитали. Теперь он еще настойчивее рвался в полеты. Когда подбирались ведущие на особо опасные задания, Хитали был в числе первых. Когда в воздухе было туго, Хитали всегда был в самом водовороте событий, бросался в самую гущу зенитного огня.
Встретившись как-то со своим сверстником, который занимал должность адъютанта в соседнем полку, Хитали возмутился: «Если все летчики станут адъютантами, кто же воевать будет?». На лбу его собрались сердитые морщинки, а в глазах загорелись злые огоньки. Как можно уйти с летной работы, когда каждый летчик находился на особом учете, этого Захар не понимал. И Хитали, человек честный и горячий, рьяно боролся с каждым, кто забывал о своем долге перед Отечеством.
XXXIIIИзменчива погода в Прибалтике. Даже в апреле примчавшийся с моря холодный ветер приносит то мокрый снег, переходящий в дождь, то неожиданно нагоняет такой туман, что в десятке метров ничего не видно.
В такую погоду не так просто вылететь на боевое задание. Но летчики не были обескуражены непогодой, они давно привыкли к трудностям.
Когда мы прибыли на аэродром, многоголосый гул ветра, казалось, состязался с оглушительным громом работающих двигателей. В общем шуме терялись голоса авиаспециалистов, зовущих бензозаправщик, или машину со сжатым воздухом. Работа по подготовке самолетов к вылету не прекращалась ни на минуту.
Но вот над стартом со свистом проносится вернувшийся с боевого задания воздушный разведчик. Значит, сейчас позовут на КП. Интересно, какие привез он разведданные?
Хитали, в зимнем комбинезоне и меховых унтах, сидел в кабине полуторки, наклоняясь вперед на каждом ухабе. Он с опаской поглядывал на мчавшиеся навстречу облака. Как командиру эскадрильи ему совсем не безразлично, утихнет ветер или нет. Болезненно морщась, будто порывы ветра хлестали не ветровое стекло автомашины, а его самого, комэск думал о том, как осложнится из-за погодных условий боевое задание. Когда командир со всей ответственностью готовится к боевому вылету, он не клянет непогоду, а старается противопоставить ей свой опыт, знания.
Во второй половине дня погода несколько улучшилась, уменьшились осадки, лишь ветер по-прежнему не стихал. Этого и ждал комэск. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы доказать командиру полка, что погода не помеха. А уж если Хитали заверил командование, то на него можно было положиться. Вылет разрешен. Курс на Клайпеду.
Стоило командиру полка взмахнуть белым флажком, как самолеты рванулись вперед и моментально смешались с поднятой винтами грязью.
Командир полка, провожал каждую пару долгим взглядом, следя, как она отрывалась от земли, а затем появлялась над горизонтом. Он видел, как ветер сносит самолеты в сторону; порой создавалась аварийная обстановка, и командир полка мог прекратить взлет, но он этого не делал, полагаясь на мастерство питомцев, их умение.
Взлет с боковым ветром требует не только мастерства от летчиков, но и необходимой выучки. Зазевайся на секунду, машина развернется против ветра, и тогда ее не удержишь в нужном направлении. А что значит выскочить за пределы взлетной полосы — каждый пилот знает.
На фоне темных, взъерошенных ветром туч шли три шестерки штурмовиков. Вскоре за ними должны были подняться истребители прикрытия.
Стрелка часов начала отсчет времени. Под крылом мелькали лесные массивы, еще не очистившиеся от снега, редкие хутора.
Летчики знали, что боевой почерк у комэска постоянен только до подхода к линии фронта. Но стоило пересечь эту невидимую линию, как тактический рисунок его полета резко менялся, поражая оригинальностью и виртуозным мастерством. Хитали творил в воздухе, всячески избегая шаблона и прямолинейности.
Группа штурмовиков снизилась до бреющего и, слившись с землей, отсчитывала последние километры пути перед проходом линии фронта. С флангов, чуть выше штурмовиков, «прилепились» две шестерки «яков», получившие задачу прикрыть боевой порядок «горбатых» до цели и обратно.
Непроницаемый туман — явление нередкое в этих местах. Это давало о себе знать Балтийское море. Серое чужое небо дышало холодом, который чувствовался даже в кабине.
Южная окраина Клайпеды с трудом просматривалась с высоты пятидесяти метров. Хитали призвал все свое умение, всю находчивость, чтобы незаметно проскочить Клайпеду и выйти на порт.
Как-то непривычно чувствуешь себя, когда не слышно с земли команд: «Ваш курс… Квадрат…» Приходится самому отыскивать цель, при этом нужно избежать встречи с истребителями противника и обмануть вражеских зенитчиков.
В этом боевом вылете принимали участие и молодые пилоты: Петр Мацнев — небольшого роста, румянощекий, с пышной русой шевелюрой, и ясноглазый, стройный, как тростинка, Николай Пичугин.
Каждый из них, словно слеток, выпавший из гнезда, горит желанием расправить крылья и вот-вот взлетит, чтобы отныне попытаться прочно занять свое место в строю. Им немного страшновато, но впереди опытный вожак Хитали. Пусть они оба не его ведомые, пусть они идут в звене Василия Карамана, но все взоры их на Хиталишвили.
Едва не задевая верхушки вековых сосен, группа штурмовиков мчится на бреющем. Напряжение нарастает. Хитали мельком бросает взгляд на карту, затем на местность, уточняет местонахождение, потом снова — на часы. «Если даже учесть сильный встречный ветер, то все равно до Клайпеды не более пяти минут», — думает он.
Впрочем, решение им уже принято давно: на порт он группу с востока не поведет. Надо зайти оттуда, откуда меньше всего ждет враг — с запада.
Спустя две-три минуты справа одновременно вспыхнуло несколько зенитных разрывов, затем еще и еще. Они дыбились иссиня-черными шапками, дыша огненной лавой. Если на подходе к цели такое количество зенитных батарей, что же будет над Клайпедой?
Хитали решительно потянул ручку управления влево и сделал доворот, чтобы отойти от порта в сторону. Однако тут же сквозь белесую кисею приподнявшегося тумана сверкнули трассы «эрликонов». Значит, нужно пройти южнее, чтобы попытаться обмануть немцев.
Клайпеда! Здесь была сильная система противовоздушной обороны. Фашисты стянули сюда не меньше тридцати зенитных батарей, а по утверждению некоторых летчиков, их насчитывалось до пятидесяти.
Заглядывая в пометки на полетной карте, Захар еще и еще раз уточнял места расположения «эрликонов». Он припомнил наиболее опасные точки, особо обращая внимание на подчеркнутые синим карандашом названия населенных пунктов, отдельных хуторов и поселков. Как бы не упустить чего-либо при подходе к цели. Многие разведданные фильтруются и сравниваются непосредственно в полете.
Наконец все взвешено и учтено. Хитали принимает решение обойти Клайпеду с юга. Однако свой замысел он не раскрывает. Его рука не касается кнопки передатчика — враг может подслушать радиоразговор. И он продолжает полет, соблюдая полное радиомолчание.
Выйдя южнее города, комэск повел группу в море. Пройдя километров десять, пока не скрылся с глаз город, он неожиданно ввел самолет в правый разворот и, прижимаясь как можно ниже к катившимся в сторону берега волнам, передал по радио:
