Мы не знаем, какие именно материалы печатал Витторини в эти месяцы, но, сопоставляя даты и данные, имеющиеся в книгах о Сопротивлении, легко можем предположить, что среди них было обращение коммунистической партии к итальянскому народу: «Самый благородный и самый прекрасный поступок, который только может совершить сегодня каждый итальянец, — это взять винтовку и пойти сражаться против немцев и их подлых приспешников — итальянских фашистов. Только с оружием в руках перед лицом врага мы можем еще почувствовать себя людьми и защитить свое человеческое достоинство. Пусть, быть может, будут велики жертвы — тем большим будет благо, которое мы вновь обретем, — независимость и свобода».
Во многих страницах романа «Люди и нелюди» мы слышим эту же самую интонацию — благородную, боевую, бескомпромиссную: «наносить больше ударов, удар за ударом, пока мы не оглушим их; не давать им времени осуществить репрессии». И описание трупов, валяющихся на улицах, и расстрелы заложников (у нацистов был свой счет, своя страшная арифметика: десять итальянцев за одного немца — они были столь методичны в своей бухгалтерии убийц и палачей), и образы подпольщиков, нарисованные так лаконично и выразительно. И то, чему учат мертвецы. Очень важно для понимания идейного смысла романа Витторини авторское рассуждение о том, почему простые, добрые и мирные люди, лично даже никем не обиженные, шли в подполье:
«У каждого из них была семья: тюфяк, на котором им хотелось бы спать, посуда, из которой им хотелось бы есть, женщина, с которой им хотелось бы не разлучаться. И их стремления почти что не простирались дальше этого, и вокруг этого вертелись их разговоры.
Но почему же они боролись?
Почему они жили, как звери под облавой, и каждый день рисковали жизнью? Почему спали, засунув под подушку револьвер? Почему бросали гранаты, убивали?»
И еще — о партизанах: «Почему они, не будучи жестокими, убивают? Почему, оставаясь простыми и мирными, они борются? Почему, если ничто их не принуждает, они вступили в смертельный поединок и ведут его до конца?»
Итак, мы подходим к важнейшему моменту: к тому, как ставит и как решает в своем творчестве Элио Витторини самую главную для него, как писателя-гуманиста, проблему добра и зла. Еще в «Сицилианских беседах» оформилась своеобразная концепция Витторини. Существуют две человеческие породы: люди и нелюди, — «может быть, не всякий человек есть человек, и не весь род людской есть род людской». Тема «оскорбленного человека», «обиды, нанесенной миру», присутствует и в «Сицилианских беседах» и в других произведениях Витторини, которых мы сейчас не касаемся, и в романе:
«Мы говорим: человек. И думаем о тех, кто падает, кто гибнет, кто плачет и голодает, кто дрожит от холода, о тех, кто болен, кого преследуют и убивают. Мы думаем о несправедливостях, которые творят над ним, и о его достоинстве. Обо всем том в человеке, что подвергается несправедливости, и обо всем том в его душе, что может сделать его счастливым. И все это — человек».
Это звучит несколько отвлеченно и, может быть, усложнение. Но вот как расшифровывается мысль Витторини: громадное большинство человечества — люди: бедняки, те, кто в дождь ходит в рваной обуви, кто голоден, кто болен, кто плачет, кого преследуют и убивают. И есть другие — нелюди, они живут в роскоши, смеются над чужой болью (да, конечно, и они могут болеть или испытывать какие-то горести, но не это определяет их сущность), они обижают, преследуют, убивают людей.
Мы говорили о том, что творчество Витторини — не живопись, а графика, без полутонов. Хотя у него есть неоспоримая склонность к символам и аллегориям — символы эти при сколько-нибудь внимательном чтении разгадываются: гуманизм Витторини отнюдь не имеет отвлеченного, абстрактного характера, в нем есть явственный и неоспоримый социальный смысл. Писатель безоговорочно на стороне людей, и он не ограничивается пассивным состраданием и сочувствием. В «Сицилианских беседах» тема кроткого непротивления контрастирует с темой гневного возмущения и протеста, люди говорят не только о живой воде, но и о ножах. Слово «революция» не произносится ни разу, но незримо революция присутствует во всей повести.
Между «Сицилианскими беседами» и романом «Люди и нелюди» лежат шесть лет, решающих для Италии и лично для Витторини. От морального сопротивления фашизму в плане чисто духовном он перешел к активному участию в подпольной, смертельно опасной антифашистской борьбе; однако проблема добра и зла сохраняет для него все свое значение. Предстают ли у него добро и зло как нечто имманентно присущее человеку и борющееся в его душе? Нет, это не так. Весь пафос романа в том, что Витторини показывает неоспоримое нравственное превосходство людей над нелюдьми, антифашистов над нацистами и фашистами. Это превосходство позволяет людям понять корни низости и жестокости нелюдей, понять, но ни в коем случае не простить. Напротив, понимание обязывает людей быть еще упорнее и непримиримее «в смертельном поединке».
Во имя чего они должны и хотят бороться до конца?
«Чтобы жизнь людей стала чище, — читаем мы ответ на страницах книги. — А для того, чтобы она стала чище, нужно, чтобы каждый стал свободным…» Так входит в роман важнейшая для Витторини мысль о внутреннем, моральном освобождении каждого человека. Нужно освободиться от пут предрассудков и условностей, которые мешают Берте уйти к любимому человеку, от всего, что старается привить людям буржуазное общество, чтобы легче было или поработить их, или превратить в нелюдей.
И еще один ответ слышим мы в романе — слова старой подпольщицы Сельвы: во имя счастья людей. Тема человеческого счастья, очень дорогая Витторини, звучит как лейтмотив во всем его творчестве, начиная с первой книги рассказов «Мелкая буржуазия». Она предстает перед нами в двух измерениях: личное счастье человека сливается с борьбой за счастье всего «оскорбленного мира». Подобно тому, как в «Сицилианских беседах» Витторини вложил слова об «ином долге», «иных обязанностях» в уста человека, которому не дал имени, — он и в романе не дал имени рабочему, который приходит предупредить Эн-2 о том, что хозяин табачной лавки выдал его шпикам. Этот рабочий тем самым приобретает значение символа. За его поступком стоит глубокое чувство товарищества, инстинктивной и прочной солидарности, объединяющей людей.
Это чувство солидарности, нравственной и классовой, органически входит в идеологию Сопротивления. Роман Витторини можно критиковать за некоторую фрагментарность, а, с другой стороны, за усложненность иных рассуждений, может быть, и за слишком частое применение приема повторов. Но непреходящее значение этого романа состоит в том, что он вписывался в историю времени и отвечал настоятельной общественной потребности. В 1964 году, через двадцать лет после того, как Витторини написал эту свою книгу, другой итальянский писатель, Итало Кальвино, осмысливая прошлое и свой собственный литературный дебют, заявил, что в годы антифашистской борьбы создание литературы Сопротивления было абсолютной необходимостью, первоочередной задачей, моральным долгом. Он писал: «Миланские группы патриотического действия (ГПД) уже получили свой роман — «Люди и нелюди» Витторини, а мы, партизаны с гор, также хотели иметь свой роман, с иным ритмом и фабулой». Трудно, кажется, более выразительно сказать такие простые и такие важные вещи: миланские группы патриотического действия вовремя «получили свой роман», и этим они были обязаны Витторини. Нелегко найти другую, равную этой честь для любого писателя — антифашиста-патриота.
В миланском подполье Витторини работал рука об руку с одним из самых дорогих своих друзей. Руководитель коммунистической молодежи Эудженио Куриэл 24 февраля 1945 года, за два месяца до того, как восставший народ освободил Северную Италию от наци-фашистов, был убит на одной из миланских площадей молодчиками из фашистской «черной бригады». На смерть товарища и друга Витторини откликнулся статьей-некрологом в подпольной газете «Унита» и в центральном органе Фронта молодежи — «Энока нуова». Подпольщики не хотели, чтобы фашисты достоверно знали, что их жертвой пал Куриэл, поэтому в статье Витторини он был назван условным именем Джордже.
Вот отрывок из этого некролога. Его можно рассматривать как дополнение, Энилог и как бы документальное подтверждение правдивости и достоверности страстного антифашистского романа Витторини: тот же стиль, тот же темперамент, то же горячее чувство скорби, гнева, надежды.
«Кровавые псы, которые в эти последние дни своей республики, охраняемой рейхом, рыщут еще по миланским улицам, снова могут праздновать победу. Не потому, что им досталась добыча — часы, самопишущая ручка, несколько тысяч лир. Не потому, что им опять удалось окунуть свои морды в кровь. По гораздо более важной причине. Человек, которого их патруль убил и ограбил на площади Баракка, здесь, в Милане, в три часа пополудни, — не был «неизвестным». Он был «наш», участник Итальянской коммунистической партии и сражающейся Италии, один из лучших, один из руководителей.
