На последней фразе Спиридонов даже хохотнул — вроде как пошутил.
— Ничего, мы люди скромные, большевистской властью не избалованные — как говорится, простые советские труженики, — поддержал шутливый тон хозяина Крот.
— Это уж точно, — отозвался Михаил, которому явно не спалось, — всех нас коммунисты подровняли и уравняли, загнали в общий колхоз, будь они прокляты!
Тут Спиридонова словно «прорвало»: путано и бессвязно, перепрыгивая с одного на другое, он начал рассказывать про семью, отца, вспоминать свою юность и заодно проклинать большевиков. Яковлев понимал: его собеседнику необходимо перед кем-то выговориться, излить душу — ведь даже этого он не мог себе позволить среди враждебного окружения. Крот оказался для Михаила вроде «родственной души»: лежа на раскладушке в полной темноте — «керосинку» потушили, — Яковлев молча слушал и размышлял: «Этот Спиридонов живет прошлыми обидами и сводит старые счеты с Советской властью. Только таких, как он или я, — все-таки ничтожное меньшинство. А большинство на фронте, бьют и гонят немцев на Запад: это при том, что у многих тоже свои счеты с большевиками. Так что же — все забыли и простили?! „Родина-мать зовет“? Нет уж, товарищи дорогие, к черту всю эту слюнявую некрасовщину с белыми березками и „милейшими“ мужичками: я по натуре максималист — все или ничего! Или свободная Россия с гордым, достойным народом, или провались все в преисподнюю! Страна, где народ низведен до уровня колхозных рабов, не имеет права на существование — только так! Недаром коммунистический божок Ульянов-Ленин еще в Первую мировую войну выдвинул свой знаменитый лозунг: „Чем хуже, тем лучше!“ И вместе со своими соратниками фактически встал на сторону немцев — те недаром щедро финансировали большевиков, а потом „забросили“ (только не на парашютах, а в „опломбированном“ вагоне) на территорию России целую группу „товарищей“ во главе с „вождем мирового пролетариата“. Дядюшка мой служил при Керенском в специальном бюро Генштаба Русской армии и знал об этих фактах достоверно! Кстати, большевики-ленинцы блестяще выполнили возложенную на них миссию: развалили армию и вывели Россию из войны против Германии. Так что теперь я могу считать себя достойным продолжателем дела Ленина: „Чем хуже, тем лучше!“ Пусть даже немцы наверняка проиграют войну — это их война! Я свою войну против коммунистов проигрывать не собираюсь: все еще впереди, господа большевики!»
В конце концов Спиридонов замолчал. Заснул, а лучше сказать, забылся в тревожной полудреме и Яковлев…
Спали они не больше двух часов: в пять первым проснулся хозяин. Несмотря на свое недавнее опьянение, Михаил сразу встал, надел все те же валенки и пошел в сени — там находился туалет без удобств и висел рукомойник — водопровод пока наладили только в центре города. Яковлев, услышав передвижения хозяина, тут же открыл глаза и посмотрел на слабо светившиеся в темноте фосфоресцирующие стрелки своих наручных часов: начало шестого. Он встал с раскладушки, зажег керосиновую лампу, потом намотал портянки и обул сапоги: спал он не раздеваясь, только укрылся собственной шинелью. Поздоровался со Спиридоновым, который вернулся из прихожей и что-то пробурчал в ответ, — теперь его утренний маршрут повторил Крот, посетив туалет и задержавшись у рукомойника. Когда «дядя Миша» изливал ему душу перед сном, то немного порассказывал и о своем теперешнем житье-бытье: он работал заведующим складом ОРСа железной дороги. Они даже не стали завтракать — Спиридонов торопился на работу.
— Пока темно, надо идти — будет лучше, если тебя никто из соседей не увидит, — заметил он.
— Вот что, Михаил. Я тут вчера справлялся о тебе у одной женщины, соседки твоей — Ниной зовут. Сказал, что привет какой-то должен передать — так, ерунду наболтал. Если она обо мне спросит, скажи: ошибся старлей, не на ту улицу забрел…
— Понял. А Нинку эту я знаю, ничего, аппетитная бабенка — я один раз, было дело, хотел к ней подкатиться!
— Ты? К ней?! — удивленно вырвалось у Крота. — Не шутишь?!
— А что, — даже обиделся Спиридонов, — я пока не старик. Бабы меня еще любят! Но врать не буду, Нинка отшила — ну и черт с ней!
Они оделись и вышли на крыльцо; было еще темно. «Дядя Миша» навесил на дверь замок, и они двинулись вдоль по улице. Проходя мимо дома Нины Блиновой, Крот непроизвольно глянул в его сторону: дом стоял темный, и скорее всего хозяйка еще не пришла…
ГЛАВА 11
Новое назначение Скорцени
8 октября 1944 г. Замок Фриденталь.
Скорцени задумчиво и неспешно прохаживался перед строем агентов-диверсантов резервного отряда, который готовился к выброске взамен уничтоженной группы Крота. То, что людей Яковлева уничтожили при выброске, во Фридентале стало известно сегодня в шестнадцать ноль-ноль, то есть несколько часов назад. Центральная радиостанция абвера под Берлином приняла радиограмму из Смоленска, от резидента Совы. Сообщение касалось Яковлева-Крота, и, таким образом, выяснилась судьба возглавляемой им группы и его самого: шестерка парашютистов, попавших в засаду, наверняка была уничтожена, а их командир каким-то чудом уцелел. Исходя из этой информации, Скорцени по-прежнему отводил Яковлеву активную роль в диверсионной акции по захвату запасного аэродрома русских — это мероприятие планировалось провести силами резервной группы уже через трое суток. Дело в том, что утром была получена еще одна радиограмма: долгожданное и обнадеживающее сообщение из Москвы, от агента Константина. После дешифровки радиограмма выглядела так:
Через трое суток предположительно (точное время сообщу за сутки) «объект» должен проводить «мероприятие» на «площадке А».
Константин
Это означало следующее: Сталин («объект») собирается провести на Ближней даче в Кунцеве («площадка А») ожидаемое «мероприятие» — вечернее совещание Политбюро в узком составе, после которого Верховный главнокомандующий должен остаться там ночевать — он всегда так поступал в подобных случаях.
Значит, сроки реализации всех утвержденных планов по операции «Прыжок тигра» стремительно приближались: через сорок восемь часов может быть получена решающая радиограмма от капитана Федотова. Только что Скорцени провел в свете новых сообщений от Федотова и Яковлева оперативное совещание со своими заместителями и ближайшими помощниками: капитаном Радлем и обер-лейтенантом Шмидтом. Там присутствовали командиры обеих резервных групп, которые предстояло десантировать через сутки взамен группы Крота: Рустам Валеев и Дмитрий Минкин. Оба были старыми и проверенными абверовскими кадрами: Валеев, из крымских татар, служил в период немецкой оккупации Крыма в полиции и лично принимал участие в расстрелах коммунистов, евреев, советских активистов и партизан-подпольщиков. В начале сорок третьего он был завербован в немецкую разведку и направлен в одну из разведшкол абвера, где успешно прошел курс спецподготовки. Руки у Валеева были по локоть в крови, поэтому он пользовался особым доверием сначала руководства абвера, а впоследствии 6-го управления. Он уже побывал с заданием в советском тылу: почти месяц провел в прифронтовой полосе с целью сбора разведданных и благополучно вернулся назад. Теперь ему предстояло возглавить группу из пяти головорезов для захвата запасного аэродрома русских в Смоленской области. На совещании окончательно решили: в помощь группе Валеева для подстраховки — с интервалом в три-четыре часа и на расстоянии примерно в пятьдесят километров — должен быть выброшен второй отряд диверсантов во главе с Минкиным. Дмитрий Минкин, сын штабс-капитана Белой армии, эмигрировавшего из России в 1920 году в Югославию, в начале сорок второго добровольно вступил в германскую армию и служил в охранном батальоне СС в Сербии. В июле того же года его завербовала немецкая разведка, после чего он обучался в разведывательной школе в Белграде, а специальную подготовку по диверсионному делу проходил в главной команде «Цеппелин-Норд» и у штурмбаннфюрера СС Скорцени во Фридентале. Минкин дважды выполнял задания абвера в расположении советских войск и неоднократно — на оккупированной территории, где внедрялся в партизанские отряды. Он был трижды награжден гитлеровцами медалью «За храбрость». Его диверсионная группа также состояла из пяти человек — все прошли тщательный отбор и обучение во Фридентале. Необходимо отметить: подобные диверсионные группы и отдельные агенты-парашютисты, забрасываемые в советский тыл, состояли в основном из бывших граждан СССР: военнопленных, завербованных в лагерях, а также пособников гитлеровцев на оккупированных территориях — полицаев и других предателей. К этому основному контингенту добавлялись лица из числа белоэмигрантов. Причем как бывшие советские граждане, так и белоэмигранты имели самые разные национальности: русские, украинцы, белорусы, прибалты, татары, кавказцы…
