Через несколько минут обитатели палаты тихо охренели, глядя как Саблин, просунув здоровую ногу в спинку железной кровати, качает пресс. Падает обессиленный, отдыхает и начинает снова. На удивленные расспросы Виктор отшучивался. Тренировки стали для него неким ритуалом. Он ругался с врачами и медсестрами, менял упражнения, пыхтел, превозмогая боль в натруженных мышцах. Цель всего этого стоила…
…Виктор отложил палку и немного враскачку пошел к дверям, за которыми заседала медицинская комиссия. Большой стол, накрытый зеленой материей, яркий свет ламп и словно стремящиеся заглянуть прямо внутрь глаза врачей. У Виктора что-то неприятно засосало под ложечкой, непоколебимая уверенность, что все будет хорошо, потускнела.
— Истребитель, — прогудела мясистая глыба председателя комиссии – военврача первого ранга, — это хорошо. А чего это у нас голубчик с волосами? Да и тощой больно…
Больничная физкультура пошла Виктору на пользу, он немного нарастил мышечную массу, хотя все равно худые ребра выступали.
— Наш самый злостный нарушитель, — ставил свое и сидящий в комиссии врач, что его лечил, — причем нарушитель своеобразный. Другие водку пьют или в самоходы бегают, а этот физкультурой занимается. Запрещали, боролись с ним, так он ночью…
Председатель удивленно хмыкнул и вопросительно посмотрел на Виктора.
— Готовлюсь к будущим воздушным боям.
Председатель усмехнулся и принялся просматривать лежащую перед ним историю болезни. По мере чтения лицо у него немного вытягивалось. Наконец он обиженно протянул:
— Ну-с, голубчик, ну какие еще бои. После такой травмы и в истребители… тяжелое сотрясение мозга, трещина в черепе, одна нога короче. С таким состоянием в истребители вам нельзя.
Виктор почувствовал, что его ударили под дых. Все планы, все надежды последних недель внезапно рассыпались в прах. Впереди замаячили очень мрачные перспективы.
— Да как же это, — жалобно спросил он, видя, как врач итоговым приговором примеряется поставить свою резолюцию на документе, — погодите.
Мозг лихорадочно работал, прокручивая сотни аргументов и доводов. Как назло, ничего весомого в голову не приходило.
— Нельзя меня списывать, — все, что смог сейчас сказать он. Прозвучало это жалко, неубедительно.
— Ну зачем же списывать, голубчик, — терпеливо, словно объясняя прописную истину несмышленому детенышу, улыбнулся председатель. — В ВВС есть масса другой работы, не всем обязательно летать на истребителе. Я думаю, легкобомбардировочная авиация для вас вполне подойдет по здоровью. Впрочем, если сильно настаиваете, то можно подумать и о штурмовиках…
— Погодите, — упавшим голосом сказал Виктор, видя, как перо уже касается бумаги, — как же меня? Ведь как же… ведь сейчас под Сталинградом сопляки зеленые дерутся. Совсем зеленые, ничего не умеют. Они там пачками гибнут, в мясорубке, а меня… да я же ас, — он впервые вслух сказал это слово, удивившись, насколько оно приятно ласкает слух.
— У меня сбитых больше десятка, — видя, что перо нерешительно замерло, Виктор воодушевленно продолжил, — я же не в тыл прошусь, а на самолет. Я драться могу, я буду сбивать. От меня на истребителе толку больше всего будет. Сотрясение это… да я про него забыл уже, голова не болит давно. Подумаешь, трещина была какая-то. А что одна нога короче другой, так это вообще ерунда. В Англии вон, безногий летчик дрался, совсем безногий, на протезах. Его сбили, но он перед этим успел фашистов двадцать ухайдакать, а тут всего одна нога да и то. Да если сильно мешать будет, так скажу механику, чтобы он высоту педалей отрегулировал, это несложно. — Виктор по глазам понял, что почти убедил, хотел немного дожать, но аргументы иссякли.
— Ну что с таким делать? — в глазах председателя заплясали озорные огоньки, — сам похож на негра с плантации, седой, замученный, худой как щепка, а истребитель ему вынь да положь. Хе-хе. Ладно, может, в отпуск его отправим? — шутливо обратился он к остальным членам комиссии, — пусть хоть отъестся, подлечится немного…
— Не надо мне отпуск! — испугался Виктор, — у меня родни нет, ехать некуда. — Слоняться неопределенное время в тылу, без цели, без денег его не прельщало
— Посмотрите на него, — довольно захохотал председатель, — в отпуск не хочет. Уфф, — он даже побагровел от смеха, — уважаю… уважаю. Ладно, а давай-ка сделаем так…
…Вареная курица пахла божественно, разнося свой аромат на весь поезд. Виктор сперва отворачивался, пытаясь рассмотреть что-либо за черным, покрытым изморозью окном, но это не помогало. Запах игнорировал все блокады, проникая прямо в мозг, вызывая острое желание вцепиться зубами в это сочное вкусное мясо. И не то, чтобы Саблин сильно хотел есть, у него еще оставалось полбуханки пайкового хлеба, но хлеб это не мясо. Он неприязненно глянул на своих увлекшихся ужином новоявленных соседей, двоих профессорского вида пожилых мужчин, которые неспешно поглощали аппетитно пахнущую пищу и, не выдержав, вышел в тамбур. Тамбур встретил его вонью махорочного дыма и холодом. Это было чудесно, курица досюда еще не добралась.
Он привалился к заиндевелой двери и, достав папироску, закурил. Папирос оставалось всего восемь штук, он не собирался сегодня больше курить, но этот проклятый запах спутал все планы, подпортил настроение. Мысли потекли вдаль, далеко от плетущегося в декабрьской ночи поезда, в прошлое.
С прошлым полком ему все-таки повезло, Дорохов оказался по-настоящему заботливым командиром. Это было и в ходе боев, это выявилось и в госпитале. Сперва это проявилось в том, что все его личные вещи, бритвенные принадлежности оказались при нем. Это означало, что кто-то из полка привез эти вещи, и сделано это было явно с разрешения командира части. Потом Виктор был поражен, когда получал обмундирование. К уже потертой и застиранной гимнастерке ему дали его собственные синие командирские бриджи. Эти бриджи вообще не были на него записаны, а в крайнем вылете спокойно лежали в тумбочке. Их появление в госпитальных стенах было похоже на чудо. Выходит, благодетель привез не только фотографии с мыльно-рыльным, но и их. Причем не только привез, а еще и сдал на госпитальный склад, и так сдал, что их не украли. Но по-настоящему Виктор поразился, когда ему выдали деньги по денежному аттестату. Получив на руки четыре с половиной тысячи рублей, он сильно удивился и проникся к Дорохову еще большей симпатией. Желание вернуться в свой бывший полк выросло стократно.
Но дорога в небо оказалась несколько более длинной, чем он полагал ранее. Госпитальная комиссия направила его на дальнейшее лечение. Месяц, проведенный под Баку, в небольшом санатории ВВС, оказал воистину волшебное действие. И пусть была уже поздняя осень, купаться в море мог только очень закаленный морж, а солнце зачастую скрывалось тучами, но все равно здесь было хорошо. Свежий морской воздух, обильное питание, фрукты и лечебные процедуры с физкультурой делали свое дело. Он окреп, под кожей стали перекатываться тугие мышцы, а выступающие ребрами бока округлились. Раненная нога стала гораздо меньше болеть, он уже мог передвигаться без палки, головные боли не беспокоили. На память о ране осталась все еще не прошедшая хромота, ожоги и небольшая раскачка в походке. Следующую врачебную комиссию Виктор прошел уже без проблем и был допущен к полетам на истребителе.
А вот после началось долгое путешествие в Москву. Сперва через весь Кавказ, попутным самолетом в Астрахань, оттуда в Самару и, наконец, через пять дней скитаний он попал в управление кадров ВВС. Голодный как собака, без копейки денег, зато в новеньком реглане.
С этим плащом вообще вышла занятная история. Старый реглан, издырявленный и покоробившийся при пожаре, ему не вернули, и это повергло Виктора в траур. Реглан в авиации был не только красивой и статусной вещью, при пожаре в самолете он мог сыграть роль спасательного круга, последнего шанса. И упускать этот шанс Виктору не хотелось. В госпитальном складе, помимо одежды и белья, ему выдали старенькую шинель и кирзовые сапоги. Ходить в таком виде казалось настоящим наказанием и, очутившись в Астрахани и имея немного свободного времени он пошел на рынок. Деньги, полученные аттестату, создавали иллюзию сказочного богатства, правда рыночные цены очень неприятно удивили. Сапоги он нашел, новенькие, хромовые, отлично сидящие на ноге. Правда торговец, жуликоватого вида мужичок, просил за них тысячу рублей, но Виктора и такая цена устраивала. Уже собираясь ударить по рукам, он в шутку спросил продавца, насчет реглана. Торговец заюлил, глазки его забегали, и он почему-то шепотом сказал, что реглан есть. Правда, чтобы посмотреть на товар, пришлось идти в какие-то закоулки, и Виктор даже решил, что его будут сейчас грабить. Однако страхи оказались напрасными. Мужичок забежал в какой-то неприметный барак и вернулся оттуда с новеньким, пахнущим краской и кожей регланом. Размер оказался подходящий, вот только запросил за него торговец столько, что складывалось впечатление, будто шил его лично сам Диор, а ассистировал ему Слава Зайцев. После отчаянного получасового торга, Виктор все же купил и сапоги и реглан, однако это обошлось в четыре тысячи двести рублей, да в довесок пришлось отдать свои кирзачи. Впрочем, покупка того стоила. В прошлый раз он выжил только благодаря кожаному реглану, а вспоминая, как горел самолет и рвался в кабину огонь, хотелось купить еще один. Так, на всякий случай.
