строго следил офицер. Я только позывные его знаю — «Ястреб», потому что это птица охотничья, а у него задача — охота за разведчиком и ликвидация.
Шубин крепко задумался, как же действовать в данной ситуации. Явиться прямо в штаб вместе с пленным — опасно, на улицах рядом с госпиталем и на центральной улице прохаживаются десятки пациентов. А среди них засланный немецкий диверсант. Один взгляд, и он мгновенно покинет Дмитровку, узнав, что их связист схвачен и раскрыт. И найти его потом, не зная ни имени, ни звания, будет невозможно. Предатель и дальше сможет продолжать свою охоту за головой разведчика, пока не заработает обещанные рейхсмарки. После со своей группой и вовсе начнет организовывать массовые диверсии, взрывы, будет вредить Красной армии, поставлять сведения об ее передвижении гитлеровским генералам. Нет, действовать надо по законам фронтовой разведки — осторожно, продумывая каждый шаг.
Машина в это время фыркала, поднимаясь по косогору вверх, — еще минут пятнадцать, и они окажутся в Дмитровке. В серой пелене рассвета, если встать во весь рост, можно было уже различить черные силуэты домов, белесые дымки из труб первых затопленных поутру печей. Шубин вдруг застучал ладонью по кабине:
— Стой!
Грузовик надсадно закряхтел и остановился, из окна показалась голова шофера:
— Чего, ребята? До ветру? Да потерпите немного, вон уже деревню видно. Раненый у меня, худо ему, торопиться надо.
Вдруг капитан Шубин спрыгнул на землю.
— Давай вниз. Щедрин, тоже спускайся, — а Зинчуку кивнул: — Поезжай, мы сами доберемся. Добудь бумаги два листа и карандаш, а потом возвращайся сюда. В Дмитровке никому не говори о нас, скажешь, что ты в госпиталь как раненый доставлен.
— Так когда вы прибудете? — с недоумением спросил Пашка. — А если в штабе спросят про вас?
— Говори, ничего не знаешь.
Возразить Зинчук не успел, шофер нетерпеливо выжал газ на полную, и машина понеслась дальше к населенному пункту.
Дрожащий от утренней прохлады Щедрин вопросительно смотрел на разведчика. Глеб ответил на его немой вопрос:
— Я тебе обещал, что письмо напишешь родным, и свое слово офицера сдержу. Только для этого в Дмитровке раньше времени появляться нам не надо. Сам понимаешь, дальше не я буду решать, жить тебе или вину свою заглаживать. Там уже штабные командиры и военный трибунал тебя ждут. Мое дело будет сделано. Зинчук добудет бумагу — я дам тебе время написать прощальное письмо родным. Сам лично через полевую почту отправлю. Ты меня не обманул, и я тебя тоже обманывать не стану.
— Спасибо, — поблагодарил капитана Кузьма и предложил: — Может, пока ждем, ополоснемся от грязи? В таком виде даже помирать стыдно. — Он кивнул на свою форму, покрытую серой суглинистой коркой, потом на холмистое поле: — Там овражки есть со снегом и ледком, я приметил их, когда ехали. Оботремся хоть немного, пока время есть.
— Веди, — согласился Глеб, а про себя подумал: «До чего же сметливый вышел бы боец, такого даже в разведку можно было взять. Немецкий знает, в технике соображает, каждую мелочь по дороге рассмотрел. Эх, жаль, что из-за плена и измены Родине теперь на нем позорное пятно, которое никакими геройствами не смыть».
Сам же пленный, казалось, вообще не думает о предстоящем суде и позоре, он вдыхал полной грудью чистый воздух, крутил головой, радостно рассматривая окрестности. Здесь, на освобожденной от гитлеровцев земле, в десятках километрах от линии фронта он вдруг словно очнулся от ставшей привычной пустоты внутри. Позабыл, не разрешал себе думать о мирной жизни, чтобы не сойти с ума от отчаяния и безысходности. А сейчас вдруг нахлынуло все на него, согрело изнутри: розовое солнце, что плавно катилось вверх от горизонта; жухлая трава в льдистых осколках, от которой плыл позабытый запах родной земли; оглушительная тишина без взрывов и криков умирающих людей. Он подставил лицо ледяному ветру, втянул такой родной запах, что прилетел через поле от Дмитровки, и на бледном изможденном лице бывшего заключенного расцвела улыбка.
Подойдя к оврагу, Щедрин быстро скинул форму, сапоги и даже исподнее. Схватил сначала пригоршню талого снега, обтер серую от грязи кожу, покряхтывая от холода. Потом ободрал пучки травы и ловко растерся ими до красноты. Натянул рубаху с кальсонами и принялся выколачивать об сухую кочку свою форму. Грязь облаком полетела с гимнастерки и ватника. Потом такой же травой мужчина бережно принялся обтирать налипшие комки с сапог. Сказал разведчику:
— Давайте, товарищ капитан, тоже оботритесь. Легче сразу станет. — Он скромно отвернулся в сторону, чтобы Шубин мог раздеться до белья.
Кузьма замер с закрытыми глазами и проговорил:
— Хорошо как… Счастье такое вокруг и внутри. Теперь и умирать не страшно мне.
На дороге вдалеке затарахтел грузовик: Дмитровка проснулась и ожила. Теперь над каждым домом курился дым, тарахтела техника, ветер доносил голоса людей. Первые машины двинулись по дороге в сторону фронта, повезли боеприпасы, новых бойцов, провизию, лекарства. С одной из машин на дорогу вернулся и Пашка Зинчук, теперь он торопливо хромал к двум темным фигуркам у оврага и размахивал на ходу добытыми листами. Рядом кругами и зигзагами бегал Снежок, чутьем понявший — нет рядом врага, нет опасности, можно бегать и кувыркаться от души, радуясь жизни.
Запыхавшийся гонец сразу выпалил:
— В штабе ничего не спрашивали про вас, товарищ капитан. Я бумагу достал, карандаш и к вам с попуткой. Народу там, конечно, полный госпиталь. Не найти нам его просто так. Ничего докладывать не стал про него вот. — Парень кивнул на задержанного, который медленно одевался в форму.
— Молодец, правильно, что вперед времени не доложил, — похвалил за сдержанность Павла капитан и кивнул на проталину: — Давай-ка, приводи себя в порядок, хоть грязь смой.
Глеб забрал два листа желтоватой бумаги и карандаш, передал их Щедрину:
— Обещание свое выполняю. У тебя час, затем выдвигаемся в Дмитровку.
— Я понимаю.
Вздрагивающими от волнения пальцами Кузьма огладил драгоценную бумагу, присел на сухой пятачок из травы и принялся писать тонким, убористым почерком.
В это время Шубин помогал своему напарнику избавиться от грязи, что проникла в каждую пору. Болотная зеленая жижа была стерта влажной соломой, а форма вытрясена. Даже Снежка они почистили комками тающего в руках снега, отчего шерсть его распрямилась и распушилась влажным белым облаком. Теперь настала очередь Пашки с облегчением выдохнуть — как же хорошо почувствовать свежесть во всем теле. Между тем он снова принялся расспрашивать командира:
— Товарищ капитан, так какой план, как мы искать будем этого охотника за вашей головой? Там народу сотни человек, а мы ни имени, ни фамилии не
