Чем человек храбрее и надежнее в деле, тем он скромнее в обиходе. А такие напыщенные павлины, как правило, хороши только на словах. «Посмотрим, – подумал Отто, – как вы запоете, когда вражеский танк покатит, наведя свое башенное орудие на вас, готовясь выстрелить прямой наводкой».
Когда взвод попал в зону интенсивного артиллерийского обстрела, фузилеры показали себя молодцами. Группа Даммера выдвинулась вперед и повела весь взвод. Они перемещались перебежками, от угла к углу, постоянно сменяя друг друга и грамотно осуществляя прикрытие.
Пиллер, бежавший в середине развернувшегося в цепь взвода, возле Хагена, успел сказать ему, что гефрайтер Даммер также был направлен в ополчение из сформированного позавчера здесь полка фолькс-гренадеров, а до этого был командиром отделения в роте разведки.
Чем ближе люди Пиллера подбирались к обозначенному для взвода кварталу обороны, тем оглушительнее становилась нескончаемая канонада разрывавшихся русских снарядов. Враг снова переместил огонь своих артиллерийских батарей из глубины жилых кварталов на набережную канала, сосредоточив массированный огонь средней и тяжелой артиллерии на позициях тех, кто оборонял северный берег канала Тельтов и чьи тылы в случае возможного форсирования русскими канала и прорыва через линию обороны должны были прикрыть фольксштурмовцы лейтенанта Пиллера.
Отто уже заметил, что боеприпасами взвод был оснащен достаточно сносно. В руках фузилеров и нескольких фольксштурмовцев пожилого возраста было шесть ящиков с запасными обоймами для винтовок. Но настоящими богатеями весь взвод можно было считать по количеству фаустпатронов. У каждого за спиной болтались по две трубы, а у некоторых Отто заметил и более мощные модификации одноразовых ручных гранатометов – «панцерфаусты». Кроме того, фолькс-штурмовцы по очереди, по парам старательно тащили по три ящика с запасными «панцерфаустами», как позже сообразил Хаген, – по ящику на каждое отделение.
Во время одной из перебежек, когда Отто с нетерпением ожидал своей очереди, один из ополченцев, по виду почти старик, попытался по собственной инициативе снабдить Хагена четырьмя оборонительными гранатами, извлеченными им из холщовой армейской сумки, висевшей у него на шее. Ее ремень туго перетягивал пальто мужчины из дорогой английской шерсти. Казалось, она притягивает старика своим весом к земле, и он стремился как можно больше разгрузить свою тяжкую ношу.
Принимая гранаты в горсть, Отто не мог не обратить внимания на белые холеные руки пожилого мужчины, с чрезвычайно подвижными, длинными пальцами. «Лимонка» в этих руках, живших будто отдельной от их владельца жизнью, выглядела совершенно нелепо. Пальцы были хваткими и сильными, но было видно по тому, как они сжимали гранату, что они держат ее первый раз в жизни.
Отто остановил поспешные движения копошащегося в сумке старика и предложил ему взять и понести всю сумку. Тот тут же с благодарностью согласился, виновато оглядываясь на лейтенанта.
– Спасибо, молодой человек… – интеллигентно поблагодарил старик.
Он выглядел как профессор или пожилой учитель музыки. Догадка Отто оказалась недалека от истины.
– Кстати, я не представился… – откашлявшись, все с той же учтивостью произнес старик.
Поправив правой рукой ремень висевшего на плече «Маузера-98», он взял шляпу за верх и приподнял ее.
– Меня зовут Вайден… – представился старик. – Хельмут Вайден. Я виолончелист… Играл в Берлинской опере.
Отто посмотрел на него, как на привидение.
– Вайден?! – не сдержавшись, переспросил он. – Вы – командир нашего отделения?!.
Смесь недоверия, удивления и досады прозвучала в этом невольном вопросе Хагена.
Виолончелист Вайден с виноватой улыбкой закивал головой.
– Какого черта вы здесь делаете? – возмущенно прокричал Отто. – Вам здесь нельзя находиться!..
– Не ругайтесь, молодой человек… – снисходительно сделал замечание старик. – Наше место определяем не мы. Наше место определяет судьба. К тому же здание нашей оперы разбомблено, и, следовательно, я лишился места работы.
– Вы не понимаете!.. – с ходу вспылил Хаген. – Вас могут убить! Лейтенант Пиллер! Его надо отправить отсюда…
Старик крепко сжал плечо Хагена так, что Отто ощутил цепкую силу, таившуюся в натруженных пальцах этого пожилого музыканта.
– Не кричите! В конце концов, это некрасиво… – убеждающим шепотом зашипел Вайден. – К тому же меня научили стрелять из винтовки… И еще… Я ваш командир, черт возьми…
Ругательство, произнесенное Вайденом, помогло Хагену взять себя в руки. В конце концов, старик прав. У него не меньше прав сдохнуть на улицах этой про́клятой столицы про́клятой всеми богами страны. Не меньше, чем у Хагена и фузилера Даммера, или у тех молокососов из гитлерюгенда, на чьих лицах животный страх борется с неистребимым мальчишечьим любопытством. Или у гауптвахмистра Пфлюгера, который собственными руками реализовал это право на берлинском перекрестке, чтобы не оттягивать удовольствие. У них у всех есть право умереть на этой треклятой имперской брусчатке. И не стоит беспокоить по этому ерундовому поводу господина лейтенанта.
Впрочем, лейтенант даже не смотрел в их сторону. Его внимание, как и взгляды всех остальных, было приковано к передовой группе Даммера.
Они находились на один дом впереди и готовились перебежать на другую сторону улицы. Крыша здания, к цоколю которого они прижимались, гудела от пожара. Прогоревшие доски проламывались вниз, разбрасывая в стороны куски черепицы, обломки обгоревших стропил, которые, падая на брусчатку, озарялись снопами искр.
К этому моменту русские снова перенесли огонь своей тяжелой артиллерии в глубь города. Набережную и примыкавшие к ней кварталы обстреливали десятки вражеских минометов. В воздухе стоял неумолкающий вой, который перекрывали взрывы крупнокалиберных мин. Их осколки носились повсюду, кроша штукатурку, осыпая каждый квадратный метр мостовой и каменных стен.
В этом кромешном аду отделение фузилеров, не откладывая в долгий ящик, предприняло попытку занять свою огневую позицию. Им предстояло выполнить наиболее опасный маневр: среди взметавшихся разрывов мин, неумолкающего свиста осколков, рушащихся сверху кусков кирпича и черепицы они должны были пересечь полотно уличной мостовой.
Первыми смертельно опасную дистанцию преодолели сам Даммер и второй номер «дымоходного» расчета – фузилер с винтовкой, перекинутой за спину, державший в обеих руках по ящику с запасными выстрелами к «панцершреку».
Как только они, согнувшись в три погибели, ступили на брусчатку, наверху раздался страшный треск и высокий деревянный фронтон начал стремительно крениться в сторону мостовой.
Даммер успел поднять голову вверх и истошно крикнуть «Назад!» тем из своего отделения, кто находился у стены. И опытные фузилеры, и ребятишки из гитлерюгенда с фаустпатронами наперевес испуганно отпрянули назад. Пылающий деревянный фронтон с грохотом рухнул как раз на то место, где они находились секунду назад, подняв целые снопы искр.
Командир отделения эту картину увидел уже с другой стороны улицы, тут же спешно заскочив в распахнутую дверь в подъезд дома, который его отделению предстояло превратить в неприступный «фестунг»[19].
В целом, как позже рассудил Хаген, лейтенант принял единственно правильное решение: не распылять и без того маломощные силы взвода по всей улице, а сосредоточиться в трех ключевых узлах обороны, спроецировав контроль над кварталом в подобие равнобедренного треугольника, вершины которого – два угловых дома на правой стороне улицы и здание в самой середине противоположной стороны.
Расстояние между вершинами этой умозрительной оборонительной геометрической фигуры лейтенант Пиллер тоже определил грамотно – около ста пятидесяти метров. Оптимальная дистанция для фаустпатронов, которыми в избытке были оснащены все три отделения. Их перекрестный огонь должен был дать в проекции оптимальный результат при поражении всех целей, которые предпримут попытки пройти через эту улицу.
Когда взводный сообщил о необходимости разделиться, Хаген тут же вызвался помочь донести его группе ящик с фаустпатронами. Лейтенант не спорил, видимо, не желая тратить драгоценное время, только коротко крикнул «хорошо».
Хаген тут же сменил одного из мальчишек у рукояти ящика, другой рукой взяв винтовку за ствол, для удобства при перебежке.
Пиллер, обернувшись и выкрикнув имя Вайдена, пожелал ему удачи и тут же, не дожидаясь ответа, повел свою группу с торчащими из-за спин фаустпатронами вдоль стен домов. Ему предстояло воплотить опасную затею – пробраться в угловое трехэтажное здание на самой набережной.
Этот дом, с массивными каменными стенами, уже был полуразрушен, но, по оценке лейтенанта, еще мог стать надежным убежищем для тех, кто предпримет попытку осуществить оборону квартала, главным образом, вследствие своих толстенных стен и стратегического расположения.
