Впрочем, не раз замечал такую вещь если человек делает что-то своими руками или головой — никогда потом не забудет, сколько бы лет ни прошло…
Так проходит две недели. Новости с фронта плохие враг наступает. Наконец приходит приказ о формировании команды для отправки. Выполняем распоряжение, готовим почти двести пятьдесят человек на пятьдесят машин. Я пишу рапорт с просьбой включить меня в состав убывающих, но из штаба округа он возвращается недвусмысленной резолюцией отказать. Почему! Обидно…
Со следующим пополнением для запасного полка вдруг прибывает Валера Пильков! Вечером сидим в моей комнате, и я слушаю его горький рассказ. Оказывается утром после моего вылета в Москву, батальон бросили в очередную лобовую атаку… ну и повторилась ситуация, когда нас расстреляли из пушек крупного калибра — ни одна машина из боя не вышла. Все пожгли, в том числе и трофейные, да и из экипажей всего двадцать человек уцелело. Да и не мудрено шли-то через болотистую пойму, прямо посреди белого дня… Танки застряли, и бей на выбор, как твоей душе угодно! Надолго запомнится ребятам речка Судость…
Уцелевших танкистов тут же отправили в тыл, на переформирование, так вот он сюда и попал.
Между тем август кончается. Ожесточённые бои идут повсюду, и везде нас бьют. Ленинград. Киев. Крым… Внезапно часть поднимают по тревоге немцы прорвались! Всем получить оружие и перекрыть дорогу на Конотоп…
Наша троица сидит под берёзой и курит. Вернее, это со стороны кажется, что мы просто курим, а на самом деле общаемся. Мысленно. В данный момент решаем, что нам делать.
Дело в том, что вчера не вернулось с задания две машины. Ил-2 хоть и считается бронированным, на самом деле из брони только так называемый бронекокон. В который входят двигатель, пилотская кабина и баки. А вот остальное, как всегда, деревянно-фанерное.
Когда вчера шестёрка из третьей эскадрильи пошла на цель, там их уже ждали. А у немецкой среднекалиберной артиллерии просто ужасающая скорострельность и надёжность. В результате у наших ребят просто размолотили в щепу плоскости, а без крыльев особо не полетаешь…
Так что псу под хвост вся наводка с земли, просчитанный маршрут, время на подготовку. Результат — шесть машин и столько же человек… Эх, не зря говорят, что беда не приходит одна — сегодня в первом вылете нарвались на мессеров. Зашли сзади справа, на небольшой высоте и под углом примерно двадцать градусов… но с тем же фатальным для нас результатом. Из трёх машин — три, пилотов — двое. Самое страшное, что один на вынужденную сел, а вот выскочить не смог — пулями расклепало направляющие. Так и сгорел Ваня Зубков…
Встаём и идём к нашему главному механику, зампотеху полка капитану Суркову. Берём его за жабры, ведём к самолётам, где и начинаем допрос с пристрастием. Выясняется интересная вещь оказывается, Ильюшин вначале шёл двухместным. Но умные головы в генштабе, как водится, посчитали, что, поскольку самолёт бронированный, то и стрелок не нужен. А на его место запихнули дополнительный бензобак. Вот потому сейчас и получается, что если немец зашёл с тыла, то нам при любом раскладе капут, шансов уцелеть практически не остаётся…
Мысль западает в душу, и мы лазим вместе с механиками по самолёту. Затем садимся считать, благо наш Олег имеет за спиной два курса Ленинградского инженерного института и несложные инженерные расчеты делать умеет. Получается очень интересно если убрать этот бензобак, то на освободившееся место можно запихнуть стрелка с пулемётом и каким-никаким боезапасом.
Правда, уменьшается дальность, но какой в ней смысл? Самое большое расстояние, на которое мы ходили в тыл к немцам — пятьдесят километров. А аэродром наш — на расстоянии ста от линии фронта. Итого, туда и назад — триста, еще сотню добавляем на всякий непредвиденный случай. Сколько уже? Верно, четыреста. С оставшимся топливом мы можем пройти еще триста… или поджариться при посадке, если бак полон… Интересно девки пляшут…
Остаток вечера сидим в землянке и яростно спорим. Главное, что всем очень нравится то, что у нас получается. Но как это конкретно сделать? Утром я опять иду к Суркову и кладу ему на стол наши выкладки. Он читает, затем хватается за голову и тащит меня к Стукалову. Командир морщит лоб, потом вызывает особиста. Чебатурин задаёт единственный вопрос:
— Сколько времени нужно на переделку?
Прикидываем прямо на месте — получается, что за день можно управится, если найти готовую турель. Турель вместе с пулемётом находится сразу: за день до этого соседские Лакированные авиационные Гарантированные Гробы, они же — ЛаГГ, уронили восемьдесят восьмой. Морда — в хлам, но кормовая спарка уцелела, а там стоят шикарные 13-мм машинки. И боезапас остался почти нетронутым, поскольку стрелка сняли чуть ли не первой очередью.
Так что снимаем установку и везём её на наш аэродром. Тем временем механики уже вытащили бензобак и готовят место для моего будущего бортстрелка. Влезаю в фюзеляж сам и осматриваюсь — просторно, мешать не будет. Но как закрепить турель?
Не мудрствуя лукаво, идём простейшим путём изготавливаем огромный хомут и обвязываем им весь хвост по кругу. Заодно прихватываем по бортам получившейся кабины два куска немецкой брони — какая-никакая защита будет.
Надо попробовать. Звоним соседям, договариваемся насчёт учебного полёта. Те обещают через час выслать к нам один ЛаГГ, мы же тем временем решаем вопрос со стрелком. Добровольцев — море.
Решаем взять одного сержанта из зенитного прикрытия. Раз со счетверённым Максимом справлялся, то и с двумя МГ без проблем управится… Подводим его к самолёту, боец косится на жутковатого вида сооружение на корме и вдруг выдаёт:
— Шо, товарыщу лейтенанту, то мени в нибо на цьём летуни подыматися?
— А как же!
— Ни, це мэни не можно. Ось на земли я б з циэю железякою справытись мог, а у ниби — ни, це нияк не можно.
Прямо невезуха какая-то. Упёрся, как баран лбом в новые ворота — не можно да не можно — и всё тут. А приказом его отправлять — только хуже будет. Нужен такой, который сам в небо хочет и высоты не боится. Идём к командиру полка, Леон Давыдович что-то бурчит, потом заявляет:
— А чего с вами возится, вон у меня начальник особого отдела давно просится в небо слетать, его и берите.
Немая сцена. Как же им командовать? Всё-таки старший по званию, да из другого ведомства… Между тем плащ-палатка, прикрывающая вход в блиндаж раскрывается, откинутая сильной рукой, и на пороге появляется сам майор. Подслушивал, мать его ети!
— Чего засмущались, летуны? Раз надо, значит полетим. Комиссара бы с вами отправить, чтоб личным примером значит, увлекал и доказывал, да он, зараза, в самолёте блюёт. Пробовали уже. Когда летим?
— Сейчас, товарищ майор.
— Значит, летим. Командир, скажи, чтоб дали мне чего-нибудь лётное. Дуть ведь будет…
…Мотор ревёт. Прожигаю свечи и даю полный газ. Чебатурин пристроился на брезентовом сиденье позади меня — механики молодцы, постарались. Ракета! Отпускаю тормоза, и машина начинает движение. Выруливаю на старт. По бокам пристраиваются ребята. Машины полнёхоньки гостинцами для немцев. Под крыльями грозно ощетинись РС, бомбы забили кассеты. Ждите нас фрицы, мы идём в гости!
Особое внимание Олегу — на его ИЛе полтонны фосфора. Жуткая вещь, особенно, если на кожу попадёт. Вот только гранулы маленькие, потому и бросать их надо с высоты не более двадцати метров, иначе будет просто большой пшик. Всё сгорит в воздухе, не долетев до земли.
Высота тридцать метров. Я увеличиваю скорость, одновременно начиная крутить восьмёрку, как мы называем наш противоистребительный манёвр. Ведущий самолёт, то есть я, с небольшим креном скользит то влево, то вправо, а ведомые по очереди выходят на противоположную от моего курса сторону — получаются эдакие ножницы.
Труднее всего приходится ведомым, поскольку их двое. Чтобы не было опасной сутолоки, им приходится соблюдать осторожность или делать манёвр по очереди. А вот как ее выбрать, эту очередь — загвоздка. Но вроде решили, так что, летим.
Особняк видит наши манёвры, но не реагирует. Это хорошо хуже нет, когда не знаешь, а командуешь. Видно, понимает, что в воздухе пилот царь и бог, а он здесь пока пассажир. Вот когда немцы, не дай Бог появятся, он своё слово в нашу защиту скажет, а пока…
А вот и колонна. Повезло, недолго мы в воздухе болтались. Обычно нас никогда на свободную охоту не пускали, а тут вот, в честь такого события… Вся дорога забита тупоносыми грузовиками и танками. Тоже тупыми. Наши округлые, чехи, правда, тоже — единый славянский дух, видимо. А у тевтонов — всё рубленное, гранёное, угловатое…
Щёлк! Запоздало смаргиваю. Прямо на лобовой плите фонаря появляется белое пятнышко — пуля угодила, отметину оставила.
