- Когда подносчик пищи ползёт, термос на его спине пробивает… - вяло отреагировал Михаил.
- Хочется пить и болит живот, - пожаловался командиру бывалый сержант, - ночью два раза пробирался за водой вон к энтой воронке… В охотку выпил густую, коричневую, как кофе, пахнущую толом и ищо чем-то воду. Когда же сегодня решил напиться, увидел чёрную, скрюченную руку, торчащую из воронки…
- Нашёл время вспоминать! – выплюнул кашу старший лейтенант.
Гимнастёрки и штаны бойцов стали как из толстого картона: заскорузли от крови и грязи. На коленях и локтях - дыры до голого тела: проползали. Свою каску Григорий выбросил:
- Их тута мало кто носит, но зато много валяется повсюду.
Этот предмет солдатского туалета используется совсем не по назначению. В каску обычно гадили, затем выбрасывали её за бруствер траншеи, а взрывная волна швыряла обратно, прямо на головы…
- Покойник нестерпимо воняет.
- И не только покойник!
Жмуриков кругом валялось много, старых и новых. Одни высохли до черноты, головы, как у мумий, со сверкающими зубами.
- Лежат в разных позах, - скривился Кошевой, - словно уснули...
- Другие распухли, как будто готовы лопнуть. – Брезгливо поморщился Григорий.
Некоторые неопытные солдаты рыли себе глубокие укрытия в песчаной почве, и земля, обвалившись от близкого взрыва, придавливала их. Так они и лежали, свернувшись калачиком, будто спали, под толстым слоем песка.
- Картина, напоминающая могилу в разрезе.
- Хватит об энтом…
В траншее тут и там торчат части втоптанных в глину тел; где спина, где сплющенное лицо, где кисть руки, коричневые, под цвет земли.
- Ходим прямо по трупам...
- Завтра их станет больше, ночью обещали пополнение!
- Хорошо.
- Так-то оно так, но погонят в наступление…
***
- Вперёд! – в предрассветной темноте раздалась надоевшая команда к атаке.
Григорий почти шагом, короткими бросками, укрываясь за давно знакомыми спасительными развалинами, одолел сотню метров за атаковавшей ротой ночного пополнения и сел на землю.
- Назад вернутся единицы! - на душе было муторно и тоскливо.
Попеременно подымались в атаку то русские, то немецкие роты, но ни тем, ни другим не удавалось продвинуться хотя бы на полсотни метров. Плотная, невидимая глазу стена огня сперва останавливала, затем принуждала падать на землю что-то вначале кричавших и вдруг умолкавших людей.
- Когда-нибудь энто кончится?
Каждый день проходил по одному расписанию. Начинали немцы. Ровно в 5часов утра появлялась «рама» и облетала позиции. Потом появлялась стая «Юнкерс-87». Бравируя, не боясь, ни советских зениток, ни самолётов, поскольку ни тех, ни других за эти дни не было ни слышно, ни видно, они бомбили развалины домов.
- Немецкие пилоты позволяют себе гнать свои ревущие и воющие самолёты чуть ли не до самой земля. – Прокомментировал какой-то оборванный солдат.
- А чего им бояться?!
Григорий знал, пикировщики сделают над ними пять заходов, по-немецки точно рассчитав количество боеприпасов, и улетят не прежде, чем совершат ещё одну атаку, прозванную «психической».
- Пока не сбросят свои продырявленные железные бочки, - буркнул сидящий рядом Кошевой, - не уберутся!
- Своим воем они прямо вынимают душу... – согласился сержант и закрыл глаза.
Одновременно с воздушной начиналась наземная атака, немцы пытались отбросить красноармейцев на исходный рубеж.
- Отбивать такие атаки становится всё труднее.
- Скоро выдохнутся…
С удалением своих бомбардировщиков, немцы прекращали атаку и отходили на свои рубежи, ставя сплошную стену огня перед начинавшими контратаку русскими ротами. Крик «Ура» тонул в грохоте разрывов, и залёгшая пехота начинала отползать обратно к родным окопам. После того как атакующие и контратакующие расползались по своим норам, вступали в дело миномётчики, посылая «подарки» друг другу.
- И так продолжается каждый день. – Простонал грязный и мокрый Михаил.
- Падаем вон в ту воронку… - показал рукой Григорий и свалился в жижу.
Наступавшие отхлынули назад и заняли у посредине улицы воронки от взрывов снарядов. На центр города, гремящий молниями взрывов, опустился туманом пар и толовый газ. Видимость была около 15 метров. Кошевой и Григорий засели в воронке от крупной авиабомбы. Поблизости примостились ещё четверо бойцов с пулемётом «Максим». Завязалась продолжительная перестрелка.
- Немцы не дают даже поднять головы…
- А зачем нам её поднимать? – спросил с закрытыми глазами Шелехов. – До темноты будем торчать здесь…
Дым постепенно рассеялся. Улица было усеяна убитыми и стонущими ранеными. Над ними закружил немецкий разведчик. Самолёт, видимо, произвёл съёмку, ушёл, и минут через двадцать из динамика раздались звуки вальса Штрауса!
- А это немцам зачем? – недоумённо спросил Кошевой.
- На психику давят! – равнодушно ответил Григорий.
Они слушали музыку в воронке, наполовину заполненной выступившей подпочвенной водой, поскольку близко текла Волга.
- С музыкой веселее...
- Если вода ищо поднимется - нам смерть! – безразлично признался Григорий.
- Не успеет… - ответил Михаил и выглянул наружу.
В полулежащем положении, в грязи с головы до ног, будто земляные черви, его бойцы рыли края соседней воронки, меся глину. За развалинами ближних зданий шёл бой.
- Как наши туда прорвались? – удивился комбат.
Слышна была сильная перестрелка: автоматная - немцев, винтовочная - русских. Потом и там всё затихло. Под пологом тумана соседи успели вынести из немецких траншей раненых. Один из санитаром свалился в их яму.
- Матвеев сунул ствол своего «Максима» в амбразуру «фрицев» и длинными очередями уничтожил их. – Рассказывал он, жадно затягиваясь последними крошками табака. - Потом взялся за другой дот и также его подавил, потом вытянул ихний пулемёт на свою сторону.
- Орлы!
- Кобзев уничтожил ещё один, но был убит…
Тишина. Солнце светит, но не греет. Вальс окончен. Слышен голос диктора с сильным акцентом:
- Господа русские, переходите к нам. Вы обречены!.. Ваши командиры послали вас на смерть. Даём вам пьят-надцать минут… Смешаем с землёй…
Прошли эти минуты. Начался артобстрел - кругом земля встала дыбом. Так минут десять. И снова музыка… Теперь передавали песни Руслановой. Её голос разносился над мёртвым городом, на котором кое-где ещё были живые.
- Господа солдаты! Обещаем вам все блага. Бейте юдо-комиссаров, переходите к нам... Даём пьят-надцать минут!
Снова остатки батальона буквально «полоскают» снарядами. Головы не высунуть - снайперы бьют со стены и окон. Так продолжалось полдня. Снова и снова немцы призывали:
- Убивайт командир, юдо-комиссар, переходите к нам! Нет - побьём всех!
Опять минуты на размышления. Потом музыка и пальба из винтовок в сторону немецкого динамика! Никто не сдался, только кто-то один впереди поднял руку, чтобы немцы прострелили её…
Михаил из своего «окопа» нет-нет да и выглянет на секунду, чтобы уточнить:
- Кто есть из живых?
- Лучше не высовываться, - сказал Григорий, - немцы точно стреляют…
Он поднял шанцевую лопатку вверх - звяк! Лопатку выбило из руки с аккуратной дыркой от пули.
- Метко!
- Время до темноты тянется бесконечно! – зевнул дремлющий Григорий.
Потом выше воронки затрещали пулемётные трассы и с гулом пронеслись снаряды - это «проснулись» доблестные командиры и пригнали на помощь морских пехотинцев, отборных ребят.
- Надо было пустить этот отряд, когда кругом была чернота от разрывов снарядов и клубы дыма.
- А почему бы им не идти в затылок нашему батальону?
Немцы легко отбили самоубийственную атаку. Наконец опустилась мглистая ночь, часто освещаемая ракетами противника.
- Скоро можно будет вернуться в наши развалины. – Сказал продрогший офицер.
- Скорее бы, - кивнул головой Григорий, - как бы «фрицы» не обошли нас с тыла.
Вдруг рядом объявился крикливый связист:
- Есть связь. Вас товарищ комбат вызывает первый!
- Слушаю.
- Доложите обстановку! - на проводе был комполка Ольховский.
Кошевой буркнул в ответ:
- Живыми мало кто выйдет…
- Послушай, комбат, жив, и то ладно!
- Я то жив, а батальона нет.
- Прекратить панику! – в голосе полковника прорезались металлические нотки. – Отступать на прежний рубеж запрещаю.
- Но мы находимся посредине площади…
- Ни шагу назад!
- Тут негде укрыться, нас днём перестреляют снайперы.
- Из всех, кто остался, организуй круговую оборону и доложи лично мне!
Задача не из простых, а тут ещё приполз особист-капитан и под руку ноет:
- В боя я потерял свой пистолет ТТ, за который следует отчитаться.
