Хуго знакома эта фраза – вопреки тому, что я думала, – но в этот раз она прозвучала как бы вырванной из другого места и другого времени.
– Который час? – спросил Хуго.
– Половина третьего ночи.
Странно, промелькнула у него мысль, почему мама говорит – «ночи»? Ведь вокруг ни единого огонька, одна только ночь. Зачем же это «ночи», разве само собой не понятно?
– Уже очень поздно. Мне не хочется слишком уж беспокоить Марьяну. Но если мы постараемся, через полчаса будем там, – тихо сказала мама.
5Мама оказалась права. Вскоре они уже стояли перед узкой деревянной дверью. Мама постучала, и на заданный женским голосом вопрос ответила:
– Юлия.
Дверь открылась, и в ней показалась высокая женщина в длинной ночной сорочке.
– Вот и мы, – сказала мама.
– Заходите.
– Я тебя не побеспокою. Одежда Хуго в чемодане, а в рюкзаке книги и игры. Мы шли по канализационным трубам. Надеюсь, одежда не испачкалась. Ты знакома с Хуго?
– Он вырос с тех пор, как я в последний раз видела его, – сказала она и взглянула на него.
– Он хороший мальчик.
– Не сомневаюсь.
– Марьяна присмотрит за тобой. Она помнит тебя с тех пор, как ты был малышом.
– Мама… – сказал Хуго, не в силах больше выговорить ни слова.
– Мне надо уходить, чтобы добраться до деревни до рассвета. – Она говорила со странной торопливостью, достала какой-то блестящий предмет и подала его Марьяне.
– Что это? – спросила Марьяна, не глядя на драгоценность.
– Это для тебя.
– Бог ты мой. А ты?
– Я пойду отсюда к Сарине, надеюсь добраться туда до восхода солнца.
– Будь осторожна, – сказала Марьяна и обняла маму.
– Хуго, дорогой, помни – всегда быть тихим и вежливым. Не приставать с вопросами и ни о чем не просить. Всегда говорить «пожалуйста», всегда говорить «спасибо».
Слова застревали у нее во рту.
– Мама… – Он пытался задержать ее еще хоть на минуту.
– Я должна идти, береги себя, родной, – сказала мама, поцеловала его в лоб и резко отодвинулась от него.
– Мама, – хотел сказать он, но слово застряло у него во рту.
Он еще успел поглядеть, как она уходила. Она шла пригнувшись, пробираясь сквозь кусты. Когда густая темень поглотила ее, Марьяна закрыла дверь.
Жизнь переломилась, но Хуго не почувствовал этого. Может, из-за пронизывавшего ночного холода, а может – из-за усталости. В растерянности он сказал:
– Мама ушла.
– Она вернется, – ответила Марьяна без особой уверенности.
– До деревни далеко? – спросил Хуго, нарушив первую из маминых заповедей.
– Не беспокойся о маме, она опытная, дорогу найдет.
– Извините, – попытался он исправить свою ошибку.
– Ты наверняка устал, – сказала Марьяна и отвела его в чулан. Это было длинное узкое помещение без окон, с первого взгляда напоминавшее просторную кладовку у них дома, только запах кожи тут же напомнил ему подвал сапожной мастерской «Юпитер», куда мама раз в несколько месяцев относила обувь в починку.
– Это будет твоя спальня. Дать тебе чего-нибудь попить?
– Спасибо, не нужно.
– Принесу тебе супа.
Присмотревшись, он разглядел цветастые халаты на вешалках, несколько пар обуви, а на чем-то вроде скамейки – разбросанные шелковые чулки, корсет и бюстгальтер. Эти женские принадлежности на миг привлекли его внимание.
Марьяна принесла суп и сказала:
– Пей, миленький, у тебя был трудный день.
Хуго напился супа, а Марьяна осмотрела его и сказала:
– Большой парнишка. Сколько тебе?
– Одиннадцать.
– Выглядишь старше. Снимай ботинки и укладывайся спать. Завтра сядем вместе и обсудим, как сделать твою жизнь у меня поприятней, – сказала она и закрыла за собой дверь чулана.
На улице еще было темно, и сквозь трещины в стенах в чулан проникали крики хищных птиц и звонкий голос пробудившегося петуха. На миг ему показалось, что вот-вот распахнется дверь и, сгорбившись, как все эти последние недели, войдет мама и сразу сообщит ему, что нашла прекрасное убежище и теперь они смогут быть там вместе. Ее выразительный голос был так ясен, и он с нетерпением ждал ее прихода. Но в конце концов усталость одолела его, и он уснул.
Это был беспокойный сон, давящий на грудь и сковывающий ноги. Несколько раз он пытался избавиться от этого угнетенного состояния. Проснулся, и ему стало получше.
Теперь можно было разглядеть чулан, еще более узкий, чем казался раньше. Сквозь трещины в досках пробивался свет и освещал заднюю часть. Передняя же оставалась окутанной начинавшей рассеиваться тьмой.
Сон, как выяснилось, стер из его сердца ожидание. Он видел маму, стоящую за прилавком аптеки, папу рядом с ней – как будто бы время оставило их там. Ужас последних месяцев не отразился на них. Они выглядели спокойными и умиротворенными, и если б не их вид ледяных статуй, нисколько не изменившимися.
Он еще дивился этой замороженности, когда открылась дверь и появилась Марьяна в цветастом халате с кружкой молока в руках.
– Как спалось?
– Хорошо.
– Попей, и я покажу тебе свою комнату.
Хуго взял кружку и попил. Молоко было сладкое и свежее, проникая внутрь, оно согревало его.
– Где мама? – не смог он сдержать себя.
– Она ушла в деревню искать убежище.
– Когда она придет ко мне? – Снова он забывается, снова спрашивает…
– На это потребуется какое-то время. Пойдем, я покажу тебе свою комнату.
Такого сюрприза он не ожидал. Комната была просторной, светлой, с занавесками на окнах. Все покрывала в комнате были розового цвета, и стулья тоже. На тумбочках в беспорядке стояли разноцветные баночки и бутылочки.
– Ну как, нравится тебе комната?
Хуго не знал, что сказать, и вымолвил:
– Очень красиво.
Марьяна усмехнулась приглушенным смешком, непонятно что означавшим.
– Комната очень красивая, – поправил он себя.
– Днем ты сможешь тут играть. Иногда я сплю днем, и ты будешь охранять мой сон.
– Я буду играть в шахматы, – отвечает он.
– Иногда мне придется тебя прятать, но ты не волнуйся, это будет ненадолго, и ты снова будешь возвращаться сюда. Можно сидеть в кресле или на полу. Ты любишь читать?
– Очень.
– У меня не соскучишься, – сказала Марьяна и подмигнула.
6Марьяна ушла и оставила его наедине с самим собой. Комната не походила на обычную жилую. Розовые покрывала, ароматы духов напомнили ему дамскую парикмахерскую. Одна такая парикмахерская была недалеко от его дома. Там тоже была розовая мебель. По углам полным женщинам мыли головы и делали маникюр и педикюр. Все там совершалось с расслабленной ленцой, смешками и нескрываемым удовольствием. Ему нравилось стоять и глазеть на эти радости, но мама никогда не переступала порога парикмахерской. Каждый раз, что они проходили мимо, ее губы складывались в улыбку, значения которой он не понимал.
Долгое время он стоял неподвижно, гадая о назначении этой просторной комнаты, и в конце концов решил: это не парикмахерская. В парикмахерской посередине не стоит широкая кровать.
Тем временем Марьяна вернулась и принесла поднос с маленькими бутербродами, сказав:
– Это для тебя, садись в кресло и кушай, сколько захочешь.
Хуго припомнилось, что на свадьбах официантки подавали такие же бутерброды. Дома бутерброды были попроще и без бумажных оберток.
– Это бутерброды со свадьбы, правда ведь? – сорвалось у него с языка.
– Мы тут едим такие бутерброды. Вкусные?
– Очень.
– Где ты жил в последнее время?
– В подвале нашего дома.
– Если тебя будут спрашивать, не говори, что сидел в подвале.
– А что говорить?
– Говори, что ты Марьянин сын.
Хуго, не зная, что сказать, наклонил голову.
Он чувствовал, что стоит на пороге нового периода своей жизни, периода, полного тайн и опасностей, и ему нужно быть осторожным и сильным, как он обещал маме.
Марьяна не сводила с него глаз. Хуго почувствовал себя неловко и, чтобы это прекратить, спросил:
– Это большой дом?
– Очень большой, – отвечала Марьяна, – но тебе можно быть только в моей комнате и в чулане.
– А во двор можно выходить?
– Нет, дети вроде тебя должны оставаться в доме.
Он уже обратил внимание, что Марьяна говорит короткими фразами и в отличие от мамы ничего не объясняет. Когда он покончил с бутербродами, она сказала:
– А теперь я приберусь, помоюсь, и ты вернешься в чулан.
– Можно я сам с собой поиграю в шахматы?
– Конечно, сколько душе угодно.
Хуго вернулся на свое место, и Марьяна затворила дверь чулана.
Три недели назад, когда усилились «акции», мама начала говорить о предстоящих переменах в его жизни, о новых людях, которых ему придется повстречать, и о незнакомом окружении. Она говорила не своим обычным простым языком, а со многими словами, с потайным значением. Хуго не задавал вопросов, он был растерян, и чем дальше она объясняла и предупреждала, тем больше росла его растерянность.
