class="subtitle">* * *
С интересом слушали попутчики мой рассказ. Когда я закончил, наступило долгое молчание. И вдруг секретарь взволнованно сказал:
— А ведь я помню эти события. Мне было тогда пятнадцать лет. Утром на наше село напали басмачи. Многие покинули свои дома. Я и мой отец укрылись возле речки в зарослях канавы.
Начался бой. Над нашими головами свистели пули. Я все хотел взглянуть, как воюют, но отец крепко держал меня за плечо. Я не мог поднять головы.
Нам было страшно. Когда ночью все стихло, мы потихоньку подошли к своей юрте, узнали, что здесь не бандиты, а красноармейцы. После ухода красноармейцев в овечьем загоне и в других местах валялось очень много гильз… Я до сих пор не забываю тот памятный день и очень рад, что сегодня встретился с одним из участников этих боев, которые освободили наш кишлак от басмачей.
Наш пулеметный взвод вернулся с тактических занятий. Не успели зайти в казарму, старшина, увидев меня, сказал;
— Вас вызывает командир эскадрона.
— Слушаю, товарищ, старшина. Скажите, по какому вопросу?
— Он мне не докладывал. Но учтите: сердитый. На-колбасили, наверное?..
Старшина лукаво улыбнулся и ушел.
Наш командир эскадрона редко вызывал курсантов. А если приходилось пропесочить, поручал это дело старшине… Я ломал голову, зачем он меня вызывает? За три года учебы я ни разу к нему не попадал. Все у меня было нормально: в учебе и дисциплине. Что будет, то будет! Поправил ремень, фуражку и, набравшись храбрости, направился к кабинету командира. По коридору навстречу мне торопливо шагает мой товарищ, — Эрмекбаев. Встретились у самой двери кабинета.
— Ты куда? — спросил я.
— Вызвал командир эскадрона.
— Меня тоже. Не знаешь зачем?
— Не знаю…
Мне стало как-то легче на душе. Значит, он нас вызывает по делу. Но это было только наше предположение.
Эрмекбаев подтолкнул меня к двери:
— Давай, заходи первым.
— Нет, ты заходи. По возрасту ты старший. — И одновременно постучались в дверь.
— Войдите, — послышался знакомый голос.
— Разрешите доложить. По вашему приказанию прибыли.
Командир эскадрона поздоровался, критически осмотрел нас с головы до ног и спросил:
— Вы только с занятий?
— Так точно, товарищ командир эскадрона. С тактических занятий, не успели переодеться.
Он указал нам на стулья и предложил сесть.
— Товарищи курсанты, вас вызывает к себе комиссар школы для беседы. Идите покушайте, переоденьтесь в парадную форму и через час явитесь к нему. Ясно?
— Ясно, товарищ командир эскадрона!
Четко повернувшись, мы вышли из кабинета. У двери снова встретились со старшиной.
— Ну, здорово вас пропесочили, будущие красные командиры? Даже пот прошиб!
Он весело улыбнулся.
— Пока все благополучно. Через час к комиссару, а там что будет — не знаем.
— Только не опаздывайте. Явитесь как штык в указанное время, — строго предупредил он и зашел в кабинет командира эскадрона.
А вскоре мы уже шагали в штаб.
Комиссар был не один в кабинете. С ним сидел начальник нашей школы Малышев. У обоих сверкали на груди ордена Красного Знамени. Комиссар, приветливо поздоровавшись с нами, предложил сесть. Они с нами долго беседовали, и в заключение комиссар сказал:
— От нашей школы, товарищи курсанты, вы вдвоем направляетесь в распоряжение политуправления. На вас возлагается особо важное партийное поручение. Мы думаем и надеемся, что это задание выполните с честью.
— Выполним, товарищ комиссар! — Мы встали.
— Коммунисты должны быть только такими. Завтра к десяти часам явитесь в штаб Политуправления Среднеазиатского военного округа!
На следующий день ровно в девять утра нас принял начальник Политуправления Ястребов Григорий Герасимович, старый большевик, член партии с 1905 года. По-отечески похлопав нас по плечу, не выслушав наших рапортов, усадил на диван и сел рядом. Мы чувствовали себя неловко — ведь впервые попали к такому большому начальнику. Но его простота и задушевность ободрили нас.
Он расспрашивал о наших родных, интересовался, чем занимались до поступления в военную школу. Незаметно, полушутя, спросил, употребляем ли мы спиртные напитки.
Но мы не пили даже пива. Ястребов остался очень доволен. Далее он рассказал о предстоящих грандиозных планах реконструкции тяжелой промышленности и сельского хозяйства нашей страны, о внешней политике. Рассказ его был живой и убедительный. В заключение он сказал:
— Мы вас направляем в распоряжение Средазбюро ЦК ВКП(б). Подробный инструктаж и направление получите там.
Пожелав нам всего хорошего, добавил:
— В селах и аулах вам придется встретиться лицом к лицу с классовым врагом. Будьте бдительными!
Его простота и душевность заставили нас забыть, с кем мы разговариваем. Не всегда даже родной отец мог бы так войти в душу. А ведь с нами беседовал человек высокого воинского звания, с четырьмя ромбами на петлицах, член Военного Совета, революционер-подпольщик, человек с громадным жизненным опытом.
По военной этике и уставу мы должны были стоять перед ним по стойке «смирно», отвечать на вопросы: «Есть!», «Так точно!», «Слушаюсь!». Но ничего подобного не было: состоялся чистосердечный разговор, запомнившийся на всю жизнь.
Образ этого человека до сего времени сохранился в моем сердце.
В здании Средазбюро ЦК ВКП(б) многолюдно и оживленно. Сюда прибыли люди разных национальностей, разных возрастов и специальностей.
Здесь можно было увидеть старых большевиков с дореволюционным стажем и совсем еще юных комсомольцев. Но у этих разных людей была единая цель: перестроить мелкие крестьянские хозяйства, раз и навсегда покончить с эксплуататорами.
Для работы в деревне партия послала двадцать пять тысяч самых лучших своих людей с фабрик и заводов, из партийно-советских учреждений. Тут была целая армия, но только вооруженная не винтовками, а идеями Ленина.
Целую неделю мы слушали лекции об организации коллективного хозяйства, которыми руководил секретарь Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б) товарищ Зеленский.
По окончании инструктажа я со своим другом Эрмекбаевым получил назначение в Южную Киргизию, в Ошский округ. Нас было семнадцать — целая бригада.
Когда мы уселись в вагон, то среди нас оказалась одна девушка. Она была слушательницей Среднеазиатского коммунистического университета, роста среднего, с коротко подстриженными волосами, очень миловидная. На вид ей нельзя было дать и восемнадцати лет. Она казалась совсем еще юной. В ее серьезных больших глазах, обрамленных густыми черными ресницами, была решительность и что-то задорное.
Девушка устроилась в соседнем купе. Один молодой человек из нашей бригады, открыв чемодан, достал румяное яблоко, подошел к ней и протянул:
— Это для вас. Вы одни среди нас, берите! — с улыбкой сказал он.
Она смутилась. Другой товарищ, сидевший рядом, подбодрил:
— Берите, берите, не стесняйтесь!
Щеки ее зарделись. Несколько пар глаз были обращены на нее. Девушка не знала, что делать: взять
