фуражку товарищам. Курсанты тем временем давали мне наставления:
— Смотри, не осрамись! Кругом полно девчат, осмеют на весь округ.
Я им ответил:
— Постараюсь, друзья!
Я подъехал к разгоряченным всадникам. Более трехсот возбужденных, вспотевших джигитов стремились вырвать друг у друга тушу козла.
Несколько джигитов уже успели до меня доскакать с козлом к телеге с призами. Многие интересовались нами. Кавалеристы мы неплохие, но сумеем ли состязаться с ловкими ходжентскими наездниками.
Трудно было вырвать из рук кишащей толпы тушу козла. Однако долго ждать не пришлось. Один здоровенный молодец при поддержке двух джигитов вырвался из толпы и помчался во весь опор, придавив тушу козла обеими ногами к передней луке седла.
В один миг я очутился слева от всадника. Через спину наездника схватил за ногу козла и, упершись правой ногой в заднюю луку его седла, сделал рывок. Джигит даже вскрикнул от неожиданности. Но козел был у меня. Я стрелой примчался к телеге, сбросил на землю тушу.
Мне дали первый приз ~ большую шелковую шаль. После этого я еще два раза отбил козла и получил одну большую пиалу и червонец.
Курсанты встретили меня восторженно. Я передал коня председателю, поблагодарил его. Он спросил меня:
— Молодой джигит, откуда родом и как тебя звать? Я думал, что аскеры умеют только рубить и стрелять. Вы оказались лихим джигитом. Благодарю вас за участие в нашей национальной игре.
— Дорогой раис! Меня зовут Джаманкул, я киргиз. Моя родина — Тянь-Шань. У нас есть джигиты получше меня.
Мы и не заметили, как нас окружила толпа возбужденных людей. Все внимание было приковано к коню раиса. Наперебой выкрикивали цены — скакуна уже стали выторговывать.
— Я не цыган торговать лошадьми. Я его купил себе, чтобы ездить на нем. Больше жизни люблю хороших коней, — говорил председатель, похлопывая своего любимца по шее.
Курсовой командир, узнав, что я самовольно принял участие в козлодрании, дал мне нагоняй:
— А если бы несчастный случай, кому пришлось бы отвечать за тебя?
Я ответил:
— Виноват, товарищ командир!
— Нужно было дать тебе наряд вне очереди, но победителей не судят. Поэтому на первый раз прощаю. Чтобы этого больше не повторилось!
На второй день в нашем боевом листке появилась карикатура: курсант скачет на коне, прижав обеими ногами козла. Десятки рук тянутся к нему.
Долго хранил я этот боевой листок как память о прошлом.
* * *
В середине ноября поступило сообщение, что басмаческая банда появилась на территории Баткенского района. Мы снова выступили в поход.
На Алайском и Туркестанском хребтах выпал глубокий снег. Стояли сильные морозы. Внезапно поднималась пурга. Колючий сухой снег слепил глаза. Курсанты то и дело соскакивали с коней и растирали белеющие от мороза лица. Нужно было беспрерывно шевелить пальцами рук и ног, чтобы они не окоченели.
Достигнув высоких крутых гор, мы остановились. Перед нами был неприступный склон. Тропа занесена снегом. Слева зияла пропасть метров пятьсот — путь на перевал проходил по этому склону. Правда, была другая дорога, но в обход — в несколько десятков километров.
Курсовой командир подозвал меня:
— Дженчураев, ты житель горной местности. Скажи, сможем ли мы проехать по этому склону?
— Товарищ курсовой командир, разрешите пойти проверить!
— Идите. Только будьте осторожны.
Я осторожно продвигался по тому месту, где нам предстояло проехать. Снег лежал рыхлым пластом на крутом склоне, готовый сорваться и ринуться в пропасть.
Вернувшись, я доложил курсовому командиру, что снег глубокий, склон слишком крутой. Даже кашель человека может вызвать обвал: эту страшную стихию, во время которой даже не успевают взлететь чуткие сороки. Мы можем быть погребенными навсегда.
Нам предстояло вызвать обвал — это было единственное решение. Но каким образом?
Выстрелом или гранатой нельзя, мы обнаружим себя. Басмачи, если они поблизости, опять уйдут.
— Товарищ, курсовой командир! — вдруг весело обратился к командиру мой друг, шутник и весельчак Дадабаев. — Дженчураев говорил, если чихнуть, то может произойти обвал. Разрешите мне, я громко чихаю.
Курсанты оживились. Раздался громкий грохот. Шутка Дадабаева подбодрила их. Усталые и промерзшие до костей, стояли они над пропастью, держа коней под уздцы.
Тем временем, к удивлению всех, то ли от хохота бойцов, то ли от других причин со склона с гулом сорвался обвал. Снег сошел весь. Путь к перевалу был открыт.
Благополучно одолели мы перевал и спустились в лощину. Через несколько минут подъехали к окраине кишлака. Вдруг раздался выстрел. Из мазанок стали выскакивать и садиться на коней басмачи. Поднялась беспорядочная стрельба. Оказывается, нас заметил вражеский наблюдатель.
Мы с ходу завязали с бандой бой и стали преследовать отступающих врагов. Зимние сумерки сгущались быстро. Подул холодный ветер, разыгралась пурга. В двух шагах ничего не было видно. Непогода помешала нам уничтожить банду.
В начале декабря, при активной помощи местных жителей, банда была ликвидирована. Курбаши с одним только телохранителем скрылся в Горном Бадахшане.
А через несколько дней мы услышали такую историю. Где-то далеко в горах курбаши и его телохранитель не поделили награбленные ценности. Между ними завязалась борьба и телохранитель убил своего господина. Голову курбаши он уложил в торбу и привез в отделение милиции.
С тех пор прошло более трех десятков лет. Я всегда мечтал о том, что, если буду жив, обязательно загляну в эти края: так они дороги для меня. И вот мне посчастливилось снова побывать здесь, своими глазами увидеть преображенный край.
Двадцать коротких суток я провел в городе Ленинабаде (старом Ходженте), Соцгородке, в Кулундунской долине и других местах. Я увидел то, о чем даже и не мечтали дехкане в самых лучших своих сказках.
На бывшей пустыне, у подножья гор, выстроен прекрасный Соцгородок. Утопающие в пышной зелени многоэтажные красивые дома, широкие асфальтированные улицы, больницы, гостиницы, школы, театры. На пустовавших веками землях неиссякаемым ключом бьет жизнь.
За несколько десятков километров видно море электрических огней: словно звездное небо опрокинулось на землю — это огни новых городов.
Бывшие Кулундунские пустыни, где мы бились с басмачами, покорены руками советских людей и превращены в цветущие оазисы. Здесь растет замечательный высококачественный хлопок. Кругом фруктовые сады, виноградники. Красуются среди зелени плановые дома колхозников.
Разве только глубокий старик с трудом может вспомнить сейчас об омаче — деревянной сохе, которой веками обрабатывали землю дехкане Кулундунской долины.
Через каменные горы пробит канал протяженностью в несколько десятков километров. По нему направлена живительная влага горной реки.
С тех пор преобразился облик не только городов, кишлаков и пустующих земель, но сами люди в корне изменились. Они стали настоящими патриотами своей отчизны, хозяевами жизни.
