Псы Чагчарана
Чагчаран славился большим количеством собак. Когда прилетевшие вертолетчики выходили на яркий снег под горное солнце, они наблюдали два типа живых существ. Первыми были солдаты армии «зеленых», закутанные в какие-то лохмотья как фашисты под Сталинградом, и с лопатами в руках, которыми они расчищали полосу от снега для посадки дорогих гостей. Вторыми были удивительные псы — огромные, лохматые, они весело прыгали по глубокому снегу, проваливаясь по грудь и вырываясь в искрящейся на солнце снежной пыли — не собаки, а шерстистые дельфины, резвящиеся в снежных морях под темно-синим небом Чагчарана.
Несмотря на кажущуюся беззаботность, собаки (помеси водолазов с кавказскими овчарками, или вообще неизвестная местная порода) были вполне дрессированные и охраняли советский гарнизон. Очарованные их красотой, величиной и умом, многие гости Чагчарана хотели иметь от них щенка (именно так!). Но только один случай утечки чагчаранского генофонда известен автору достоверно.
Когда борттехник Ф. собрался в очередной «чагчаран», к нему подвалил командир 2-го звена майор Г. Он дал борттехнику пять тысяч афошек и сказал:
— Найди там прапорщика такого-то и купи у него щенка — там недавно сука ощенилась. Только не светись и больше ни у кого не спрашивай — эти кинологи могут побить и насильно депортировать. А с прапором я договорился в прошлый раз — он по-хорошему жадный. Я скоро борт гоню в рембазу — обещал сыну щенка.
Прилетев в Чагчаран, борттехник Ф. не торопился искать прапорщика. Он подождал, пока экипажи уедут в дукан, закрыл борт, и решил прогуляться. Взял курс на столбик печного дыма, поднимавшегося на краю поля. Подойдя, убедился, что армия по-прежнему предсказуема — дымила, действительно, кухня. Возле кухни на грязном утоптанном снегу с обледенелыми проталинами, вокруг помятого алюминиевого тазика с уже остывшим жиром на дне, крутились, повиливая хвостиками, три рыжих пушистых щенка. Борттехник, в очередной раз удивившись своей прозорливости, огляделся, подхватил ближайшего щенка под теплое брюшко, закинул его за пазуху куртки, застегнул молнию, и пошел, на вид слегка беременный, по тропинке вдоль каких-то пристроев.
Уйдя подальше, борттехник зашел к вертолету с другой стороны, открыл дверь, сунул в салон молчаливого щенка, и снова закрыл дверь на ключ.
Закурил и увидел, что со стороны кухни идет прапорщик, останавливаясь и оглядываясь — он явно искал пропажу. Борттехник встретил его вопросом:
— У вас тут погреться можно где-нибудь? Наши уехали, дверь захлопнули. («Только бы не заскулил», — подумал он.)
— На кухне можно, там чай горячий, — рассеянно сказал прапорщик, не переставая крутить головой. — А вы, товарищ летчик, не видали тут щеночка? Не пробегал?
— Да я вот только подошел, думал наши вернулись. Вы у «Ми шестых» спросите, они все это время разгружались.
Прапорщик стрельнул у борттехника сигаретку, прикурил, и собирался двинуть на другую сторону поля, где стояли две серые слоновьи туши Ми-6, окруженные машинами. Но тут в закрытом вертолете раздалось слабое журчание, и через секунду из межстворочной щели на снег потекла светло-желтая струйка. Прапорщик насторожился, наклонился, заглядывая под днище.
— Вот, блин! Топливо через дренаж выбивает! — сказал борттехник, тоже наклоняясь. — Это все — от перепада давления…
Прапорщик выпрямился и вздохнул:
— Пойду на большие вертолеты схожу…А, может, он и сам уже вернулся?
Так щенок с чагчаранских гор транзитом через Шинданд оказался на Дальнем Востоке Советского Союза.
Чагчаранские рейсы продолжали беспокоить своей опасностью. Невозможность адекватных ответов высокогорным корсарам из-за нехватки топлива бесила вертолетчиков. Однажды борт № 10 забрал из Чагчарана раненых. Взлетели, взобрались на вершину хребта, пошли на Шинданд. Борттехник помогал доктору ставить капельницы — затягивал жгуты, держал руки бойцов, пытаясь компенсировать вибрацию, из-за которой доктор никак не мог попасть иглой в вену — на этой высоте трясло так, будто мчались на телеге. Вскоре началась сказываться разреженность воздуха — два бойца, раненных в грудь, синели и задыхались, выдувая розовые пузыри. На борту кислорода не было — в самом начале делались попытки установить три кислородных баллона в кабину для летчиков, но от этого быстро отказались — при попадании пули баллон, взрываясь, не оставлял никаких шансов.
Делать было нечего — раненые могли не дотянуть до госпиталя — и командир повел пару вниз. А там, в речных долинах их уже ждали воины джихада. Отплевываясь жидким огнем, кое-как ушли. Чтобы не рисковать, снова оседлали хребет Сафед Кох, и снова раненые начали хватать пустой воздух окровавленными ртами. Опять скатились с вершин, петляли по распадкам, и опять напоролись — были обстреляны из «буров»[20] мирно жнущими декханами.
Раненых они все же довезли живыми, но этот рейс окончательно разозлил борттехника Ф. На следующий рейс в горы он приготовился — поставил на борт две обыкновенные бочки, залил их керосином, то же самое сделал и борттехник ведомого 27-го лейтенант М. Зарядили побольше пулеметных лент, забили по шесть ракетных блоков.
В Чагчаране содержимое бочек перелили в баки, чем добавили себе почти час полета. Обратно летели, не торопясь, рыскали по долинам, заглядывая за каждое деревце, дразня чабанов и огородников мнимой беззащитностью. И враги клюнули.
— По нам работают, — вдруг доложил ведомый. — Кажется, в попу засадили. Но вроде летим пока…
Командир тут же увел пару по руслу речки влево, за горушку. Обычно вертолеты уходили, не оглядываясь, только экипажи бессильно скрипели зубами. Духи, зная о топливных проблемах, все время стреляли в хвост. Но на этот раз все было иначе.
— Ну, держитесь, шакалы! — сказал командир и повел машину в набор, огибая горушку.
Пара выпала из-за хребта прямо на головы не ожидавших такой подлости духов. Грузовик с ДШК в кузове стоял на берегу, трое бородатых, развалившись на травке, смеялись над трусливыми шурави.
— На границе тучи ходят хмуро, — тихо, словно боясь спугнуть, пробормотал командир, переваливая вершину.
Духи, увидев падающих с неба пятнистых драконов, подпрыгнули, один бросился к кабине, двое полезли в кузов. Борттехник Ф. припечатал пальцами гашетки — что там останется после командирских нурсов! — очередь сорвала открытую дверцу машины, порубила кабину, трассеры змеями закрутились по кузову…
— И летели наземь самураи, — заорал командир, давя на гашетку, — под напором стали и огня!
После залпа нурсов грузовик выпал обратно на землю в виде металлических и резиновых осадков. Они горели в отдалении друг от друга. Особенно чадило колесо, лежащее у самой воды. Клуб дыма уплывал вверх — пронзительно-черный пузырь на фоне сахарных вершин.
— Даже если кто жив остался, — сказал командир, — добивать не будем. На всю оставшуюся жизнь перебздел. Отныне он — обыкновенный засранец…
Остаток пути экипаж пел «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят». И с особенным напором, со слезами гордости на глазах, заканчивали:
— Экипаж машины боевой!!!
А борттехник поливал близкие склоны длинными очередями. Чтобы слышали и боялись.
Когда прилетели, выяснилось, что в ведомого действительно попали. Из ДШК (калибр 12,7 мм). Пуля прошила задние створки, отрикошетила от ребра жесткости, пробила один бок пустой бочки из-под керосина и застряла в противоположном, высунув смятый нос.
Эти пули от ДШК (даже китайского производства) обладали большой пробойной силой. Однажды такая болванка пробила днище вертолета, правую чашку, на которой сидел штурман старший лейтенант В., прошла все слои парашюта, и остановилась, ткнувшись горячим носом через ткань ранца в седалище старшего лейтенанта. В горячке боя тот не понял, что произошло, но уже на земле, увидев острый бугорок, и осознав, что могло быть, упал в обморок. Его привели в чувство и поднесли стакан спирта. После перенесенного стресса такая ударная доза даже не свалила летчика с ног, — только успокоила.
Когда пулю вынули из стенки бочки, борттехник Ф., нанизав обе дырки на луч своего взгляда, сказал, прищурившись:
— А знаешь, Феликс, — она шла прямо тебе в спину. Если бы не моя бочка, просверлила бы эта пулька дырку тебе под орден — с закруткой на спине…
— Если бы не твоя бочка, — сказал, поежившись, лейтенант М., — мы бы по хребту тихонько проползли, никуда не спускаясь, твою медь!
— Зато теперь бояться будут. А то совсем нюх потеряли!
И в самом деле, чагчаранский маршрут стал много спокойней.
1.
Утро. Построение в штабном дворике. Перед строем рядом с комэской стоит маленький опухший начальник вещевой части. Он виновато смотрит себе под ноги.
