Над шефом абвера угрожающе навис козырек огромного, по самую крышу дома, свежего сугроба. По его острому хребту со свистом мела поземка, хвост ее вдруг закрутился и едва не свалил генерала с ног.
Ранним утром, еще затемно отряд на лыжах двинулся во вновь назначенный район и к исходу дня сосредоточился в восьми километрах севернее шоссейной дороги Москва — Волоколамск. Стояла ясная морозная погода. С востока доносились раскаты артиллерийской канонады. Усердно выбивали наши батарейцы оккупантов из их опорных пунктов. Начавшееся декабрьское наступление войск Калининского и Западного фронтов успешно развивалось. Рушилась надежда солдат и офицеров вермахта отогреться в Москве, отоспаться в тепле, раздобыть теплую одежду, отмыться от грязи, избавиться от вшей. Их ожидала тяжкая дорога отступления, снежные сугробы, промороженные блиндажи, пепелища и руины, оставленные самими же «завоевателями».
Сознание того, что войска рейха потерпели крах под Москвой, вызвало падение дисциплины, подорвало стойкость солдат, породило у них глубокое разочарование и уныние.
14 декабря в журнале боевых действий третьей танковой группы появилась запись:
«Вокруг то и дело можно видеть поодиночке двигающихся солдат, кто пешком, кто на санях, кто с коровой на веревке… Вид у людей безразличный, безучастный… Трудно сказать, когда снова восстановится линия фронта. Если даже такие отличные соединения, как 1-я и 7-я танковые дивизии, находятся теперь под угрозой полного уничтожения, то это является достаточным мерилом того, насколько высоко перенапряжение сил наших войск».
В первые же дни контрнаступления Красная Армия нанесла врагу ряд сильных ударов севернее и южнее Москвы. Прямым следствием этих ударов явился приказ Гитлера, отданный 8 декабря, о переходе к обороне. Однако противнику не удалось этого сделать. Его войска продолжали откатываться от Москвы. Чтобы спасти положение, командование вермахта стало принимать драконовские меры для наведения порядка в армии. Взбешенный Гитлер снял с постов группу высших военачальников, незадачливых авторов и исполнителей плана «Тайфун». В отставку были отправлены командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Лееб, отстранен от должности генерал Гудериан. В ночь на 16 декабря Гитлер уволил «по состоянию здоровья» Браухича и сам занял пост главнокомандующего сухопутными войсками. А 17 декабря было предложено подать прошение о длительном отпуске «для восстановления здоровья» и фон Боку.
На правом крыле Западного фронта части Красной Армии, ломая упорное сопротивление гитлеровцев, быстро продвигались на запад. 8 декабря они заняли поселок и станцию Крюково. 12 декабря войска 20-й армии освободили Солнечногорск.
Упорное сопротивление противник оказал на истринском рубеже, где им были построены сильные заграждения. Во избежание больших потерь командующий 16-й армией генерал Рокоссовский решил обойти водохранилище с флангов, создав для этого подвижные группы. 11 декабря наши войска очистили от фашистов Истру. На другой день подвижные группы обошли водохранилище с севера и юга. Враг вынужден был отступить. 15 декабря войска 30-й армии во взаимодействии с 11-й армией освободили Клин, а войска, наступающие вдоль Волоколамского шоссе, — станцию и поселок Румянцево восточнее Новопетровского.
Таким образом, линия фронта под натиском наших войск быстро приближалась к району, где находился отряд разведчиков. С освобождением Новопетровского и наступлением на Волоколамск десантники могли оказаться в тылу своих войск. Учитывая это, было решено к боевым действиям приступить незамедлительно. Расположившись в лесу, отряд выслал разведку в Деньково, Чисмену и другие села, расположенные вдоль шоссе. Сведения поступали из разных источников, вырисовывалась вполне ясная картина. Сплошного фронта обороны у гитлеровцев здесь не было. Они размещались в селах, наскоро превращенных в опорные пункты, где были танки и артиллерия, но их количества установить не удалось. Были обнаружены и еще «непуганые», нетронутые гарнизоны… Части же передней линии, сильно потрепанные, откатывались на запад, яростно огрызаясь.
…В отдельном шалаше собралось командование отряда. Обсуждая разведывательные данные, прикидывали разные варианты возможных действий. Атаковать опорные пункты у отряда не хватало сил. Поэтому было решено придерживаться прежней тактики — засады, нападения на небольшие вражеские колонны, артиллерийские подразделения на огневых позициях.
— У меня из головы не выходят слова Жукова: «Будет удобный случай, захватите в плен немецкого генерала. Если не удастся — хотя бы ухлопайте, а мундир его доставьте к нам», — говорил Шевченко. — Сейчас подходящая обстановка для этого. Немецкие войска отступают, кое-где поспешно и в беспорядке. Подготовленных пунктов управления нет и немецкие генералы вынуждены управлять подчиненными на ходу, перемещаясь по дорогам на различных видах транспорта, включая и легковые автомобили.
Комиссар и начальник штаба поддержали командира и предложили поохотиться за легковушками на Волоколамском шоссе.
— Коли мы едины во мнении, то остается замысел привести в действие, — сказал Шевченко.
Разговор их прервал прибывший из разведки старший лейтенант Алексеев. Он рассказал, что все населенные пункты вдоль шоссе Чисмена — Теряево заняты оккупантами. Мародеры отбирают у колхозников все, что съедобно. Дома превращают в огневые точки. На станции Чисмена расположился предположительно штаб полка. Артиллерии на огневых позициях не обнаружено. В ходе поиска был захвачен «язык», но его не удалось доставить в отряд.
— Что же случилось? У вас ведь опытные разведчики, — строго сказал командир.
— Сержант Михайлов с одним бойцом схватил его у крайней избы в деревне Колпаково, когда он гонялся за теленком. Но помешал вражеский гусеничный арттягач с немцами. Солдата пришлось убрать и разведчики еле унесли ноги.
— Плохо, значит, безграмотно действовали твои разведчики, — резко бросил командир. — Нам «язык» позарез нужен.
Увидев расстроенное лицо Алексеева, Огнивцев примирительно сказал:
— Всякое, конечно, бывает, но это не оправдание. Придется вам, Николай Федорович, исправить эту оплошность, если не сейчас, то позже. Пусть это послужит для вас уроком.
Настроение командования отряда поднялось после возвращения из разведки взвода Брандукова. Его разведчики привели с собой пленного ефрейтора одной из частей 5-й танковой дивизии.
— Допросим его позже, — сказал Шевченко. — Вначале ты сам расскажи, что наблюдал на Волоколамке.
— Обстановка сложная, товарищ капитан, — начал Брандуков. — Чувствуется близость переднего края. Движение по шоссе оживленное. К фронту идут машины с пехотой, артиллерийские орудия, отдельные танки и броневики… На Волоколамск — машины, нагруженные различным барахлом и много санитарных автомобилей. Видать, наши здорово поддают фрицам. В сторону фронта прошли и четыре легковые машины, сопровождаемые бронетранспортерами с пехотой.
— Где захватили в плен немца? — спросил командир.
— На северной окраине деревни Шаблычкино, в бане. Затопить он ее пытался, замерз, видать, здорово. Тут мы его и накрыли.
— Какие данные сообщил при допросе?
— Мы его не допрашивали. У переводчика, который должен был идти с нами, в начале пути сломалась лыжа и мы остались без него.
— Давайте его сюда. Переводчика ко мне!
Боец Зуйков и переводчик привели ефрейтора к командиру. Это был очень худощавый, изможденный, беспрестанно чихавший немец. Но почему-то казалось, что чихает он не от простуды, а от сильного потрясения. У одних оно проявляется икотой, а у этого, вишь ты, вон как — «испуг выходит».
— Он уже полумертвый от страха, — сдерживая улыбку, шепнул командир комиссару. — Как бы до времени не окочурился.
— Ничего, жив будет, — ответил Огнивцев и распорядился, чтобы пленному из фляги дали кружку горячего чаю. Опасливо сделав несколько глотков, немец немного успокоился и довольно связно ответил на вопросы, касающиеся лично его. Назвал свое имя, год и место рождения, срок призыва. Когда же его спросили, из какой он части, в какую дивизию она входит и где дислоцируется, он внутренне подобрался и, успокоенный тем, что его не только не бьют и не пытают, а даже угощают чаем, довольно нагло заявил, что он «солдат великой Германии и помнит о присяге».
Капитан Шевченко укоризненно поглядел на Огнивцева, дескать, испортил ты все своей ненужной гуманностью, минуту помолчал и резко крикнул Хохлову, и на этот раз оказавшемуся здесь в качестве конвоира:
— Убрать!
— Есть! — рявкнул боец.
Заставив немца вздрогнуть всем телом, он подошел к нему, повернулся к командирам спиной, скорчил зверскую гримасу, увидев которую схватился бы за живот весь отряд, и зловеще прошептал:
