Секретарь хотел добавить еще что-то, но резким жестом руки король остановил его.
– Значит, вам доложили, что он ограблен?
– И убит, ваше величество. Ограблен и убит, – взволнованно уточнял секретарь, не понимая, почему известие об ограблении полковника заинтересовало и даже поразило короля куда больше, чем известие о его гибели.
– Отвечайте на мои вопросы! – опять взорвался король. – Для скорби и панихиды существуют другие места. А здесь, – указал он пальцем на пол перед собой, – здесь нужна истина и государственная мудрость.
– Мне сообщили именно так: убитый полковник был ограблен. Исчезли перстень и… еще кое-что.
– В него стреляли?
– Полковник был задушен. Веревкой. Возможно, арканом.
– Значит, его убили, чтобы ограбить, – нервно прошелся король по кабинету. – Какая мерзость. Какая несправедливость: полковник, храбрый воин – и вдруг погиб от руки грабителя. Кстати, это очень важно, чтобы Варшава знала: он погиб не от руки наемного убийцы, а от руки грабителя. Вы поняли меня?
– Я уже понял это, ваше величество. Так и будет сообщено. Барон Швиндт и краковский каштелян наняли нескольких сыщиков, которые поклялись, что распутают это дело и разыщут злоумышленников.
– Да поможет им в этом Бог, – скользнула по лицу короля снисходительная блудливая улыбка. – Что там у нас дальше?
– Посол Испании намерен просить вас…
– Говорят, будто бы в свите графини де Ляфер завелся какой-то татарин, возможно, из литовских татар [28] , – прервал его король. – Это правда?
– Не могу знать, ваше величество. Но если он действительно есть… Татары большие мастаки арканить людей.
– Я имел в виду совершенно не это, – резко осадил его король. – В данном случае графиня и ее люди остаются вне подозрений.
С главным церемониймейстером ордена маркизом д'Атьеном Великий магистр и шевалье Куньяр прощались через два дня. Великий магистр даже снизошел до того, что лично проводил его до окраины ближайшей деревни.
– Уверен, что мы довольно скоро увидимся с вами, рыцарь д’Атьен. Тем временем постарайтесь найти хотя бы одного воина, достойного стать рыцарем ордена. Притом что тайна возрождения нашего братства откроется ему лишь после того, как я лично побеседую с ним и состоится посвящение.
– Постараюсь быть предельно осторожным, – пообещал д'Атьен. – Жизнь научила меня этому.
– Я слышал, что после того, как ваш кузен был обвинен в заговоре против Людовик казнен, вы тоже едва не оказались в тюрьме. Очевидно, имеется в виду именно этот мрачный урок жизни?
– И этот тоже. Хотя я не догадывался, что вам известны такие подробности.
– Во всем том, что касается потомков великого инквизитора, для нас, графов де Моле, тайны не существует, – довольно зловеще объяснил ему Великий магистр. – Если я вдруг понадоблюсь вам, рыцарь д’Атьен, то в течение месяца вы сможете найти меня здесь, в замке графини. Однако никто, кроме вас, не должен знать о моем пребывании в Шварценгрюндене. И вообще о моем существовании.
– Я понимаю: тайный визит есть тайный визит.
Они остановились на вершине пологого холма и какое-то время любовались его окрестностями. Изгиб реки, зеленые долины по обе стороны возвышенности; залитая солнцем деревушка, растворяющаяся в зелени садов; виноградники на склоне возвышенности, что открывалась сразу за небольшой рощицей…
Видя все это, трудно было поверить, что в каком-нибудь лье отсюда находится мрачный замок, возведенный среди, почти неприступных скал и что все это вместе кажется владением дьявола, основанным на краю Земли.
– Ну, что ж, счастливой вам дороги, рыцарь д'Атьен, – решил попрощаться Артур де Моле. – Мне не стоит лишний раз показываться в деревушке. До поры до времени, конечно.
Однако сам д’Атьен прощаться не спешил. Сдержал гарцующего коня, оглянулся на скалы, среди которых едва просматривались две башни замка.
– Я понимаю, что вы умышленно не ответили на вопрос, заданный мною еще до того, как перед нами открылись ворота замка Шверценгрюнден. Но теперь, когда мы стали рыцарями одного ордена и настала пора прощаться…
– Вас все еще интригует, почему вдруг граф де Моле, потомок Великого магистра, обратился за помощью и дружбой именно к вам, потомку великого инквизитора? – рассмеялся граф.
– Меня это действительно интригует.
– Согласен. Ситуация в самом деле необычная. Так и быть, маркиз, признаюсь вам: к этому меня подтолкнули две идеи. Первая – показать всей Франции, что за возрождение ордена взялись: потомок Великого магистра, укреплявшего могущество ордена, и потомок великого инквизитора Франции, чьими усилиями орден был низвержен с вершины славы и доведен до гибели. Это ли не аргумент против всевозможных доводов королевы, кардинала, принца де Конде, как, впрочем, и самого папы римского, которому рано или поздно придется отменить решение своего предшественника, папы Климента V.
– Я тоже уверен, что такое соединение мыслей и усилий потомков двух смертельных врагов должно заставить Францию по-иному взглянуть на давно развеявшуюся вражду, а также решение папы, принятое под натиском французского короля и весьма неблагоприятных для них обоих обстоятельств.
– Ну, а второй мой замысел, судя по словам, которые вы, рыцарь д'Атьен, только что произнесли, уже осуществился. Если бы я создал орден без вас, то до конца дней своих вы, дети и внуки ваши, несли бы на своей совести тяжесть неправедных деяний великого инквизитора Гийома де Ногаре. Тем более что инквизиторов нынче люто ненавидит вся Европа. Протянув руку дружбы, я тем самым предоставил вам возможность искупить вину вашего предка, а значит, всего рода перед орденом тамплиеров. Правда, всего лишь в какой-то степени, но искупить.
– Благодарю вас, Великий магистр, за такую возможность, – отвесил поклон маркиз, приложив руку к груди. – И да хранит вас Господь!
Глядя, как осторожно, придерживая коня, маркиз спускается по сыпучему склону холма к пролегающей у его подножия дороге, граф де Моле презрительно ухмыльнулся.
«Пока что я не сказал вам главного, маркиз д'Атьен, – мысленно произнес он. – Заставив вас стать одним из высших сановников запрещенного ордена, подтолкнув к неповиновению папе римскому, королеве и кардиналу Мазарини, я тем самым уже отомстил Великому магистру Гийому де Ногаре и всему его роду. А придет время, – надеюсь, оно настанет довольно скоро, – и эта месть будет еще более жестокой. В чем вы неминуемо сумеете убедиться, доблестный рыцарь д'Атьен».
Ее схватили прямо у дома графини д'Оранж.
Вскрикнул сброшенный с передка кучер, резко открылись дверцы, и в карету втиснулись двое пропахших вином, потом и табаком мужчин. Один из них уселся рядом с Дианой, прижав ее к стенке кареты, другой, обдавая зловонным дыханием, расположился напротив, нагло упираясь коленками в ее колени.
Оказавшись в экипаже, они, не опасаясь быть узнанными, откинули с голов капюшоны. И еще Диана обратила внимание, что под их монашескими сутанами топорщилась гражданская одежда.
– Ну и кто же вы такие? – неспешно, с поразительным спокойствием, спросила графиня. – Опять монахи? – саркастически ухмыльнулась Диана, понимающе кивая головой. – И опять из Горного монастыря?
– Из какого такого, Горного? – пренебрежительно переспросил тот, что нагло протискивал колено между ее коленок.
– Значит, никакие вы не монахи. Немедленно остановите карету и выпустите меня.
– Можешь кричать, это тебе не поможет, – поднес кинжал к горлу графини «монах», сидевший напротив. По-французски он говорил отменно.
– Зачем кричать? – понемногу приходила в себя графиня, проследив, что карета разворачивается и едет в обратном направлении. – Кричать будете вы. Долго и безнадежно.
– Ну, ты! – подался к ней монах. В это время карету резко качнуло. Отклоняясь к спинке, Диана перехватила его руку, слегка вывернула кисть и с ненавистью провела острием по шее второго монаха.
Крик отчаяния застыл в его глотке кровавым ужасом. Но графине было не до эмоций. Вцепившись пятерней в лицо монаха с кинжалом, запустив коготки в его глазницы, она другой рукой изо всей силы ударила его в висок и, почти уложив на сиденье, рванула дверцу кареты.
Однако вырваться из западни, устроенной «монахами», оказалось не так-то просто. Как только Диана выскочила на мостовую, на нее сразу же набросился верзила, стоявший на задке, где обычно устраивался ее верный Кара-Батыр. На помощь ему тотчас же подоспел кучер, а затем и пришедший в себя наемник с кинжалом.
– Не убивать! – хрипло выкрикнул кто-то из них. – Не убивать! – И это было последнее, что Диана успела запомнить, прежде чем, оглушенную, ее затащили в карету «монахов».
Она не смогла понять, как долго оставалась без сознания. Но, придя в себя, ощутила, что карета едва пробирается между какими-то рытвинами и камнями. Кони оступаются, а кучер зло ругает и их, и дорогу.
