— А вы что ответили? — спросил Павлов.
— А мы ответили вот ему, — Вова указал на американского офицера, — мы ответили ему: «Вы лжёте, клевещете на Советский Союз! Мы хотим на родину, только на родину!..»
Американец недовольно поморщился. Он понимал русский язык, и речь Вовы была для него неприятна.
— Давно вас одели так? — поинтересовался Павлов.
— Нет, недавно. Перед тем как предложили ехать в «лучшую страну мира», нам и выдали эти костюмы, — ответил Вова.
— Что же это за «лучшая страна»? — как бы не понимая, спросил Павлов, поглядывая на собравшихся американцев.
— Америка. Они так называют свою страну, — Вова кивнул в сторону американцев.
Стихийно возник митинг. Ребята говорили горячо, возбуждённо, радостно. Все знали, что теперь уже наверное их мучениям пришёл конец.
Вова снова выступил:
— Мы с радостью покидаем Германию, где так много наших товарищей погибло от голода, побоев, болезней и пыток. И мы никогда не забудем этого! — Вова посмотрел на Павлова, одобрительно кивнувшего ему, и продолжал: — Мы не обрадовались американским костюмам, их соевой похлёбке и кофе с сахаром. Мы не поверили их сказкам о «лучшей стране мира» и клевете на нашу Родину. Мы много дней и ночей мечтали и рвались домой, в нашу страну…
Вова замолчал. Его слова взволновали всех до слёз. Вова закрыл глаза рукой и виновато закончил:
— Не могу больше говорить…
— Ничего, ничего… успокойся… А я-то думал, ты самый крепкий, — шутил Павлов, подбадривая Вову, а у самого дрожал голос от волнения.
— Он и есть у нас самый сильный, — проговорила Люся и покраснела.
Она тоже узнала Павлова, но он до сих пор не замечал её. Люся подошла к Вове, растерянная и счастливая. Наконец-то пришёл за ними такой хороший, настоящий советский человек, каких они так давно уже не видели.
Вова вытянулся по-военному и сказал:
— Друг мой Андрей и ещё несколько наших активистов недавно вывезены из этого лагеря. Как бы, товарищ Павлов, найти их?
— Найдём, обязательно найдём и поможем вернуться на Родину, — успокоил его Павлов.
Сборы были недолгими. У ребят не было ни чемоданов, ни узлов. Все они, одинаково одетые, исхудавшие и радостные, ждали лишь команды. Каждому хотелось скорее покинуть лагерь.
Павлов с американским офицером оформляли документы. На лагерном дворе было шумно. Это волновались и кричали подростки из Чехословакии, Польши, Болгарии и других стран, с завистью провожая своих советских товарищей.
— Ну, дайте-ка я ещё на вас погляжу. И узнать нельзя, как выросли! — говорил Павлов, усаживая Вову и Люсю в свою машину.
Старший сержант, сидевший за рулём, обернулся:
— Наверно, те самые, товарищ майор?
— Вот видите, он вас знает, а вы его нет. Знакомьтесь. Он вашего дружка Жору нашёл. Это товарищ Зорин, мой боевой друг. Вместе до Берлина дошли и вместе здесь пока остались. — Павлов вздохнул.
Вова и Люся радостно пожали крепкую руку Зорина.
Машина плавно понеслась по шоссе. «Жорка жив, жив!» — думал Вова. Он не мог ещё прийти в себя от всех этих чудесных перемен.
— Ну, как вы здесь очутились? Будто действительно за нами приехали? — говорила Люся. — Так в жизни не бывает, так только в сказках рассказывается.
— Почему же? Обещал — и приехал. Вот пусть Зорин скажет, я всегда слово держу, — пошутил Павлов. А потом рассказал, каких трудов стоило обнаружить их лагерь.
Вова и Люся, как заворожённые, глядели на дорогу. Они словно впервые видели зелёные луга, маленькие домики с черепичными крышами, просторное голубое небо. Павлов искоса поглядывал на них повлажневшими глазами. Он вспомнил, как в день Победы во время праздничного ужина полковник подошёл к нему и спросил:
— Что дальше делать собираетесь?
Павлов тогда изъявил желание работать в комиссии по репатриации. Полковник кивнул:
— Понятно! Всё ребятишек тех забыть не можете? Добре!
И вот они рядом, выжили! Теперь у них впереди большая, счастливая жизнь.
— Поезд шёл быстро. Смех, говор и песни сливались с шумом колёс.
В вагон к Вове пришла Люся. Высунувшись в окно, они глядели на мелькавшие телеграфные столбы, быстро бегущие непрерывной лентой зелёные поля, на тёмные, немного мрачноватые сосны.
— Весна! Пятая весна, — почти шёпотом проговорил Вова, — с тех пор, как мы не были на родине.
— Но мне почему-то кажется, — подхватила Люся, — что это первая и самая красивая весна в моей жизни.
— Знаешь, Люся, что я думаю? Вот приедем домой и в честь нашего возвращения посадим где-нибудь на хорошем месте молодые деревья. Будем за ними ухаживать, беречь. И вырастут они высокими, стройными…
— Домой! Подумать только — домой! — повторила Люся.
Глухо постукивали колёса, вздрагивал уютный пассажирский вагон, шумно дышал на подъёмах паровоз.
Кто-то затянул песню «Дороги». Ребята впервые услышали её во время посадки и выпросили у советских воинов листовку с текстом задушевной песни. Других новых песен они ещё пока не знали и потому второй день пели эту.
Хор звонких юношеских голосов подхватил:
Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Вова вслушивался в слова песни о дружке, который лежит неживой в бурьяне, о том, как у «крыльца родного мать сыночка ждёт», о том, что «нам дороги эти позабыть нельзя».
— Да, нам дороги эти позабыть нельзя, — сказал он.
— Будто про нас эта песня сложена, — отозвалась Люся.
— Да, про нас. Мы тоже оставили дружков в бурьяне, в чужой, холодной земле, и многих из нас ждут матери и отцы, только не все дождутся.
На глазах Люси задрожали слёзы, и она отвернулась.
Вова прижался к её плечу.
— Нам теперь о другом надо думать. Вот приедем домой и начнём учиться, работать. Широкие перед нами дороги…
Давно уже все спали крепким сном, только Вове не спалось. Ему всё ещё не верилось, что через несколько часов он выйдет из вагона и ступит на родную землю, встретится с мамой, с родными и близкими.
Он подошёл к окну и осторожно, чтобы не разбудить товарищей, опустил раму. Свежая струя ночного воздуха хлынула ему в лицо. Вова высунул голову в окно и посмотрел вперёд. Паровоз, разрывая мрак ночи, мчался на восток. А там, впереди, на темно-голубом небе, ширилась розовая полоска зари, предвещая восход солнца.
Вову охватили невыразимая радость и гордость за великую Родину, не оставившую своих детей в беде, вернувшую им юность, свободу и счастье.
Прошло три года.
За время учёбы Жора не раз думал о том, что надо разыскать Вову, Андрея, Люсю, но всё как-то складывалось неудачно. Он был очень занят учёбой, которая ему давалась нелегко, и не имел времени заняться по-настоящему розысками друзей. Но ни на минуту не терял он надежды на встречу с ними.
Наступил долгожданный отпуск. Май был хмурым: вдалеке дымились горы, временами шёл весенний дождь, а дни, как нарочно, были длинные и скучные, и хотя давно буйно зазеленели леса и поля, по утрам весело щебетали птицы, звавшие в лес, в поле, но Жора отсиживался целыми днями в читальном зале училища за книгами, газетами или сражался с товарищами в шахматы. Не очень весело проходил отпуск, но поехать ему было некуда.
Как-то утром, после завтрака, он пошёл в читальный зал посмотреть свежие газеты. В «Красной звезде», в корреспонденции из Лондона, сообщалось, что в столице Великобритании состоялась конференция Общества англо-советской дружбы. Кроме других решений, участники конференции приняли резолюцию, выражающую беспокойство по поводу отказа английских властей вернуть родителям сотни советских детей, похищенных нацистами и содержащихся в лагерях для «перемещённых лиц».
Это короткое сообщение как-то по-особенному встревожило Жору. А что, если Вова, Андрей, Люся и сотни других его товарищей не возвратились на родину? Нет, он так не думал, он был уверен, что они давно, как и он, учатся, растут, работают, строят коммунизм. И если он упрекал себя, то только за то, что не проявил настойчивости и упорства в их розысках.
Уткнувшись в газету, Жора уже не читал её, а держал в руках и думал-думал, перебирая в памяти имена и фамилии мальчиков и девочек, близких друзей и товарищей по лагерю. И вдруг он вспомнил, что в одной из газет, совсем недавно, он встречал знакомую фамилию.
Давно кончился обед, но Жора забыл о нём. Он с трепетным волнением искал газету, в которой, как ему казалось теперь, была упомянута эта фамилия. Жора перебрал десятка три различных газет, читая заголовки, пока, наконец, не нашёл нужный номер.
В небольшой корреспонденции сообщалось.
Недалеко от Сталинграда, на небольшом расстоянии друг от друга строятся пять шлюзов Волго-Донского судоходного канала. Грунтовая вода внезапно хлынула в котлован одного шлюза, и строителям пришлось проявить немало упорства, умения и труда для откачки её. Экскаваторщик-комсомолец Горлов одним из первых вынул из верхней части шлюза последние кубометры грунта и обеспечил широкий фронт работы для укладчиков бетона. На собрании молодых строителей-комсомольцев ему была вручена Почётная грамота ЦК ВЛКСМ за одержанную победу в соревновании экскаваторщиков на стройке Волго-Донского судоходного канала.
