– Но, собрав отряды, я вряд ли смогу достаточно долго удерживать их от восстания. Они начнут громить все окрестные владения польской шляхты.
Король хмыкнул и вновь загадочно улыбнулся.
– Если к тому времени, пока мои войска войдут в границы земель Запорожского казачества, вы успеете разорить нескольких зазнавшихся польских князьков, я, не беря большого греха на душу, смогу простить вам это. В крайнем случае, прикажу казнить предводителей двух-трех небольших отрядов.
– Зато войска окажутся почти у границ Крымского ханства, не вызвав при этом ни особых приготовлений ордынцев, ни резких протестов Стамбула, – продемонстрировал полковник полное понимание замыслов короля. И в то же время давая понять, что предводители мелких отрядов и местных бунтов для того и существуют, чтобы в нужное время их головы становились платой за нервы короля.
– Татары, конечно же, с нетерпением будут ждать, когда мы перебьем друг друга, чтобы окончательно разорить наши земли. Но я потому и король, что умею быть великодушным. Не вступая в битву, я официально вызову вас на переговоры. А вы, к тому времени уже будучи польным гетманом моих войск, столь же великодушно примете королевский вызов. Мы быстро, в течение ночи, договоримся, а на рассвете двинем наши объединенные войска на Перекоп, Козлов, Бахчисарай, Кафу, – возбужденно излагал свой план король. Увлекшись, он встал и почти пробежался по залу. – Мы огнем и мечом пройдемся по Крыму, блокировав вашими казацкими чайками все его побережье. И не уйдем с полуострова до тех пор, пока окончательно не уничтожим орду, не сбросим татар в море. Пока, – потряс он крепко сжатыми кулаками, – не очистим Крым настолько, чтобы весь мир снова признал его славянской землей. И чтобы впредь полуостров оставался таковым, славянским, во веки веков!
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Оба понимали: с этих минут пути к отступлению, к традиционной польско-украинской розни, к вражде, у них нет. Ибо сказано и услышано.
– Я верно понял вас: истинность замысла заключается не в том, чтобы начать войну с Турцией, которую мы пока что вряд ли победим сейчас, а в том, чтобы предать огню и мечу магометанский Крым? Повергнуть его, истребить все, что способно держать в руках саблю и лук и выйти к берегам Черного моря, не опасаясь удара в спину?
– Именно так все и задумано, полковник, – обнял его за плечи король. – Если наш молниеносный поход удастся, сейм охотно выставит в три раза большую армию, чем обычно. Нас поддержит множество других стран, так что Турция не посмеет пойти против нас, против всех. А коль посмеет, устроим ей Грюнвальд где-нибудь в окрестностях Белгорода-на-Днестре, Измаила или Килии. Как только почувствуем силу – сами спровоцируем наступление турецких войск, чтобы не дать им вместе с татарами собраться в огромную орду. Под этим знаменем борьбы с магометанами поднимем болгар, валахов, молдаван, угров, германцев, казачий Дон…
День медленно переходил в тихий летний вечер. Вместе с последним угасанием солнечного света, лилово возгоралась луна, и сияние ее постепенно разливалось по аллеям и лужайкам парка. Даже листья клена, росшего под окном, отсвечивали так, словно его крона превратилась в большой, сияющий шар.
Шло время. Угрюмое молчание, вдруг снизошедшее на графиню и капитана, становилось все напряженнее и напряженнее. Оба понимали, что нужно что-то предпринимать, на что-то решиться. И, как бы они ни противились этой необходимости, развязка должна наступить уже сейчас.
– Так что же вы собираетесь делать со мной?
Капитану очень не хотелось отвечать на этот вопрос графини де Ляфер. Его вновь пьянила близость женщины. Дурманил голову весь ее облик, манили очертания плеч и талии. Были минуты, когда он с большим трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на Диану. Схватить ее, повалить, силой взять то, что принадлежало ему по праву победителя. Он уже не раз говорил себе: «Ты будешь выглядеть последним идиотом, если не укротишь ее. Тебя засмеют. Впрочем, ты и сам не простишь себе этого».
И все же что-то мешало капитану Кодьяру пасть столь низко. Очевидно, прежде всего, то, что разговор их пошел совершенно по иному руслу, чем он предполагал, увозя графиню из города. Кодьяр ожидал, что графиня сразу же расплачется, сознается. Раскаиваясь, станет молить о снисхождении, пощаде. И он готов был обещать ей это снисхождение. Всего лишь обещать. За плату, которую сам установит.
– Упорно не желаете отвечать на мой вопрос? – резко напомнила о себе графиня.
– А что туг отвечать? И так все ясно. Узнав правду, мы должны убить вас. – Он сказал это, стоя рядом с Дианой и задумчиво глядя в окно, совершенно спокойным, невыразительным голосом, не запугивая, не стараясь вызвать у нее какие-либо эмоции. – Из-за вашей измены десятки достойнейших людей Франции или погибли, или до сих пор томятся в подземельях крепостных тюрем.
– Вот видите: вы обязаны обвинять, а вместо этого оправдываетесь. Еще до убийства. Это потому, что отлично понимаете: вы не вправе убивать меня. Посягая на мою жизнь, вы совершаете злодейство.
– Но ведь вы же считали себя вправе убить виконта де Винсента? Буквально только что вы с гордостью сообщили о его казни.
Графиня потянулась рукой к корсажу, но уже в который раз вспомнила, что кинжал у нее изъяли еще в карете, пока она приходила в себя. А самое время было извлечь его. Диана понимала, что оказалась в ловушке, которую сама себе устроила. Она-то считала, что рассказ о мести виконту – спасительная веревочная лестница. Оказалось – петля.
– Во всяком случае, у меня для этого было значительно больше прав и оснований. В конце концов, я, а не вы участвовала в этом заговоре. Я, а не вы потеряла из-за предательства виконта своих лучших друзей, свой замок и теперь вынуждена скитаться по чужим столицам. Наконец, только я абсолютно точно знаю, что предал нас не кто иной, как виконт де Винсент. И он сам признался мне в этом.
Капитан опять положил руки ей на плечи. А дальше они уже сами поползли вниз, испытывая терпение девушки, прокладывая путь к совершенно иным отношениям между ними, которые, как должна была считать Диана де Ляфер, давали ей новый, неожиданный шанс на спасение. Однако резким движением обеих рук графиня и в этот раз остановила его на полпути.
– Вы хотите сообщить еще что-то, что могло бы позволить мне пренебречь замыслом людей, пославших меня сюда? – почти рассвирепел Кодьяр.
– Я и так сказала значительно больше, чем вы того заслуживаете. А теперь требую свести меня с владелицей этого разбойничьего гнезда. Без разговора с ней вы совершите не акт возмездия, а подлое убийство абсолютно невинного человека. Если вы еще не забыли, что вы – офицер, да к тому же капитан пехотного полка, то понимаете, какую разницу между этими понятиями я подразумеваю.
Снизу донесся визг женщины. Так визжать и кричать женщина может, отбиваясь от мужчины. Диана вопросительно взглянула на Кодьяра.
– Со служанкой развлекаются, – объяснил тот, скабрезно улыбаясь.
– Так прекратите же это свинство. Неужели и мне уготовано то же самое?
– Вам – нет. Не будь я капитаном пехотного полка, мадемуазель.
– В таком случае надеюсь, что, по крайней мере до утра вы оставите меня в покое.
Капитан вздохнул, отошел к двери, постоял там какое-то время, и, уже держась за дверную ручку, возвестил:
– Ну что ж, оставлю. Но только до утра. До того времени, пока здесь не покажется графиня д'Оранж, которая ровным счетом ничего не сможет изменить в вашей судьбе. Да и я не смогу уехать из Варшавы, не исполнив приговор.
– А вы отдаете себе отчет в том, что графиня д'Оранж вообще может не захотеть приехать сюда? Не пожелает или побоится посмотреть мне в глаза. Что тогда?
– Такое тоже возможно. Но я буду настаивать.
– Не настаивать, капитан, не настаивать. Вы должны привезти ее сюда, точно так же, как привезли меня. Коль уж она решилась участвовать в авантюре, так пусть явится в это пристанище и берет на себя всю ответственность, весь грех за то, что здесь происходит. Ибо, случись со мной что-нибудь страшное, она будет казнена так же, как будете казнены вы, капитан Кодьяр. Сообщите ей об этом. Вас обоих казнят, не будь я графиней де Ляфер.
– Я знаю, какому риску подвергаюсь. Но не потерплю, чтобы мне лишний раз напоминали об этом. Тем более – устами дамы.
– Ах, вы обиделись? Напрасно. Но слова мои запомните.
– Не пытайтесь растрогать меня. Я ухожу, однако закрыться вы не сможете. Окно, если вы обратили внимание мы заколотили гвоздями. У двери всю ночь будет стоять часовой. Кстати, ради вашей же безопасности, – добавил он, мстительно улыбаясь. – Не будь я капитаном пехотного полка.
– Хочу надеяться, что часовой получит приказ не пропускать сюда ночью даже вас. Прежде всего – вас. Потрудись отдать ему именно такой приказ.
Графиня д'Оранж встретила Гяура в маленьком летнем садике, стоя на берегу миниатюрного пруда, берега которого были усеяны розоватыми валунами, а плес буквально вскипал рыбьими стаями.
