Последняя фраза была адресована лично мне…
— Стреляли, — отшутился я, пожимая ему руку.
— А где же трофеи? — спросил ротный.
— Так она же самопальная, вдруг вы отравитесь! Я на свою душу такой грех брать не хочу!.. Вы же мои боевые товарищи, — Вжик заканчивает говорить с пафосом, но его глазки перебегают с места на место.
— А как же Верховное Главнокомандование? — задумчиво спрашивает Пуданов и тут же поясняет суть своего вопроса. — Они же её потребляют!.
— «Потребляют»?! Это не то слово!.. Кушают её родимую и утром, и днём, и вечером… — залился смехом толстячок.
— И после отбоя под одеялом, — иронично вставил я.
— Во-во…, а по ночам они её просто хлещут. Их мне не жалко. — тут Вжик замечает наше застолье и громко возмущается. — О, Господи… товарищ майор! И вы тут водочкой балуетесь? Ну ничего святого не осталось на этой земле!
— Это мы от холода греемся и начинаем отмечать прибытие нового командира первой группы. А ты-то когда вернёшься в роту? Твои подчинённые уже совсем разболтались!
Майору Пуданову, видимо, надоели кривляния заплывшего жиром лейтенанта и он суровеет на глазах. Замечает это и Вжиков, стараясь придать своему лицу побольше мужества и ответственности.
— Товарищ майор! Да у меня у самого сердце кровью обливается от одного только вида моих солдат!.. Бедненькие мои подчинённые!..Я каждый день рвусь обратно в нашу доблестную первую роту, чтобы лишний раз покомандовать своим отважным войском. Но растлевающее меня начальство наше… не даёт мне вернуться под ваше мудрое руководство и насильно заставляет такого честного лейтенанта, как я, заниматься гнуснейшими махинациями… Вот и сейчас… я уже копчиком чувствую, что они меня уже ищут для новых заданий… Я уже слышу приближающийся топот дневальных по штабу, которые со всех ног мчатся в первую роту… Сволочи! А-ах!.. За мной мчатся, а я так не хочу покидать родное подразделение, но ведь приказ есть приказ! Вы же сами понимаете товарищ майор… Так что разрешите откланяться и убыть для совершения очередного геройского подвига.
Бесперебойно льющиеся слова взводного дополняются уже почти профессионально-театральными жестами рук, мимикой округлого личика, закатыванием хитрющих глазок под опухшие веки и прерываются лишь в тот ответственейший момент, когда нужно залпом изничтожить грамм сто пятьдесят нашей же водовки, которые тут же для большей надёжности затрамбовываются куском хлеба и тушёнкой. К концу своего монолога Вжик пятится обратно к двери, берётся за её ручку и застывает в картинной позе словно оперный певец в ожидании заслуженных аплодисментов, переходящих в бурные овации…
— Иди, иди, — раздосадовано говорит Пуданов.
И Вжик тут же выкатывается из нашего вагончика.
— Это не командир четвёртой группы, а директор базы снабжения нашего хронически…
Ротный не успевает договорить, как дверь вновь распахивается и в проём протискивается верхняя часть туловища толстенького лейтенанта.
— Товарищ майор, но вы же завтра на разводе скажете командованию батальона чтобы они отстали от меня и отправили обратно в роту! Я так больше уже не могу! спасите меня! И мою больную печень!
Скорее всего, он вернулся вновь на сцену для закрепления своего недавнего успеха, но его уловка выдавить из зрителей слезу не принесла ему желаемого результата, поскольку и ротный, и я уже были знакомы с подобными трюками военного коммерсанта.
— Ну, конечно! Непременно скажу комбату! — язвительно усмехнулся Пуданов и после исчезновения Вжика, раздраженно говорит мне. — Ну и что с таким поделаешь?! Только должность занимает. Я бы давно его уволил, но начальство держит Вжика для своих нужд. Он им поставляет водку.
— А на что же он её покупает?
Меня интересует одно немаловажное обстоятельство… я ещё четыре месяца назад познакомился с этим «директором группы», который по своей торгашеской натуре, ну, никак не мог пойти на сделку со своей совестью, чтобы щедро и так часто кормить-поить любимое начальство из личного кармана.
— Он говорит, что меняет на муку с продсклада! — недоверчиво ухмыльнулся Пуданов. — Хотя по моим подсчётам это уже не склад, а целый мукомольный комбинат. Поговаривают, что он эту водку перепродаёт и бойчилам.
— Ну, это вообще уже полнейший идиотизм! Пристрелить его за это будет мало. — чистосердечно возмутился я. — Такого гнать нужно из армии к чёртовой матери!..
Командир роты вздохнул и «порадовал» меня ещё больше:
— Да это ещё что!.. У меня как-то упаковка промедола пропала и грешить могу только на него. Я как-то пару раз замечал у Вжика остекленевшие глаза. Тогда же двое дембелей попались с таким же взглядом и заторможенным поведением. Отсидели пару суток в яме, но так и не выдали того, кто им промедол продал.
Я опешил. В подобный абсурд раньше невозможно было поверить… Но в современных капиталистических условиях!..
—..ба…а…ать! Вот это да! И как ты с ними справляешься? — искренне и очень сильно поразился я. — Это же полный пи…дец!
Командир роты признаётся тоже с предельной откровенностью:
— Да так себе… Не шатко не валко!.. Я сейчас только и жду этой отправки чтобы демобилизовать наших разгильдяев, а потом набрать молодых. Вот с ними уже можно будет работать по полной программе.
Лично мне такое пофигистическое настроение старшего начальника не пришлось по душе… Но понимал его я очень хорошо… Одному командиру роты вместе с единственным командиром группы тяжеловато справиться с сотней военных раздолбаев… Отслуживших почти два года в армии и почти год в Чечне, опухших здесь от расслабухи и уверовавших в свою безнаказанность… Да ещё и при попустительстве продажных тыловых «директоров»…
— Да… прискорбно и печально, — вздохнул я. — А в моей группе сколько дембелей?
Ответ командира роты был краток и прямолинеен:
— Все!
От такого известия я только рассмеялся, а затем бодро перешёл на официальный тон:
— Понятно! Группа непуганых дембилов! Или говоря по другому: работы непочатый край! А вот и дежурный появился!.. Разрешите отправиться на осмотр места расположения и оружия группы?!
Товарищ майор тоже посмотрел в окно и увидал там неспешно приближающегося военнослужащего с красной повязкой на рукаве.
— А-а… Объявился наконец-то!.. Ну, иди! Твоя палатка самая левая. — Разрешил ротный, вставая с табурета и с хрустом потягиваясь. — А я пока дежурного озадачу и потом расписание проверю… Сколько там ошибок этот студент понаделал…
Я энергично покинул вагончик, быстро пересёк внутренний дворик и уверенно вошёл в первую палатку…
— Есть тут кто?
Мне никто не ответил. В потрёпанном брезентовом жилище, где проживала теперь уже моя разведгруппа, было пусто, сумрачно и холодно. Сквозь тусклые оконца слабо пробивался дневной свет. По обе стороны от длинного прохода протянулись двухэтажные деревянные нары, на которых с большими интервалами были расстелены солдатские матрасы и одеяла. Нары справа были со сплошным перекрытием, тогда как на нарах слева зияло несколько провалов. Надо было полагать, что эти отсутствующие доски были распилены на дрова. Всего в палатке обитало человек двадцать: около пятнадцати матрасов были на нарах справа и шесть матрасов — слева.
— Ох, ты! — выругался я, сделав в полумраке пару шагов вперёд и наткнувшись ботинком на что-то тяжёлое и металлическое.
Везде царил жуткий, на мой взгляд, беспорядок, окончательно перешедший в бардак и даже хаос. Под нарами и в проходе валялись подсумки для магазинов и подствольных гранат, грязнющее тряпьё и уже ненужные солдатские котелки, пустые консервные банки и скомканные камуфлированные кепки, старое и оборванное обмундирование, пустые цинки из-под патронов и ВОГов, обрывки пулемётных лент и деревянные ящики из- под боеприпасов. Но это ещё были цветочки! Поскольку сами боеприпасы: подствольные и АГСовские гранаты, ручные Ф-1, РГД-5 и запалы к ним, сигналки и осветительные ракеты, а также разнокалиберные патроны были разбросаны вперемешку с этим мусором. Я поднял с пола одну ЭФку, выкрутил из неё запал и бросил их поочередно в полупустой гранатный ящик.
— «Да… И как только они сами ещё не покалечились!? А если пожар ненароком случится?…» — думал я, рассеянно обозревая поле предстоящей битвы.
Но больше всего меня поразили две чугунные печки-буржуйки, установленные на своих штатных местах. Одна из них была без верхней дверцы и чёрная топка зияла так мрачно, что неприятные мурашки пробежались по моей спине… Эта небольшая деталь лучше всего демонстрировала наплевательское отношение живших здесь солдат к своим же собственным бытовым условиям. Ведь такой печкой невозможно было пользоваться! Во второй буржуйке отсутствовала уже маленькая дверца снизу, где выгребают золу… Тоже недостаток, но не такой уж страшный. Печные трубы оказались скреплены кое-как и грозили рухнуть в любую минуту… В нескольких местах стыки были укреплены тремя-четырьмя витками ржавой проволоки… Ибо диаметр труб имел некоторое различие… Бардак, да и только!.. Форменная разруха после гражданской войны…
