— Отзывай разведку! — приказал Бурлак. — Духи ушли из ущелья. Из Дарбарской крепости гарнизон выделил ударный батальон добровольцев. Они ударили на Уханлах. Духи снялись и отходят к Ширгарму. Сейчас будут вертушки. Перебрасываем личный состав в зону Дарбара по воздуху. Броню гони на Жердахт. Пусть соединится с колонной. Оттуда прямиком — на Дарбар.
— Понял, товарищ майор!
— Ну-ну, китаец, — сказал Бурлак негромко.
— Что? — спросил капитан, явно не поняв.
— Так, ничего, — усмехаясь, ответил комбат. — После операции расскажу, товарищ Ван Ин. Обязательно.
С севера, словно большие сверкающие стрекозы, к расположению роты шли вертолеты.
В котловине Жердахт торная дорога делилась. Одна, проходимая для машин, шла на Дарбар через Ширгарм, другая, удобная только для людей и вьючных лошадей, вела туда же через узкую щель Торатанги над бурной горной рекой.
Простившись с Черкашиным, майор Бурлак поставил задачу капитану Щуркову:
— Идешь на Ширгарм. В ущелье глубоко не втягивайся. Обозначь свое прибытие и стой.
— А если там небольшая застава? Может, стоит ее сбить сразу?
— Повторяю: подойдешь и стой. Пусть они думают, что ты ждешь подхода подкрепления, что ты неуверен. Короче, пусть думают, что хотят, но ты — ни с места. Начнут провоцировать, вызывать на действия — отвечай огнем, а движения не начинай. Нам нужно, чтобы ты их сковал. В Ширгарме у них главные силы. Только через эту долину мы можем провести караван. А драться с духами в лобовую — значит пустить себе кровь. Все пойдет иначе, когда мы пробьем проходы через Шинкутал и Торатанги. Тогда силами двух рот ударим по капитану Кадыру с тыла. Сожмем с двух сторон и смелем.
— Понял, — сказал Щурков. — Замысел ясный.
— Повтори.
— В долину не втягиваюсь. Обозначаю присутствие и жду команды. На провокации не поддаюсь. Буду стоять, и все.
— Точно. — Бурлак протянул комбату руку: — Бывай, Игорь.
Они, будто решив бороться, обнялись.
— Ты — прямо, — уточнил на прощание комбат. — Я — вдогонку за Ваниным. Пойду с ним через Торатанги.
— Есть! — ответил Щурков. — Мы пошли, комбат.
Он легко вскочил на броню, поднял правую руку вверх и резко опустил ее на уровень плеча, указав на дорогу.
Взревев, стальная вереница машин понеслась вперед.
От Жердахта до горизонта, насколько хватал глаз, тянулась красная, будто посыпанная толченым кирпичом, равнина. С востока ее замыкала унылая череда холмов, таких же ржаво-бурых, безжизненных, неприветливых.
На западе параллельно дороге, извиваясь, тянулось сухое русло некогда протекавшей здесь реки. Куда делась вода, в какие века она исчезла, знали только легенды. Но кто их помнит, эти легенды? Куда ни глянь — полное безлюдье.
Машины, едва выкатившись на коричневую дорогу, вздыбили клубы красной пыли, и ветер потянул ее над каменистой пустыней, будто разматывал легкую, колеблющуюся занавеску.
— «Чибис», — обращаясь к капитану Щуркову, передал по рации командир взвода старший лейтенант Мирошкин, — я, пожалуй, отойду вправо. Не нравится мне это русло.
— А мне холмы не нравятся, — ответил Щурков. — Но ты прав. Русло похуже. Давай прикрывай справа.
Три бэтээра, свернув с дороги, понеслись по целине. Пройдя вдоль сухого русла километра два, они опять вернулись к колонне. Опасностью справа русло не угрожало. Оно отвернуло на запад и ушло к горам.
Прошли еще километра два. С машины, шедшей в головном дозоре, сообщили коротко:
— «Чибис», на холме дом и сад. На карте они не обозначены.
— А что здесь вообще обозначено, на карте-то?! — вспылил Щурков и приказал: — Проверьте, но осторожно.
Дом оказался пустым, полуразрушенным. Везде следы разгрома и огня: когда-то здесь явно похозяйничали душманы.
С высоты холма открывался широкий обзор. Внизу, среди квадратов возделанных полей, лежал хорошо видимый кишлак. Он выглядел скопищем унылых плоских крыш, перемежавшихся пыльными пустырями. Глухие глинобитные стены превращали улицы в мрачные, полутемные проходы. В небо упирался убогий, как фабричная труба, минарет. Ленивое солнце освещало покрытый трещинами, похожий на луковицу купол старой мечети.
Откуда-то с дальней окраины доносились выстрелы. Упруго секли воздух автоматы. Гукал тяжелый пулемет. Искристые просверки трасс, промелькнув, гасли в небе.
— Самооборона, — сказал Щурков, прислушавшись. — Дерутся.
— Похоже, — поддержал старший лейтенант Мирошкин. — Что прикажете?
— Взвод Лупола и взвод танков, — отдал распоряжение командир роты, — обходят справа по целине. Выйти на южную окраину. Все остальные прочесывают кишлак.
Они подскочили к населенному пункту и развернулись в цепь.
Черный, удивительно вонючий дым полз по улице, почти не поднимаясь вверх. Солдаты бежали, утопая в его клубах по пояс. Вся эта картина казалась со стороны фантастическим представлением.
— Поглядывай! — крикнул Щурков сержанту Алексееву, бежавшему на полшага впереди. — И не зарывайся!
Впереди раздражающе часто стучал автоматчик. Где-то рядом, за дувалом, а может, в ближайшем переулке, работал крупнокалиберный пулемет.
— Митя! Гранату вперед себя! Только за гранатой! — предостерег Щурков сержанта Кудашкина.
Тот, не отвечая, рванулся к дувалу и, прижимаясь к нему спиной, боком двинулся в клубах дыма к переулку. Метрах в трех от угла лег на землю и пополз. Горло драл вонючий запах незнакомой взрывчатки. Из переулка тянуло горелым кизяком.
Осторожно, не поднимая головы, Кудашкин утюжил животом мелкую, как пудра, пыль дороги и метр за метром продвигался к цели.
У самого угла поглядел, приподняв голову, и в двух саженях от себя увидел пулемет на треноге. Два духа, тощий дикомордый верзила и парнишка, совсем зеленый, безусый, разворачивали его стволом в сторону поля.
Выдернув зубами чеку, Кудашкин размашистым движением баскетболиста, который пальцами чувствует дистанцию до кольца, метнул гранату точно под треногу. Взрыв прозвучал негромко, будто что-то хлопнуло. Пулемет, опрокинутый ударом, раскорячил ноги. Душманы, словно осенние листья, поддетые порывом ветра, разлетелись в стороны.
Кудашкин хотел было подняться, как справа от него раздалось несколько глухих щелчков: пух-пух-пух… Он скосил глаза и увидел вздыбившуюся легкими смерчами дорожную пыль. Невидимый ему дух пристреливался. «Вот гад», — подумал солдат и вжался в землю. В нос ударил запах сухого навоза и горелой травы.
Сзади надсадно ахнул гранатомет. Над Кудашкиным, ввинчиваясь со звоном в тугой воздух, пронеслась граната. Пыльный султан взвился над крышей хибары, стоявшей неподалеку за обшелушенным дувалом.
— Копец им! — раздался сзади ободряющий крик рядового Ивана Повидло. Его голос Кудашкин узнал бы из тысячи. — Двигай, Митя! Я его снял!
Кудашкин поднялся и побежал к месту, где недавно стоял пулемет. Его догнал Повидло. Он тяжело топал, будто тащил на себе большой груз. Но бежать таким образом мог долго, хоть пять километров.
— Кто — пулеметчиков? Ты? — спросил Повидло.
— Пришлось, — стараясь унять сбившееся дыхание, ответил Кудашкин. Он взглянул на молодого безусого паренька, недвижимо лежавшего на спине, и отвернулся. Спросил у Повидло: — Куда нам дальше?
В это время от небольшого дома, стоявшего на краю поросшего бурьяном пустыря, дробно ударил автомат.
— Туда! — махнул рукой в сторону выстрелов Повидло. — Я первый, ты прикрывай!
Боком, вжимаясь спиной в остатки стены сгоревшего дома, солдат шаг за шагом приближался к пустырю. У распахнутого оконного проема задержался. Молча наблюдал за кем-то, потом вскинул автомат и выпустил очередь.
Выстрелил и опять заглянул в проем. Повернулся к Кудашкину:
— Все, Митя, он спекся! Вперед!
Для ясности Повидло опять взмахнул рукой, обозначая направление движения, и выскочил на пустырь.
Пробежал метров десять, и тут из дома напротив раздался выстрел. Пуля прошла так близко, что Повидло ощутил ее сверлящий посвист даже не ухом, а всей щекой.
Он упал на твердую землю, — как на ней только трава растет? — быстро отодвинулся вправо. Осторожно поднял глаза и увидел врага в упор. Душман устроился у выбитого окна и держал его под прицелом.
Повидло лежал, чувствуя себя так, будто его голым выкинули на снег. Он видел, как медленно перемещался черный зрачок пустого дула, угадывая направление, куда должна была попасть пуля. Видел злые глаза душмана, его плотно сжатые губы, чуб, грязной прядью свисавший из-под сбитой набок шапочки.
Повидло с удивительной ясностью понимал: если он быстро оттолкнется и перекатом уйдет на новое место, душман может промахнуться. А может и нет. Как ни старайся быть быстрым и ловким — пуля все равно быстрее тебя.
