Тогда крестьяне схватили двух душманов и заперли их тоже. Остальные бандиты бросились на выручку. Завязалась перестрелка.
— Если бы не шурави, — говорили крестьяне, — быть большой беде. А теперь целы и бараны и дети.
Щуркова поразил такой поистине крестьянский счет — скот и дети проходили в нем в одной значимости.
Распрощавшись с кишлачниками, рота пошла к Ширгарму.
На подходе к устью горной долины стала слышна яростная стрельба. В глубине Ширгарма, где-то за условной линией, которую Бурлак до поры до времени не разрешил роте пересекать, шел ожесточенный бой. Автоматы и пулеметы обеих сторон перекликались яростно и напористо.
Щурков подал команду развернуться в линию. Надо было на всякий случай прикрыть всю ширину долины. Сам соскочил с брони и прошел к речке. Вгляделся в узкую полоску песка, нанесенную водой в излучине.
На мокром грунте отпечаталась широкая колея. По следу протектора Щурков определил — здесь прошел бэтээр.
Походив немного, капитан обнаружил еще один след. Здесь тоже прошла машина. Совсем недавно. Откуда они? Своих в этой долине быть не должно. Душманские? Тогда дело осложняется.
Он еще раз осмотрел следы, потом прислушался к трещоточному перестуку автоматов. Звуки стрельбы теперь перемежались с ухающими взрывами гранат. Там, в долине, кто-то бился с духами. Бился не на жизнь, а на смерть.
— Лейтенант Климов! — крикнул Щурков. — Разведку! И быстро! Выясни, что там. Только не увлекись.
Бэтээр, с силой расшвыряв мелкую гальку, понесся вперед. Солдаты изладили оружие к бою.
Не прошло и десяти минут, как Климов уже докладывал:
— «Чибис», тут бой. До роты духов ужали три бэтээра народной армии. Ребята встали к скалам и держатся. Но им туго. Я бы помог.
— Откуда там афганцы? — спросил Щурков и тут же понял неуместность вопроса. Решил уточнить: — Откуда нам лучше ударить?
— «Чибис», справа от скал. Удобнее всего.
— Ясно. Будем помогать. Ты подожди. Прижмись к самому правому флангу. Там и пойдешь.
Щурков махнул рукой, стараясь обратить на себя внимание.
— Старший лейтенант Мирошкин, прапорщик Горленко! Ко мне!
Командиры взводов подбежали с двух сторон и остановились в ожидании приказаний.
— В долине духи прижали афганцев, — сообщил обстановку Щурков. — Будем помогать. Вы, Мирошкин, останетесь здесь. Как резерв. Прикроете тыл. Горденко идет на удар. Место — на левом фланге.
Рота втянулась в долину.
* * *
Ровно через час в эфир ушло донесение, адресованное Бурлаку. Вспомогательная рация в Жердахте приняла его и послала дальше.
Радист Бурлака рядовой Козюрин услыхал вызов и доложил комбату. Тот взял наушники.
Донесение звучало крайне тревожно:
— «Чибис» ведет бой в долине Теплой. Окружен. Обстановка чрезвычайно сложная.
Резким движением майор снял гарнитуру рации с головы и задумчиво уставился вдаль.
За каменистой равниной дыбились горные кряжи. Снизу красноватые, как и все вокруг, а чем выше, тем более темными становятся их бока.
— Что там? — спросил Полудолин, заметив мрачную озабоченность комбата.
— Щуркова зажали, — ответил Бурлак. — Он глубоко втянулся в Ширгарм, и духи его обложили. Короче, сделал то, о чем его не просили.
— В той бутылке, — высказался стоявший рядом капитан Ванин, — закупорить любого из нас труда не составило бы. Хоть дивизию, хоть армию можно зажать.
Он явно пытался выгородить Щуркова или хоть чем-то смягчить его вину.
Комбат промолчал, будто не придал словам Ванина никакого значения.
— Удивлен, как это Щурков попался, — задумчиво произнес Полудолин. — Командир он толковый.
— Вышло то, чего я больше всего боялся, — сокрушенно сказал Бурлак. — Несколько раз долбил: дальше устья не ходи. Дошел — и стой.
— Почему? — спросил Полудолин.
— Слева по ходу ущелья есть двурогая лощина. Горловина ее от устья не просматривается. В порыве — а Щурков, я тебе уже докладывал, живет порывами, — так вот, в порыве он проскочил щель. И его замкнули. Как пить дать, замкнули.
— Не думаю, что там все настолько просто.
— Почему не думаешь? — спросил Бурлак. Было бы легче, если б кто убедил его в безосновательности тревоги.
— Сколько у тебя Щурков служит? Год? За это время, комбат, он чему-то у тебя да научился. Если зажали, дело не в порыве. Там что-то другое.
— Другое не другое, а он в клещах. Нам от этого не легче. Ясно излагаю обстановку?
— Там, наверное, произошло что-нибудь непредвиденное.
— Значит, не все учли. — Бурлак в сердцах стукнул кулаком по броне транспортера. Металл глухо ответил ему.
— Комбат, — сказал Полудолин, — давай людей. Я пойду к Щуркову. Сам.
Бурлак внимательно посмотрел на замполита, кивнул:
— Дело говоришь, комиссар. Дело.
Тут же он обратился к Ванину, отдал скорые распоряжения:
— Собирайте команду. Пятнадцать человек своих наберите. Еще пятнадцать — в спецподразделениях. Три бэтээра. Лейтенанта Максимова дайте. Он крепкий. Только живо!
Чрезвычайность обстоятельств действует на людей возбуждающе. Забегали сержанты, выстраивая солдат. Засуетились водители у машин.
— Слушай, Фирсыч, — просительно обратился комбат к Полудолину, — мне не стоило бы тебя туда посылать. Но это сейчас тебе самому нужно. Не приказываю — прошу: будь рассудителен. Воюй головой. Сперва разберись, что к чему, потом действуй. Отличай, что смело, а что безрассудно. — Он протянул Полудолину руку: — Больше ничего говорить не буду. Давай!
* * *
Всю дорогу до Ширгарма Полудолин держал в руках карту. Работал по методе комбата. Старался понять главные особенности долины, чтобы топография не преподнесла неожиданных препятствий.
На подходе к Ширгарму майор развернул машины в линию. По рации связался с Щурковым.
Горы теперь нисколько не мешали, и слышимость была отличной.
— Почему влезли в дело? — спросил Полудолин. — Был же ведь уговор.
Он хотел сказать «приказ», но подумал, что слово может придать совсем иной смысл вопросу. Приказ — это приказ, и его следует выполнять. Не выполнил — отвечай по всей строгости. А здесь с кого требовать ответа? Ведь не из боя ушел Щурков, а влез в него, втянулся. Может, иного выхода не было. Значит, до выяснения деталей вспоминать о приказе не следует.
— Не мог иначе, — ответил Щурков. — Не могу я объяснять. Мне кажется, у духов большие уши. У вас Мартиросян далеко?
— Здесь. — Полудолин еще не догадывался, в чем дело.
— Я дам микрофон Авакяну. Пусть родной язык вспомнят.
Теперь Полудолин все понял.
— Рядовой Мартиросян, к рации! Будете говорить.
Эфир зазвучал армянскими голосами. Мартиросян едва успевал переводить.
— Капитан Щурков докладывает, — говорил он, — когда рота подошла к рубежу, там вел бой взвод афганской армии. Его крепко прижали. Пришлось выручать.
— Откуда же взялись афганцы? — спросил Полудолин недоуменно. — Их здесь быть не должно.
— Капитан Щурков говорит: ему некогда было выяснять.
— Пусть доложит, как его зажали.
— Говорит, обложили плотно. Но рота сидит крепко. Он оставил в резерве взвод и не разрешил ему втягиваться в долину. Когда рота вошла в бой, на нее из лощины обрушилась засада. Взвод Мирошкина ударил по духам сзади. Сейчас, говорит капитан Щурков… Не знаю, как это перевести… Ну, наверное, шашлык: одно мясо, один помидор, опять одно мясо…
— Слоеный пирог, — подсказал Полудолин.
— Верно, пирог, — согласился Мартиросян. — Сейчас у них так: афганцы, рота, духи, опять наши. Пирог.
— Потери есть?
— Два ранения.
— Степень?
— Касательное в бедро. Лейтенант Климов. Сквозное в предплечье. Рядовой Совко. Оба легкие. А вот противник…
— Все, Мартиросян. Мне статистика ни к чему.
— Пусть бы доложили, товарищ майор, — сказал лейтенант Максимов, стоявший рядом. Ему не терпелось узнать, что же там настрогали щурковцы. — Для дела.
— Не надо. Цыплят по осени считают. Летний подсчет — статистика, не больше.
— Не понял, — признался Максимов. — Что это значит?
— Знаешь, лейтенант, как из стограммового апельсина надавить сто двадцать граммов соку? Обычными методами нельзя. Методами статистики — можно.
Полудолин повернулся к Мартиросяну:
— Передайте, пусть держатся. Через час-полтора мы духов вычистим с тыла. Предупредите, чтобы меня не вызывали. Категорически! Радиомолчание до начала нашей атаки. Передал? Добро.
Полудолин расстелил карту на большом плоском камне, как на столе, и придавил ее углы бурыми булыгами. Взглянул на карту, потом осмотрелся, стараясь увидеть главные ориентиры на местности и увязать план с действительностью.
Долина, как ему показалось, напоминала лунный пейзаж из приключенческого фильма. Со всех сторон ее окружали высокие, почти отвесные стены, образованные черными, блестевшими как стекло скалами. Река, вытекавшая из прогала, бурлила и гневалась, встречая малейшее сопротивление. Ее пенистая струя слепо билась о берега, в заводях кружились густые хлопья пены. Все внутреннее пространство между рекой и скалами по правому берегу было завалено огромными камнями. Словно буйный великан понакидал их туда в порыве отчаяния или гнева.
