По дороге к станице Андрей заметил около своего отряда Капусту, простился с комбригом и подъехал к нему.
— Ты почему отряд из балки увел?
— Так ведь бригада пришла, Андрей Григорьевич.
— Сколько у тебя убитых?
— Мы следом за ними шли, — у нас только двое раненых.
— Завтра утром займете балку.
— Так ведь…
— Без никаких «так». К красноармейцам присматривался?
— Хорошие хлопцы, да все больше молодежь, неуки. Еле в седлах сидят, а все же молодцы. Вот командир ихний…
— Ну что, говори!
— Да вроде мне показалось, что он своих хлопцев на пулеметы ведет…
— Дуром, говоришь? А сам–то он как цел остался?
— Э, Андрей Григорьевич, меня не обманешь. Он–то на дамбе впереди не был, а сейчас вот, как в атаку они бросились, на фланг отскочил.
— Что же ты думаешь?
— Никаких думок у меня нет, — ворчливо ответил Капуста и заговорил об отряде.
Сколько Андрей ни старался завести опять разговор о комбриге, Капуста явно уклонялся, отделываясь ничего не значащими фразами.
Хоронили убитых под вечер. Местные жители свозили трупы на подводах и помогали красноармейцам и казакам укладывать их в две длинные братские могилы.
Когда солнце село и с моря подул освежающий ветер, раздались прощальные залпы, и мимо свежих могил в суровом молчании, с шашками наголо, прошли эскадроны бригады и конные сотни гарнизона.
Утром Андрей был разбужен орудийной стрельбой: было ясно, что стреляли по станице. Он вскочил с кровати.
На широкой станичной улице начали строиться конные сотни. Играли горнисты, мчались на сборный пункт красноармейцы бригады. Андрею подвели лошадь. Он уже взялся за холку, чтобы вскочить в седло, когда к нему подъехал красноармеец.
— Кто тут командир?
— А тебе чего нужно?
— Приказ от командира бригады. — И он подал Андрею клочок бумаги, на котором карандашом было написано:
«Командиру сводного отряда Семенному.
К противнику подошло подкрепление. Отхожу через дамбу на Каневскую. Приказываю идти следом за бригадой.
18. VIII—20 г. Комбриг О р л о в».
У Андрея дернулась кверху левая бровь. Он отпустил красноармейца и поспешно достал из полевой сумки блокнот и карандаш. Через несколько минут трое казаков, объехав станицу, мчались к дамбе. В тот же день телеграфист станицы Каневской отстукал в Ростов спешную телеграмму:
«Председателю Юго — Восточного Бюро ЦК РКП (б).
Уральская бригада сегодня утром покинула фронт у станицы Бриньковской тчк Решил сдерживать белых своими силами тчк Жду помощи тчк Семенной».
Вступив на дамбу и увидев, что Семенной не собирается за ним следовать, комбриг прислал Андрею новую записку:
«Приказываю немедленно отступать. Вашу задержку буду рассматривать как попытку перейти на сторону противника. Комбриг Орлов».
Андрей молча протянул записку Остапу Капусте. Тот, прочтя ее, выругался так затейливо, что стоявшие поблизости ординарцы заулыбались.
Семенной взглянул на сотни, ожидающие команды.
— Дядя Остап, ежели мы за станицей окопаемся, то они нас все равно пушками вышибут.
— Это так… — мрачно согласился Капуста.
— Пока они не очухались, бери сотню и обходи ихнюю батарею — она, проклятая, тут недалеко устроилась. А я им на фланге буду голову морочить…
Капуста понял Андрея и тотчас же повернул своего коня.
…Никаких подкреплений генерал Бабиев не получал, он отступил к Ольгинской лишь для перегруппировки своих войск и подготовки контрудара.
В ночь после боя состоялась встреча между генералом Бабиевым и комбригом Орловым. Однорукий генерал сидел в открытом автомобиле рядом со своим адъютантом. Говорил комбриг. Он стоял около автомобиля, а позади, в темноте, виднелись его ординарцы с лошадьми. — Я, как и было условлено, ваше превосходительство, пустил конные сотни через дамбу без артиллерийской подготовки. Ваши пулеметчики выкосили треть моей бригады. После этого я атаковал в лоб вашу пехоту и опять потерял больше двухсот человек.
— А для какого черта вы пустили свою казачью конницу в обход моему левому флангу, да еще растрепали по дороге мою конную группу?
— Ваше превосходительство…
— Вы играете с огнем, господин подполковник. Я отказываюсь понимать ваш сегодняшний поступок.
— Но клянусь, ваше превосходительство, что это не моя конница разбила ваш фланг и заставила бежать вашу пехоту.
— Положим, не бежать, а отступить… кто же, по–вашему, атаковал меня с фланга?
— Семенной.
Генерал резко повернулся к комбригу.
— Кто?! Какой Семенной? Тот, что командовал, кажется, дивизией?
— У него была бригада, ваше превосходительство. Казачья бригада. Сейчас он тут председателем комиссии по борьбе с бандитизмом и еще чем–то.
— Сколько у него кавалерии?
— Около пятисот сабель. Это он в первые дни вашего наступления не пустил вас через дамбу.
— Почему вы не послали его вперед, когда шли на Бриньковскую?
— Он был в это время в Староминской, ваше превосходительство. — И, нагибаясь к самому уху генерала, Орлов тихо проговорил: — Алгин разбит вдребезги и спасается с кучкой казаков в камышах… Несколько дней, ваше превосходительство, вас сдерживал лишь взвод Семенного при трех пулеметах, а в это время он сам расправлялся с Алгиным.
Генерал Бабиев проворчал что–то невнятное. Комбриг почтительно выжидал. Наконец генерал выговорил:
— Завтра утром вы перейдете дамбу и отступите к Каневской.
— Слушаюсь. Очень прошу вас, ваше превосходительство, дать по станице несколько орудийных выстрелов.
Генерал кивнул головой. Автомобиль рванулся. Комбриг вытянулся и взял под козырек.
…Генерал Бабиев после встречи с комбригом не ожидал сопротивления. Если он и стрелял по станице, то лишь для того, чтобы дать повод комбригу увести в Каневскую свою бригаду и отряд Семенного.
Бабиев стоял на кургане и наблюдал в бинокль, как над станицей рвались снаряды его батареи. Его конница ждала лишь сигнала вступить в станицу, а пехота в походной колонне стала уже продвигаться вперед. И когда совсем неожиданно над его головой пролетел снаряд и разорвался над конницей, а другой, третий, четвертый — над пехотой, то генерал не сразу понял, что его батарея захвачена противником. Уяснить это помог ему Андрей. Он вырвался со своей лавой откуда–то с правого фланга и налетел на его пехоту…
Генерал по–молодому сбежал с кургана и рванул дверку автомобиля. Конная группа Бабиева вновь не приняла боя и помчалась следом за генеральским автомобилем к Ольгинской.
В этот день генерал потерял треть своей пехоты.
Андрей приказал играть отбой. Наскоро собрав разбросанные по степи пулеметы, винтовки и подсумки с патронами, он отошел назад и стал поспешно укрепляться на подступах к дамбе.
Остаток дня прошел спокойно. Ночью, на неоседланной лошади, прискакал со станции Каневской стрелочник и привез телеграмму из Ростова:
«Каневская Семенному
Спешно перебрасываю свои части Каневскую тчк Держитесь тчк Буду сам тчк Командарм Девятой».
2
Андрей задумчиво смотрел в окно на клочок серого предрассветного неба. Вставать было еще рано, да и не хотелось. Через два часа его отряд выступает на Ахтари, где, говорят, выгружены танки для Улагая.
Вчера, когда после жестокого боя сотни Андрея были отжаты к дамбе и он уже собирался переходить на ту сторону, подошли части Девятой армии и отогнали генерала Бабиева к Ольгинской.
В этот же день, по распоряжению командующего, был арестован командир Уральской кавбригады. Ее бросили наперерез Бабиеву — отрезать ему дорогу на Тимашевку. Андрею же было поручено занять со своим отрядом Приморско — Ахтарскую и попытаться перехватить танки. В помощь Андрею дали захваченную им у Бабиева батарею.
Андрей взглянул на часы. Было десять минут шестого.
— Пора, — вслух проговорил он и стал одеваться.
…Отряд Андрея шел к Приморско — Ахтарской, держась линии железной дороги. Было прохладно, по небу плыли дождевые тучи, дул холодный ветер. Андрей отстегнул от седла бурку и, обращаясь к ехавшему рядом с ним Остапу Капусте, проговорил:
— Будет дождь… Боюсь, что танков в Ахтарях не найдем, зря только время стеряем.
Капуста посмотрел на небо, для чего–то снял папаху и с минуту ехал с непокрытой головой, предоставив ветру трепать, как тому вздумается, его седой чуб.
— Не будет дождя, Андрей Григорьевич. — Он надел папаху. — Ежели хочешь, повернем назад. Черт с ними, с танками!
— Приказано занять Ахтари — значит, надо ехать.
— Ну, дывись сам. А по–моему, можно и повернуть да ударить десантникам по потылице, а потом тем же порядком и самому Улагаю, что прет зараз на Екатеринодар… Да, Андрей Григорьевич, совсем запамятовал тебе сказать… сына старшего женю. В Каневскую вернемся, зову на свадьбу.
