Ценя сообразительность Полада, Аркадий Колесников про себя решил, что возьмет мальчишку в экипаж, и потому часами занимался с ним. Полад быстро освоил радиоаппаратуру. Потом Аркадий нажал на изучение пулемета, и снова остался доволен способностями своего ученика.
Однажды Аркадий Колесников сказал:
— Отлично ведешь себя, Полад. Хвалю. И думаю, тебя можно перевести в состав экипажа.
Вместе пошли к командиру роты. Колесников сказал:
— Товарищ лейтенант, я давно уж без стрелка-радиста. Чувствую: скоро выступать. А что буду делать с неполным экипажем?
— Подыщем тебе подходящего человека.
— Когда? Где? Пришлют какого-нибудь неумеху, его еще научить надо. А между тем в роте подходящий человек есть.
— Кого имеешь в виду?
— Полада Талышлы.
— Талышлы? Да разве он справится? Выучился чему-нибудь?
— Всему, чему надо, я его научил.
— Проверим, что он умеет и знает, а там поговорим.
Вскоре Тетерин самолично проэкзаменовал Полада.
Колесникову сказал:
— Судя по знаниям, Талышлы можно ввести в состав экипажа. Однако не забывай: ребенок! Возраст — не призывной, В качестве сына полка пожалуйста, пусть живет, а в экипаж его нельзя.
— Я спрошу разрешения у капитана.
— От Гасанзаде ничего не зависит. Дело в Пронине. Будет его указание возьмем. Нет — ничего не попишешь. Да ты не журысь, як говорят украинцы, не получится с Талышлы, дадим тебе хорошего стрелка-радиста, прошедшего огни, воды и медные трубы. Чего ты к Поладу прицепился? Он еще подросток, в бою может сдрейфить… Не хочу, чтобы о «Волжанине» плохая слава пошла…
Аркадий Колесников этих опасений не разделял. Непосредственно, глазом опытного бойца, он внимательно наблюдал за Поладом, и только после того, как уверился, что из парня выйдет достойный солдат, принял решение просить о включении его в состав экипажа.
— Если бы знали Полада поближе, товарищ лейтенант, вы убедились бы: надежный парень. В бою не подведет. Я, как командир танка, ручаюсь за это.
Но командир роты все же не рискнул решить самостоятельно этот вопрос, решил посоветоваться с комбатом.
Полад во время этого разговора крутился возле «Волжанина». Увидев, каким расстроенным вернулся Аркадий Колесников, он догадался, в чем дело; он решил, что надо самому проситься в экипаж «Волжанина», и просить об этом надо Пронина.
Сдав последний экзамен, Ази прямо из гостиницы «Москва», где жил во время учебы, созвонился с Ленкоранью. Правда, он всю ночь ждал, пока его соединят с далеким пограничным городком; Ленкорань дали только под утро. Он обрадовался, как ребенок, услышав дрожащий голос матери.
— Мама, это ты?..
— Я, я сынок, да перейдут на меня все твои заботы и горести! Откуда ты говоришь, сынок? Где ты? Здоров ли?
— Далеко я, мама, из Москвы говорю. Я здоров, мама, а как ты?
— Как мне быть, дорогой, все мои мысли о тебе, сердце мое с тобой. Скажи, когда домой-то приедешь, хоть на денек? Увидеть бы тебя, на жену, на детишек взглянул бы…
— Хотел приехать. Не смог. Работы очень много. Завтра снова на фронт.
— Куда, ты сказал? Опять на фронт? А домой? На часок бы…
И мать замолчала. Встревоженный, Ази дул в телефонную трубку, звал «Алло, алло!», и наконец, в отчаянии крикнул:
— Мама! Мамочка, почему молчишь?
Давясь слезами, мать тихо ответила:
— Я не молчу, сынок. Я просто слушала тебя, родной мой, говори, говори! Скажи, чтобы я знала, кто тот человек, который не пустил тебя домой на денек-другой? Большой командир? Янарал или кто там? Если он близко, дай ему трубку, я сама с ним поговорю.
Растроганный Ази мягко упрекнул:
— Что ты, мама? Сейчас я в гостинице. Что здесь начальству делать? Нас война по домам не пускает. Не горюй, мамочка, береги себя, скоро свидимся. Больше половины войны прошло, немного уже осталось. Как там детишки? Как Хавер? Что нового в Ленкорани?
— Дети, слава аллаху, хорошие. Спят оба. Если хочешь с ними поговорить, пойду разбужу, а Хавер у телефона стоит…
Ази, так мечтавший услышать голоса ребят, сначала хотел было сказать, чтобы их разбудили, но потом передумал:
— Нет, мама, не буди, только поцелуй их завтра за меня!
— Эх, сынок, сколько раз я их за день целую! Наверно, уже опротивела им. Но за тебя сто раз поцелую, родимый, не тревожься о детях, слава аллаху, здоровы, подросли, если увидишь — не узнаешь.
Голос Нушаферин был слышен так отчетливо, словно Ази сидел с ней и беседовал за одним столом. Говоря, мать тяжело вздыхала, всхлипывала. Как хотелось Ази побыть с ней рядом, прижать к груди, поцеловать ее морщинистые, худые руки!.. Так бы и лег, положив голову ей на колени, как в детстве… И хорошо, если бы мать погладила его по голове…
В разговор вмешалась телефонистка, и Нушаферин поняла, что времени мало, и заторопилась:
— Будь здоров, сынок, благословляю тебя. Не рискуй зря, а о нас не думай. Мы тут кое-как обходимся. Прощай, сынок, опора дома нашего, до свидания, родной, — и она передала трубку Хавер. — На, говори, доченька, только смотри, чтобы слова твои сердце ребенка не задели, а то он будет потом на чужбине терзаться.
Услыхав эти наставления, Ази засмеялся:
— Не скажет она такого, мама, не беспокойся. Сердце твоего усатого-бородатого ребенка крепкое, не растает и не дрогнет.
… Пока Ази говорил с Хавер, проснулся Тофик. Старушка взяла внука на руки вместе с одеялом, хотела было успокоить. Однако Тофик не унимался. Голос сына услышал и отец. Хавер прижала трубку к уху ребенка. Тофик, глядя то на трубку, то на бабушку, вытер мокрые от слез глаза. Он еще не понимал со сна, в чем дело.
— Это твой отец, сынок, говорит по телефону. Слушай и отвечай, сынок, а то время кончится, — заторопила старушка внука.
Тофик обеими руками прижал к уху трубку.
— Папа, папа, это ты? Ты меня слышишь?
— Слышу, мой джейран, очень даже хорошо слышу. Как ты?
Не понимая, что время разговора истекает, Тофик говорил не спеша, по-детски растягивая слова. Каждое его слово, как бальзам, проливалось на сердце отца.
— Папа, тебя здесь в кино показывали. Я тебя звал, звал, а ты мне не откликнулся… Я закричал громко, неужели ты меня не слышал? Почему ты к нам не приедешь, папа? Я хочу тебя видеть. Мы все тебя ждем…
На этом разговор оборвался. Ази с сожалением повесил трубку. «Бессовестные! Прервали разговор, оборвали ребенка на полуслове. Кто знает, когда я еще смогу поговорить с ним?.. Даже с Хавер поговорить не успел».
Вечером ему предстояло ехать на фронт. Из-за чрезмерной перегруженности телефонной связи заказать разговор заново было просто невозможно. Чтобы еще раз поговорить с Ленкоранью, придется весь день сидеть в гостинице. А время его поджимало. Надо еще столько успеть, и все дела закончить до вечера. Надо зайти в Управление бронетанковых и механизированных войск. Получить назначение. Выслушать пожелания и наставления. Заглянуть в канцелярию, привести в порядок документы. Да, все это потребует времени. Но главное увидеть командующего бронетанковыми и механизированными войсками. Тут опоздать нельзя, все планы нарушатся. Кроме того, надо попрощаться с товарищами, генералами и офицерами, с которыми несколько месяцев учился. Было еще много мелких забот, и на все про все — один день.
Рассветало. Включив настольную лампу, Ази отодвинул занавеску. На улице виднелись редкие прохожие. Только что вышедшие на линию автобусы были еще пусты.
Зима сдавала свои позиции, немного оставалось до весны, но в Москве было еще холодно. А в Ленкорани уже вовсю бушует весна. Подумав об этом, Ази почувствовал усталость во всем теле. Откинув одеяло нетронутой постели, лег на кровать, однако заснуть не мог. Разве после такого разговора уснешь?
Ази вспомнил слова сына: «Папа, здесь тебя в кино показывали, я тебя звал, звал, а ты мне не откликнулся. Почему ты к нам не приедешь?»
Вздохнув, Ази повернулся на правый бок. Сын, как наяву, встал перед его глазами, и он представил себе, как тот мечется: «Я хочу говорить с папой, с папой хочу говорить!» А телефон молчит. Эта воображаемая сцена некоторое время неотступно стояла перед мысленным взором Ази.
Хавер писала, как долго мальчик не мог успокоиться после того, как увидел его на экране. Целую неделю после этого Тофик кружил по двору, и чуть что — вспоминал отца; «отец» — единственное слово, которое было у него на языке. А если бы он снова услышал голос отца? Нервное потрясение повторилось бы снова, он тосковал и волновался бы не по-детски, нагоняя страх и тревогу на мать, а что говорить о Нушаферин, — у старой женщины сердце разрывалось бы.
Но раздался телефонный звонок, и Ази вскочил, решив, что телефонистка вторично соединила его с Ленкоранью.
