Но раздался телефонный звонок, и Ази вскочил, решив, что телефонистка вторично соединила его с Ленкоранью.
— Алло, алло! Я слушаю!
— Кто говорит? — спросил мужской голос.
— Я, Асланов, — Ази прислушался. Человек спросил его по-азербайджански, к тому же интонация была очень знакома. — Алло, алло, откуда, откуда вы? Это Ленкорань?
В трубке послышался смех:
— Э-э, друг, какая Ленкорань? Ты что, не узнал меня? Это Самед говорит. Я рядом с тобой, в Москве.
— Поэт Самед Вургун?
— Ну, поэт он или нет, этого сказать я не могу, а что он Самед — это точно.
— Здравствуй, Самед! Какими судьбами? Когда приехал? Где остановился?
— Я же говорю: в Москве. В гостинице «Москва», между нами один этаж!
— В каком номере? Я спущусь к тебе.
— Пока ты оденешься, то, се, а я готов, сейчас поднимусь.
И действительно, едва Ази успел одеться, в дверь постучали.
Прямо на пороге они обнялись и расцеловались.
— Сердце по тебе истосковалось. О том, что ты здесь, в академии учишься, я еще в прошлом месяце узнал от Нушу хала, когда был в Ленкорани. Ну, неверный, в последнее время совсем ты меня позабыл, даже писем не пишешь!
— Да, Самед, виноват, времени отдышаться не было. Но ты же знаешь и без писем: стихи твои у меня на устах, а любовь — в сердце. Я тебя всегда помню…
Самед смутился.
— Я, как только в Москву приехал, в академию сразу позвонил. Сказали, что ты живешь в гостинице «Москва». Ну, вот, тут уже я тебя разыскал.
— Ну, а ты? Когда из Баку? Как там дела? Как в Ленкорани?
— Приехал вчера ночью. — Самед сел на диван, вытащил из серебряного портсигара папиросу, прикурил. — Все по-старому, особых новостей нет. Но, конечно, на каждом шагу чувствуешь и в Баку, и в Ленкорани, что мужчин мало… — говоря, Самед приглядывался к Ази. — Вид у тебя усталый, хмуришься. Все ли благополучно с учебой, с экзаменами? Или чем другим озабочен?
— Экзамен я сдал на отлично.
— Тогда что же? — настойчиво допытывался Самед.
— Да ничего особенного. Ночью говорил со своими, ну, и на полуслове прервали. Тофика к телефону подвели, а поговорить с ребенком не удалось. А вечером уезжаю. Если заново заказать Ленкорань, придется весь день ждать, а тьма дел, надо все успеть.
— Из-за этого расстроился? Жаль, конечно, что не дали поговорить со всеми, особенно с сыном, но что делать, связь перегружена… Я в Москве тоже не задержусь, завтра уезжаю, а как только вернусь в Баку, сразу поеду в Ленкорань, что нужно передать, какое поручение выполнить, — скажи, все в точности сделаю.
— Большое спасибо, Самед, но я против того, чтобы ты из-за моих поручений ездил в Ленкорань. А пока давай закажем что-нибудь по случаю встречи.
Но Самед не дал ему даже за трубку телефона взяться.
— Постой, я рад быть твоим гостем, но только давай сначала условимся: если ты сможешь отыскать в ресторане то, что есть у меня, тогда я остаюсь, звони! Если же нет, мы спускаемся вниз, ко мне, идет?
Ази засмеялся.
Беседуя, они спустились на третий этаж. Неиссякаемый оптимизм Самеда, его веселость развеяли мрачное настроение Ази, хотя, конечно, не могли заставить его забыть о сыне, о семье.
После встречи с Самедом Ази поехал в Управление бронетанковых и механизированных войск, на прием к командующему.
— Поздравляю вас, товарищ Асланов, — сказал маршал бронетанковых войск, крепко пожимая ему руку. — Вам присвоено звание генерал-майора танковых войск. Оно вами заслужено. В академии вы обдумали и обобщили накопленный опыт и едете на фронт с новыми силами. Фронт нуждается в способных, решительных военачальниках, в молодых генералах, как вы.
Командующий, полный, с кротким, мягким лицом человек, был добр и сердечен, его слова окрыляли.
… О присвоении Ази Асланову генеральского звания никто в академии еще не знал, разговоров на этот счет среди слушателей не было, это событие явилось для Ази полной неожиданностью. Купив в газетном киоске, в вестибюле гостиницы, «Красную Звезду», он увидел и прочел постановление Совнаркома СССР о присвоении высших воинских званий, и среди фамилий ряда товарищей увидел свою фамилию. Он был рад этому событию в своей жизни, целиком отданной армии.
Командующий прошел за стол, сказал:
— Садитесь, генерал Асланов. Я знаю, как вы сражались на Сталинградском фронте, знаю о ваших действиях в районе Верхне-Кумского, наслышан об отваге ваших танкистов при форсировании Днепра. Впереди много еще трудных дел.
И маршал заговорил о положении на фронтах. Сказал, что на танковые войска, и, конечно, на танкистов Асланова, командование возлагает большие надежды.
— Ваша бригада переводится из резерва в состав войск третьего Белорусского фронта, сказал маршал. — Это новый для вас театр военных действий. Подумайте о возможных его особенностях…
Как будто сказано было все, но, прежде чем отпустить Асланова, маршал переговорил с кем-то по телефону и вызвал к себе молодого полковника:
— Знакомьтесь, полковник: перед вами генерал-майор танковых войск Ази Асланов. Поручите, чтобы его обеспечили генеральской формой!
— Товарищ маршал, я могу поехать на фронт и в этой форме… Разве что сменю погоны, — сказал Ази, представив, сколько времени потребуется на экипировку.
— Генералу нельзя носить форму полковника, маршал повернулся к офицеру. — Так раздобудьте форму, погоны, фуражку, сапоги, вообще все, что положено.
Маршал пожелал молодому генералу боевых успехов и попрощался.
Ази, не теряя ни минуты, к обеду выправил все необходимые документы и завершил все важные дела, потом поехал в академию, попрощался с преподавателями и сокурсниками, накупил груду книг, в детском отделе магазина прихватил два игрушечных танка для своих сыновей и охапку других игрушек, и поспешил в гостиницу.
Дежурная передала ему телеграмму.
«Дорогой мой брат, от души поздравляю тебя, обнимаю, целую. В шесть буду в гостинице. Обязательно подожди меня. Твой Самед Вургун».
Взволнованный, Ази поднялся в номер.
Следом за ним горничная принесла пачку телеграмм из Баку, Ленкорани, из других районов Азербайджана. Мать и Хавер, Рза, друзья и знакомые — все поздравляли его с присвоением генеральского звания.
«Как быстро узнали об этом, — думал Ази, сидя на кровати. — Как выразить им свою признательность и благодарность? Одних адресов я не знаю, другие позабыл… Пишут совсем незнакомые люди…»
Поезд отходил в девять часов вечера. Еще было время. Ази аккуратно сложил вещи; упаковал игрушки и подарки детям, заглянул в памятку: все ли сделано? Все. Он ничего не упустил из виду. Написал матери и жене, отдельно — Тофику, потом разделся и лег в постель. Ноги гудели от усталости, в голове шумело. Закрыв глаза, он задремал.
Проснувшись, Ази перечитал телеграмму из дому; вспомнил мать, жену, сыновей, и погрустнев, глянул на часы: еще час до отъезда.
Он спустился к Самеду. Номер был заперт.
— Ох, как вовремя ты пришел, брат, — сказал подоспевший Самед, останавливая Ази, который уже повернул назад. — Извини, я задержался. Ну, поздравляю тебя! Сегодня наш праздник. Давай, проходи, садись, сегодня ты именинник, ей-богу! Ты хоть представляешь, как радуются в Азербайджане? Там читают все, что пишут о тебе в газетах. И сами пишут. Рады! А почему? Потому что наш народ испокон веков любил своих героев, чтил их имена!
— Мне кажется, ты увлекаешься, Самед, и слишком расхваливаешь меня. Я не из тех героев, о которых пели поэты. Я просто служу. Сейчас такое время, что каждый старается делать все, на что только способен, во имя победы. Выполняю свой долг. — Ази сел на мягкий диван в углу комнаты. — Этого от нас требуют, этому нас учили. Ну, а насчет генеральства… Генералов у нас было немного. Но были. И каждый был яркой личностью. Я вот сегодня вспомнил Шихлинского. В двадцать шестом году — мне было тогда шестнадцать лет, — я был в Баку на курсах. Однажды нашу школу военной подготовки посетил генерал Алиага Шихлинский. Он тогда непосредственно занимался подготовкой национальных командирских кадров. Переводил на азербайджанский язык военные уставы, инструкции, наставления, учебные пособия, потому что большинство юношей, обучавшихся на курсах и в военных школах, прибыло из уездов и районов Азербайджана, и русского языка не знал почти никто… Так вот, нам говорят, что придет генерал. Мы прямо трепетали от волнения, потому что много слышали о Шихлинском, наши учителя и командиры много о нем рассказывали, да, честно сказать, и генерала живого мы не видывали, тогда ведь это звание было упразднено, но за ним оно оставалось. Участник русско-японской войны, проявивший героизм в боях при Порт-Артуре, известный специалист в артиллерийском деле, автор своей системы артиллерийской стрельбы, известной под названием «треугольник Шихлинского», «бог артиллерии»… Мы, курсанты, ждали встречи с ним, и не обманулись в своих ожиданиях. Помню его лицо. Оно как бы излучало свет. Он был очень приветлив, внимателен. Ознакомился со всеми делами, с методикой, говорил и расспрашивал… А нам, курсантам, сказал: «Быть командиром народной армии, дети мои, огромная честь. Любите эту истинно мужскую профессию, которую вы избрали, всем сердцем, овладевайте ее тайнами и секретами. Старайтесь вникнуть во все, постичь всю глубину военных знаний и никогда не останавливайтесь на полпути. Без знаний и без решительности победы в бою не одержать!» Помню, у меня был составленный Шихлинским «Краткий русско-тюркский военный словарь». Мой собственный экземпляр. Вижу, генерал человек доступный. Я осмелел, взял словарь и подошел к нему: «Если можно, напишите несколько слов на память». Он спросил у меня имя, фамилию, и наискось на первой странице написал: «Курсант Ази Асланов, я хотел бы, чтобы ты стал достойным командиром нашей армии. Чтобы наш народ, наша родина гордились тобой. Алиага Шихлинский». Ты не можешь представить себе, Самед, как я был горд! Радости моей не было предела. Этот словарь я берег пуще глаза. Товарищи завидовали мне. Но однажды мы поехали на тактические учения, а вернувшись с них, я обнаружил, что словарь исчез. Я и сейчас, после стольких лет, жалею об этой потере… Но вот еще момент: сдавал я экзамен одному старому артиллерийскому генералу. Узнав, что я — азербайджанец, он сказал, что хорошо знал моего земляка Алиагу Шихлинского, и долго о нем говорил. И именно от него я узнал, что Шихлинский скончался в августе прошлого года… И сегодня я первым долгом о нем вспомнил. Кажется, какую-то часть его наказов я выполнил… А известие о его смерти меня потрясло…
