боялся упустить Петрович.
С крыши бронепоезда во врага полетели десятки гранат. Две взорвались на платформах прикрытия, выведя их из строя и уничтожив сидевших за мешками с песком пулемётчиков.
Вокруг бронепоезда началась паника. Взрывы гранат, щелчки выстрелов, свист пуль… Всё слилось в единый грохот.
Те из немцев, кто ещё не успел сойти с бронепоезда, попытались закрыть двери, но партизаны уже спускались с крыши и врывались внутрь. А когда охрана пришла в себя и попыталась отбить захваченный поезд, из леса застрекотали автоматы и пулемёты. Это вступили в бой бойцы партизанского отряда, возглавляемые Бугровым.
Немцы сопротивлялись с отчаянием обречённых. Они знали, что сдаваться партизанам нет смысла, так как «лесные разбойники» не обременяют себя заботой о пленных.
Атакующие бронепоезд бойцы тоже наседали с неумолимым упорством. Они знали, что в их распоряжении не так уж много времени. К немцам может подоспеть помощь от реки и тогда… тогда отряду придётся погибнуть, так и не выполнив задания!
Вокруг бронепоезда стоял немыслимый грохот. Густой утренний туман пронзали ослепительные вспышки, слышались грохот рвущихся гранат, треск пулемётов и автоматов.
Партизаны медленно продвигались вперёд. Они падали, прятались за кусты, пеньки, стволы деревьев, ползли и опять поднимались. Отдышаться можно будет только после боя у бронепоезда, к которому многие из них не дойдут никогда. Страшная передряга, сущий ад!
Небо светлело, туман рассеивался…
* * *
Глаза у Дмитрия Сумкина горели, как у коршуна, парящего в небесах и выглядывающего добычу. Сидя в кустах у стрелки, он всей душой и мыслями был там, у бронепоезда. Он бы всё отдал за участие в бою рядом со своими товарищами. Только приказ Петровича удерживал его здесь, у стрелки, которую он должен взорвать, чтобы отрезать путь бронепоезду, если его захват потерпит неудачу.
Слух уловил постукивание колёс по рельсам. Сумкин встрепенулся. Руки его сжались в кулаки. Он напряжённо приподнялся, скользнул вправо изумлённым взглядом и оторопел. По рельсам в его сторону катилась дрезина.
«Вот это ни хрена себе! – подумал Дмитрий встревоженно. – Что это, случайность, или немцы, услышав пальбу, выслали помощь?»
Времени для раздумий с каждой секундой становилось всё меньше и меньше. Сумкин оценивал опасность.
За его спиной, у бронепоезда, бой был в самом разгаре: яростно свистели пули, рвались гранаты. А дрезина приближалась. Уже невооруженным глазом было видно, что немцы на её платформе готовятся к бою. И тогда…
Дмитрий привстал на колено, вскинул ППШ и дал короткую очередь по вражескому транспорту. Он не ожидал толку от стрельбы наугад, он просто поступил так, как подсказало ему сердце: Сумкин не мог позволить, чтобы дрезина проехала мимо него беспрепятственно, подвозя к бронепоезду помощь врагам.
Дрезина даже не сбавила скорость. А вот с её платформы залаял тяжелый пулемёт. Застрочили автоматы-«шмайсеры». Возможно, было ещё и более мощное оружие, но оно пока не проявилось.
Сумкин огляделся. Место, на котором он находился, было слишком открыто. Как только дрезина подъедет ближе, немцы превратят его в решето. А вот чуть правее, в нескольких метрах густые кусты, а за ними лес – спасение. Всё было бы хорошо, не будь он «прикован» к стрелке приказом командира. А сейчас ему надо было заставить дрезину остановиться!
Дмитрий отполз за большой куст и подтащил поближе сумку с гранатами. Куст конечно же слабая защита, но лучше, чем ничего. Немцы, скорее всего, вряд ли разглядят его с высоты платформы, но ему не укрыться от пуль…
– Эй, Сумкин, жив ещё? – послышался сзади знакомый голос.
– Это ты, Василий? – прокричал в ответ Дмитрий. – Ползи к кусту, только скорее!
Он приподнялся и выпустил ещё одну короткую очередь в сторону приближающейся дрезины.
– Где ты? – крикнул Фролов ошарашенно и с какой-то горячностью.
– Сюда ползи! Ты с Петровичем?
– Он к бронепоезду побежал, – уже злее прокричал Василий. – Меня вот к тебе послали, чтобы сдуру стрелку не подорвал!
В это время с дрезины ударил пулемёт. Сумкин прижался к земле. Пули прошли мимо. Фролов подползал к нему.
– Хрен вам, фашисты подлючьи! – закричал Дмитрий и выпустил длинную очередь по дрезине. – Я не пущу вас к бронепоезду! Надо будет, под колесами себя взорву!
Он оглянулся. Переводчик уже дополз до куста и откинулся на спину, стараясь отдышаться.
– Прикрой меня, Васька! – крикнул Дмитрий и выхватил из сумки две противотанковые гранаты.
– Ты что задумал? – закричал Фролов, вскидывая автомат.
– Стреляй по ним! Чего медлишь?
Немцы открыли шквальный огонь по кусту, за которым прятались партизаны. Пулемётные пули рыли землю вокруг бойцов, но ни одна из них не причинила им вреда. И как только колёсная пара заехала на стрелку, Сумкин выдернул зубами обе чеки из гранат и под градом вражеских пуль одну за другой швырнул их на платформу.
Прогремели два оглушительных взрыва. Дрезину сбросило с рельсов взрывной волной, и вокруг стало тихо.
– А это ещё вам, для верности! – закричал Сумкин, швырнув в горящую за рельсами дрезину ещё две гранаты. – Одна от партизан, а вторая от казаков оренбургских!
Дмитрий обернулся.
– Васек, как ты? – крикнул он.
– Зацепило малость, – услышал он голос Фролова. – Помоги… Думаю, что наши уже захватили бронепоезд…
Сумкин кое-как взвалил переводчика на плечи, подобрал автоматы и, согнувшись, спотыкаясь, заковылял по шпалам. От чрезмерного напряжения он тяжело дышал, того гляди, сердце разорвётся и глаза выскочат из орбит. Наконец он дошагал до бронепоезда, стрельба вокруг которого к тому времени стихла. С тяжёлым выдохом он уложил на шпалы раненого Василия, и сам присел на рельсу, не чувствуя ни рук, ни ног. Но стрельба возобновилась…
– Уходи, – прошептал Фролов. – Уходи, Димка. Не спастись нам вдвоём.
– Казаки своих не бросают… – прохрипел Сумкин, и его автомат застучал, разя разбегающихся немцев.
Он опустился на колени, обхватил руками раненого товарища, взвалил его на плечо и, прежде чем сойти с железнодорожного пути, глубоко вздохнул. Потом, напрягая усталые мышцы, Дмитрий, покачнувшись, сделал шаг в сторону бронепоезда… А пули все ещё летели вокруг, но он шёл и шёл, думая не о себе, а о том, что выносит с места боя друга.
Сумкин едва держался на ногах, благополучно, но достиг кустов, доходящих ему до пояса, уложил на них Фролова, а сам свалился рядом, ободрав об острые ветки руки и лицо. Он долго переводил дыхание, прижав к лицу окровавленные ладони. Тело ломило от усталости, онемели затёкшие руки, и едва соображала голова.
Вдруг стрельба затихла. Сумкин встал и осмотрелся. Становилось светло, и было похоже, что бой закончился. «Кто же одержал победу? – подумал он. – Может, мне обратно к стрелке пора? Нельзя же выпустить из ловушки проклятый бронепоезд!»
Склонившись над раненым Фроловым, он сказал:
– Васёк, прости… Я не знаю, кто одержал верх в бою, но выпустить бронепоезд за стрелку не имею права. Я бы никогда тебя не бросил, поверь, но взорвать стрелку и запереть бронепоезд – сейчас важнее
