Хваленского не раз посещала мысль самостоятельно опробовать МиГ-21 в бою, но он гнал ее прочь. Слишком многих капитан подставил бы, отправившись на перехват или свободную охоту, — а кому-то из соотечественников это могло бы стоить и жизни. И потому он ограничился тем, что приказал техникам подвешивать пушку к очередному облетываемому истребителю. МиГ-21ПФМ, который получали вьетнамцы, встроенного вооружения не имел, и потому скорострельная пушка при надобности подвешивалась под брюхом в специальном контейнере.
— А зачем вы летаете с оружием? — подозрительно спросил как-то вьетнамский замполит, въедливый до тошноты параноик.
— Мы сокращаем время подготовки самолета, — спокойно ответил капитан. — Истребители будут передаваться вам сразу с вооружением, в случае чего можно быстро подготовить их к вылету.
— И пушки заряжены?
— Когда в ангаре стоят — да.
Истине это слегка не соответствовало, — в ангаре как раз оружие держали разряженным. Но таких тонкостей замполит не знал, и потому успокоился:
— Ну ладно…
С тех пор на душе у Хваленского стало полегче.
…На седьмой день капитан устроил лейтенантам экзамен с пристрастием, и был приятно удивлен — все трое смогли выучить необходимые фразы. Даже Ашот отвечал без запинки, — правда, его акцент наверняка поставил бы на уши всю радиоразведку американцев, выйди он в эфир.
— Отлично. Сегодня дам каждому провозной полет, чтобы проверить вас, — а там посмотрим, — заключил Хваленский. — Кто полетит первым?
— Я, — хором сказали все трое. Капитан улыбнулся:
— Понятно… Первым полетит Маргелов, потом Газарян, третьим — Николаенко. Вопросы есть?
— Никак нет!
— Тогда в машину — и на аэродром.
…Было чертовски приятно снова оказаться в небе после стольких дней изматывающей рутины. Пока самолет набирал высоту, внизу виднелись ровные квадратики рисовых полей, небольшие аккуратные деревеньки, рощицы возле озер, извилистая ленточка реки… Потом МиГ врывался в облака, и за стеклом бурлила серо-белая хмарь. А спустя секунду-другую машина вдруг оказывалась в чистом небе, — и справа ослепительно вспыхивало солнце. Земли больше не было видно; куда ни кинь взгляд, — всюду лишь сплошное белоснежное поле от горизонта до горизонта. Тут и там над этой небесной равниной поднимались причудливые нагромождения облаков, напоминающие то горы и сказочные замки, то невиданных чудовищ, — и Хваленский то облетал их, то проносился прямо сквозь очередную призрачную скульптуру. Сердце лейтенанта, как и тогда, в училище, сладко замирало, когда самолет приближался к облаку — а вдруг не прорвется, застрянет в нем, как в сладкой вате? Но «спарка» упрямо пробивала себе дорогу сквозь тучи, и снова неподалеку сияло приветливое солнце.
— Бери управление! — раздался в наушниках старлея голос Хваленского. — Маневрируй, как в голову взбредет. Я хочу посмотреть, что ты умеешь. — Уступаю.
— Есть, принял!
Левой рукой Володя плотно обхватил РУД — рычаг управления двигателем, — правой же взялся за ручку управления самолетом, а ноги поставил на педали. Глубоко вздохнув, он улыбнулся сам себе и произнес:
— И р-раз! — и плавно, но быстро двинул ручку управления влево.
Бочка! Линия горизонта бешено вращается по кругу. Раз, два, три. Хватит, теперь мертвая петля! Прибавить обороты, ручку плавно на себя, — и машина задирает нос в холодную синеву, словно пытаясь подняться еще выше, прямо в космос… Еще мгновение — и вот уже облака оказываются над головой, а небо под ногами. А потом вниз, словно с горки, — и небо с землей снова меняются местами… Еще бочка, потом боевой разворот, потом вираж и штопор… Перегрузки то вжимают в кресло, то стараются выбросить из него, туго натягивая привязные ремни. Кровь то приливает к голове, — и тогда темнеет в глазах, а к горлу подкатывает тошнота, — то вдруг устремляется в ноги при резком взятии ручки на себя. Еще бочка, еще петля, штопор, полет на спине! «Как мало надо для счастья…» — вспоминал Володя слова своего инструктора, учившего его летать. «Достаточно иметь крылья».
— Противник сзади-сверху! — вдруг крикнул Хваленский, когда Володя выровнял машину после очередной петли. Лейтенант почувствовал, как холодеет в груди — «спарка» была не вооружена, хотя теоретически могла нести ракеты. Если их подловят американцы — останется только удирать от янки, ожидая помощи. И все же он, не раздумывая, бросил машину влево и, крутя головой, попытался увидеть неведомого противника, заходящего ему в хвост.
Там было пусто. Не веря своим глазам, лейтенант переложил ручку вправо, и пока самолет выполнял крутой вираж, снова посмотрел назад. Опять ничего.
— Сзади чисто, — неуверенно доложил он.
— Все верно, — спокойно отозвался Хваленский. — Там ничего нет. Я проверял, как ты себя ведешь при опасности. Пора приземляться, беру управление.
— Понял, уступаю, — ответил старлей, с сожалением кладя руки на колени.
«Спарка» продолжала полет, но вел ее теперь Хваленский. Ручка управления между ног Володи, соединенная с такой же ручкой в кабине капитана, двигалась теперь словно бы сама по себе.
Пробив облака, капитан зашел на посадку. Володя, воспользовавшись моментом, попытался рассмотреть с высоты лагерь и проложенную к подземным ангарам потайную рулежку, но, сколько ни вглядывался, так и не смог их заметить. Маскировка у вьетнамцев действительно была на высоте. Аэродром выглядел абсолютно негодным к использованию — сверху ясно были видны лишь разрушения. Единственное, что было нетронутым — вышка КДП, да радар неподалеку.
Полоса уже набегала под колеса МиГа стремительной светло-серой лентой, как вдруг старлей явственно увидел на бетоне впереди несколько темных пятен. Воображение тотчас услужливо нарисовало глубокие воронки, проделанные бомбами, а потом Володя в деталях представил себе, как сейчас его машина попадет колесом в одну из них, — и взорвется вместе с ним и с капитаном. В горле у него мгновенно пересохло, и он, нашаривая между ног рукоятки катапульты, заорал:
— Бля, командир, внизу воронки, уходи!
— Не ссы, это обманки, — неожиданно спокойно ответил Хваленский. В следующий момент колеса самолета, слегка взвизгнув, коснулись полосы, и МиГ как ни в чем не бывало прокатился прямо по пятну. С немалым облегчением лейтенант понял, что все в порядке. Он перевел дух и попытался расслабиться, но мышцы от смертельного ужаса свело так сильно, что удалось ему это далеко не сразу.
— Жив? — спросил Хваленский, когда они заруливали на стоянку.
— Жив… — пробормотал Володя. — Я думал, ща вдребезги…
— Ага. На настоящие здорово похожи. Вьетнамцы так янки-разведчиков дурят… Полоса как будто раздолбана — значит, непригодная. А это краской нарисовано или еще как-нибудь сделано…
— Понятно…
— Все, приехали, — Хваленский выключил двигатель, и лейтенант вдруг ощутил, как стало жарко в тесной кабине. Открыв фонарь, он стащил с себя кислородную маску, перебросил ее через борт и, глотнув показавшегося необычайно вкусным воздуха, стал торопливо расстегивать привязные ремни. Подкатил заправщик. Пока летчики выбирались из кабины по приставленным стремянкам, техники принялись заправлять почти опустевшие баки спарки.
— Летаешь ты хорошо, — сказал Хваленский, когда они отошли от самолета. — Завтра слетаем на ознакомление с районом, а пока учи карты. Потом уже начнем тренировать вьетнамцев.
— Есть, товарищ капитан, — ответил Володя.
Капитан вытер со лба пот.
— Зови Газаряна.
— Есть… — кивнул Володя. Но Ашота искать не пришлось — он уже спешил к самолету.
Старлей попросил у одного из техников фляжку и выпил почти половину воды.
Она тоже была необыкновенно вкусной.
…Еще через неделю старшие лейтенанты начали обучать вьетнамцев. Теоретические занятия сменялись полетами; курсанты в целом успешно осваивали новый для них истребитель, но быстро выяснилось, что на менее скоростном МиГ-17 летать им было все-таки проще. Чуть получше там был обзор, поменьше скорости на взлете и посадке, немного попроще управление — да и за локатором следить не приходилось. Кроме того, доходяг-вьетнамцев быстро выматывало маневрирование на больших скоростях. Идеалом для МиГ-21 являлся летчик весом около восьмидесяти килограммов и ростом примерно метр восемьдесят. Таких вьетнамцев можно было пересчитать по пальцам, — но и они при небольшой (по меркам инструкторов) перегрузке быстро теряли сознание. После первых полетов на отработку высшего пилотажа многих курсантов приходилось доставать из перепачканных кабин — сами они вылезти не могли. Здраво рассудив, что американцы вряд ли падают в обморок при шестикратной перегрузке, Вася без обиняков заявил полковнику Цзиню:
